Правители тьмы

Затем она ахнула, потому что узнала этого человека. "Этельхельм!"

Имя сорвалось с ее губ почти случайно. Через мгновение оно было у всех на устах. И певец и барабанщик ухмыльнулись толпе, которая была такой враждебной, а теперь остановилась, неуверенная, ожидая услышать, что он скажет. "Привет, ребята". Его голос был расслабленным, непринужденным. "Я часто использую немного магии, чтобы я мог выходить из дома, не беспокоя людей. Должно быть, это прошло. Могу я спеть тебе песню, чтобы загладить то, что напугал тебя?"

Он сказал большую, оглушительную ложь, и Ванаи знала это. Рыжеволосые жаждали заполучить Этельхельма. Но толпа этого не знала. В один голос они закричали: "Да!" Они могли бы наброситься толпой на обычного каунианца или полукровку, которому не повезло с его магией. Этельхельм не был обычным. Возможно, он потерял свою магию, но ему все еще немного везло.

И у него все еще был его голос. Он выхватил у кого-то деревянное ведро, перевернул его вверх дном и использовал его, чтобы отбивать ритм во время пения. После одной песни - он тщательно выбрал ту, в которой ничего не говорилось об альгарвейцах, - толпа взвыла, требуя следующей. Импровизированный концерт все еще продолжался, когда Ванаи ушел.

Он уйдет, подумала она. Он будет продолжать играть, пока не удовлетворит их, затем уйдет куда-нибудь один и возобновит свое заклинание. И тогда он станет обычным фортвежанином ... таким же, как я обычный фортвежанин. Но это было не совсем правильно. Альгарвейцы хотели заполучить Этельхельма из-за того, кем он был, а не из-за того, кем он был. Ванаи медленно покачала головой в изумлении. Наконец-то она нашла кого-то, кому было хуже, чем ей.

***

Когда Скарну побывал в Зарасае один, он не был сильно впечатлен: это был провинциальный городок на юге, к которому человек из Приекуле не особо стремился, чтобы его увидели. Возвращение к этому с Амату и Лауздону было неприятно похоже на пытку. Ему показалось, что двое вальмиранских дворян, вернувшихся из Лагоаса, делали все возможное, чтобы их поймали.

Его гневу не потребовалось много времени, чтобы разгореться. Когда он остался с ними наедине в квартире, которую подыскало для них подполье, он рявкнул: "Почему бы вам просто не носить таблички с надписью "МЫ НЕНАВИДИМ КОРОЛЯ МЕЗЕНЦИО"? Тогда констебли схватили бы вас, и люди, которые действительно знают, что они делают, могли бы вернуться к этому занятию вместо того, чтобы тратить половину своего времени на то, чтобы спасать вас. Всякий раз, когда вы выходите на улицу, вы рискуете собой и всеми, кто помог вам добраться сюда целым и невредимым".

"Извините", - сказал Лауздону, у которого были какие-то остатки здравого смысла. "Королевство изменилось намного больше, чем мы думали, с тех пор, как мы отправили наших драконов на юг вместо того, чтобы сдаться".

"Да". У Амату был резкий, довольно визгливый голос, который разозлил бы Скарну, что бы он ни сказал. Когда он говорил что-то вроде: "Все изменилось к худшему, вот к чему это привело", он раздражал Скарну еще больше. А затем он продолжил: "Похоже, девять человек из каждых десяти - вонючие предатели, вот на что это похоже. И я тоже не так чертовски уверен насчет десятого парня". Он посмотрел Скарну прямо в лицо, когда произнес это - возможно, невежливое - замечание.

Я не должен был бить его по голове, напомнил себе Скарну. Мы на одной стороне. В любом случае, мы должны быть. "Люди пытаются жить своей жизнью", - сказал он. "Вы не можете винить их за это. Что делать официанту, если в его заведение заходит альгарвейец? Вышвырнуть его вон? Бедный сукин сын был бы арестован или, что более вероятно, предан огню ".

"И кто бы его арестовал?" Вставил Лауздону. "Скорее всего, не рыжеволосые. Это был бы валмиерский констебль. Держу пари, что арестовал бы".

"Они настоящие предатели", - прорычал Амату. "Их всех нужно укоротить на голову, силы внизу съедят их". Он был скор на осуждение. "И официанты тоже. Если альгарвейец заходит в их закусочную, рыжему следует выйти оттуда с потеками или блевотиной. Это послужило бы ему уроком".

"Так бы и было", - согласился Скарну. "Урок в том, что с официантом, который испортил его тушеное мясо или отбивную, должно случиться что-то ужасное. У тебя нет ни капли здравого смысла, Амату."

"У тебя нет яиц, Скарну", - парировал аристократ, вернувшийся из изгнания.

Лауздону пришлось встать между ними. "Остановитесь!" - сказал он. "Остановитесь! Если мы поссоримся, кто будет смеяться? Мезенцио, вот кто".

Этого было достаточно, чтобы остановить Скарну на его пути. Амату все еще кипел. "Я должен вызвать тебя", - прорычал он.

"Да, продолжайте - подражайте альгарвейцам", - сказал Скарну. Это поставило другого аристократа в тупик, когда ничто другое не справилось с задачей. Настаивая на своем, Скарну продолжил: "Можем ли мы искать способы причинить вред врагу, а не друг другу?"

"Похоже, ты не знаешь, кто враг". Но теперь голос Амату звучал только угрюмо, а не раскаленно.

"Мы делаем, что можем", - ответил Скарну. "Мы пришли сюда, помните, потому что множество лей-линий проходят на юг через Зарасай. Мы хотим помешать рыжеволосым послать каунианцев на побережье и вырезать их, чтобы нанести удар по Лагоасу и Куусамо ".

Губы Амату скривились. "Может быть, ты пришел сюда за этим. Я пришел сюда, чтобы нанести удар по альгарвейцам и их комнатным собачкам-лизоблюдам. Кого волнует, что происходит с королевствами по ту сторону Валмиерского пролива?"

Изо всех сил стараясь быть разумным, Лауздону сказал: "За исключением Ункерланта, это единственные два королевства, которые все еще сражаются с Альгарве. Это кое-что значит". Все, что он получил, это очередную насмешку от Амату.

Скарну сказал: "Мой господин, если вы не заинтересованы в выполнении работы, для выполнения которой вас послали сюда, если вы предпочитаете делать то, что считаете наилучшим, вы можете это сделать. Но тебе придется съехать с этой квартиры и найти другую самостоятельно, и тебе тоже придется нанести удар по рыжеволосым самостоятельно. Никто из подполья тебе не поможет."

"Найти квартиру самому?" Амату выглядел испуганным. Без сомнения, ему никогда в жизни не приходилось искать жилье. Скарну задавался вопросом, есть ли у него какие-либо идеи, как это сделать. Судя по выражению его лица, вероятно, нет.

"Борьба с Алгарве важнее любого отдельного человека". Скарну знал, что звучит как особенно липкий призывной плакат, но ему было все равно. Все, что угодно, лишь бы извлечь хоть какую-то пользу из Амату.

"Хорошо. Хорошо!" Вернувшийся изгнанник вскинул руки в воздух. "Я твой. Делай со мной, что хочешь. И как только вы закончите, как только у меня появится свободное время, получу ли я ваше милостивое позволение разобраться с альгарвейцами по-своему? Он поклонился почти вдвое.