Правовая структуризация и систематика

В интересующем нас контексте встречаются указания и на то, что юридическая процедура являет собою совокупность совершаемых по определенной этапности (ступенчатости) и имеющих юридическое значение поведенческих актов, каждый из которых вызывает (способен вызывать) «собственные», локальные, правовые последствия, влияющие на ход и действительность всей процедуры в целом. Подобное видение представлено у А.А. Копиной и по своей смысловой нагрузке представляется оптимальным.

Обращая более пристальное внимание на область системного значения вопроса о соотношении «процесса» и «процедуры» в праве, укажем, что, по мнению О.В. Яковенко, «все отрасли права по своему социальному назначению являются средством правового регулирования общественных отношений, различных процессов жизни общества. Следовательно, им, наряду с нормами материального права, призванными регулировать материальные отношения, отношения между людьми в различных областях, сферах их жизни, присущи также процессуальные нормы, выполняющие организационно-процедурные функции по созданию условий и обеспечению действия норм материального права. Правовые процессы – это только разновидность процессов, существующих в обществе. Само право – развивающаяся субстанция, и его развитие тоже процесс. Каждая отрасль права как составная часть этой субстанции является, в свою очередь, развивающейся сложной системой, которой свойственны собственные процессы.» [178] . Воззрения О.В. Яковенко, в определенной части, представляются не совсем верными. В частности, субъектами права далеко не всегда выступают именно «люди». В свою очередь, различные сферы жизни регламентируются нормами вовсе не только лишь материального, но и процессуального права. Также думается, что нельзя делать абсолютного (не содержащего оговорки) утверждения о том, что все отрасли права должны содержать процессуальные нормы. Впрочем, рассуждения на данную тему уже перетекают в «плоскость» вопроса о понимании юридической конструкции «отрасль права».

Неоднозначно воспринимается нами и указание В.Н. Протасова на то, что устанавливающие материальные правовые процедуры юридические поведенческие правила должны быть как можно больше «приближены» к системе законодательства, к тем регулятивным правовым нормам, на практическое воплощение которых они направлены. В данном случае вызывает возражение стремление к «консолидации» («сближению») систем права и законодательного материала.

В свою очередь, Л.Д. Ухова высказывается за фиксацию процедурных норм, касающихся порядка реализации поощрения, без «отрыва» от изложения самих предписаний, предусматривающих поощрительную меру. Это видение и вовсе носит юридико-технический характер. Причем в случае своей реализации оно существенно усилит и так имеющуюся в отечественной легальной практике и негативно воспринимаемую нами тенденцию к «регламентному», излишне детализированному, массивному, объемному, а потому и сложному способу изложения юридических норм в статьях актов позитивного права.

В целом же можно резюмировать, что сущность проблематики соотношения правового процесса и процедуры имеет значение и для гносеологии интересующего нас корреспондирующего явления, и для исследования и решения вопросов его действия. Нельзя не учитывать того, что системное правовое воздействие не может быть осуществлено (по меньшей мере, надлежащим образом) без «равновесия», вне учета оптимального сочетания материальных и процессуальных правовых норм.

С правовых же, равно как и с филологических позиций, понятия «процесс» и «процедура» не синонимичны. Процесс относится к какому-либо явлению (к целому), а процедура только лишь к «включенному» в него действию или бездействию (т. е. к элементу целого). Процесс уже по самой своей природе предполагает последовательность, а процедура – всего-навсего официальность. При этом исключительной официальной «привязки» у процесса как раз нет. Таким образом, понятие правового процесса (по сравнению с понятием одноименной процедуры) представляется более объемным. Оно охватывает не только официальные порядковые, но и иные срезы правовых явлений (в том числе и те, что не исключают наличия материального компонента). Именно поэтому часть правовых общностей и получила наименование процессуальных (а не процедурных) отраслей права, образующих в своей упорядоченной совокупности такой составной элемент системы права, как процессуальное право.

Обращаясь же к вопросу о материальном и процессуальном праве непосредственным образом, отметим, что если выделение иных крупных подразделений (элементов дуалистической конструкции, отраслей) в большей или меньшей степени в юриспруденции все же оспаривалось, то бытие двух названных нами блоков в качестве компонентов правового строения всегда признавалось и на доктринальном, и на профессионально-практическом, и на учебном уровнях. Действительно, оспаривать существование в праве различающихся между собой секторов материального и процессуального порядка абсурдно и бесперспективно. Их наличие обусловлено самой практической направленностью правового действия, целью интересующего нас регулирования (коей выступает упорядочение определенного пласта, уровня, среза, социального поведения, взаимодействия).

Вместе с тем материальный и процессуальный компоненты правового строения нуждаются в разноаспектном, тщательном и рациональном исследовании как раз таки в виду константности своего фактического и восприятивного присутствия в правовом массиве, по той причине, что их совокупность полностью объединяет, по меньшей мере, данные объективного (объективированного) права. Кроме того, неоднозначными являются и вопросы взаимодействия, соотношения, «сосуществования» как материального и процессуального права в целом, так и их отдельных частей.

Уже обозначалось нами и то, что область процессуального права и сама по себе трактуется неоднозначно, особенно в контексте связи таковой с наличествующими в юридической области процедурными предписаниями. В отношении же материального права весьма многовариантно решается вопрос о составляющих оное отраслевых образованиях, причем как собственно права, так и законодательства (нормативного правового материала). Вопросы здесь возникают даже в отношении того классического, безусловно выделяемого и признаваемого направления, которое фиксирует сведения о виновных противоправных общественно опасных деяниях преступного вида.

Так, в юридической литературе можно встретить по данному поводу высказывания следующего рода: «…нетрудно заметить, что в принципе функциональные связи в рассматриваемых случаях характеризуются обратной зависимостью: сама уголовная ответственность в определенной степени обусловлена наличием запретов, установленных другими отраслями… Кстати, ряд примеров, приводимых подчас для подтверждения мысли о возможности установления при помощи уголовного права позитивных юридических обязанностей… на самом деле иллюстрирует «подкрепляющую» роль уголовного закона в отношении обязанностей, вытекающих из норм других отраслей права – административного, трудового и пр.» [179] .

Впрочем, неоднозначный отраслевой состав выделяется и по отношению к области процессуального права. К слову, еще Г. Кельзен отмечал, что «определение процессуального порядка играет доминирующую роль в отношении межу конституцией и законом. Тем не менее содержание будущих статутов здесь тоже установлено» [180] .

На современном этапе в отечественном правоведении чаще всего, оперируя статьей 118 Конституции РФ, указывают на такие подразделения процессуального права, как: 1) конституционное, 2) административное, 3) уголовное и 4) гражданское. Исходя из данных этого же статута (а также наличия самостоятельного кодифицированного акта) выделяют еще и арбитражное процессуальное право.

Нередко в специальных источниках указывается также на существование (и необходимость признания) административного, финансового и (или) трудового процессуального права. Гражданский же процесс обычно рассматривается в качестве той процессуальной отрасли, которая обслуживает не только одноименную, но и иные правовые области (в том числе и трудовое право, причисление которого к семье отраслей частного порядка обнаруживается не всегда, – ввиду значительности в данной сфере публично-правовой составляющей). В свою очередь, конституционное право традиционно рассматривается в качестве единого правового образования, нерасчлененного на нормативные, доктринальные и учебные компоненты материального и процессуального толка. Так или иначе, на сегодняшний день, в приложении к преобладающему в отечественном правовом порядке отраслевому дроблению, нельзя признать удобоваримым постулат о том, что каждой отрасли материального права соответствует (либо должно соответствовать) одноименное подразделение права процессуального.

Также стоит отметить, что вопрос о понимании материального и процессуального права имеет существенное значение не только в связи с проработкой темы структурного строения права, но и в контексте систематики интересующего нас явления. Это обусловлено тем, что даже в одном и том же элементе нормативного правового акта (например, в разделе или главе закона) могут отражаться не только собственно-материальные, но иные (сугубо процедурные или же и вовсе процессуальные) компоненты.

Очень часто та или иная область юридико-нормативной регламентации не отражается посредством одного или нескольких актов; специально и четко не разделяется на материальную и процессуальную составляющие. Представляется, что во многом это обусловлено общей (но все же не исчерпывающей, не абсолютной) совокупной достаточностью пределов содержательного действия гражданского, арбитражного и уголовного процессуального кодексов, а также существующей юридико-технической практикой (в этом, как и в иных аспектах, далеко не всегда носящей оптимальный характер).