Прекрасный белый снег
Шрифт:
— Что это? — Светка в растерянности нагнулась над чемоданом. — А как же я... Как же я теперь...
Венька молча наклонился рядом с ней, ему было ужасно неловко, он чувствовал себя полным идиотом. Взять и сломать такую вещь, почти на ровном месте! Хорошо хоть, там имелась ручка, обычная пластмассовая ручка, чтобы просто нести это капиталистическое чудо. Нести в руках, а не катить за откидную ручку на колёсиках. Наверное, будь Светка одна, она справилась бы и сама, но! О чудо! Сегодня ангелы были рядом с Венькой... Он молча поднял эту свою сладостную ношу, взглянул на Светку:
— Пошли. Тут недалеко.
Они потихонечку доковыляли до ЛДМа, поднялись по ступенькам, остановились ненадолго на крыльце. Идти с ней дальше она не предлагала, ей не хотелось,
— Не обижайся, — немного грустно улыбнулась он Веньке, — дальше я сама. Тут столько лишних глаз...
А он и не обижался. Он никогда на неё не обижался. Ну разве можно обижаться на ангелов...?
И тогда, коротко оглянувшись по сторонам, совсем ненадолго, буквально на секунду она прижалась к его рту своими мягкими, горячими губами:
— Вечером придёшь? Приходи! Я буду ждать...
Изогнувшись всем телом она подняла свой тяжеленный чемодан, он придержал стеклянную дверь на входе, и она ушла. А он ещё долго, глядя через стекло как она тащит его через широкий холл и поднимает на второй этаж по лестнице стоял и ждал, пока она не скрылась где-то в глубине. Он вытащил пачку сигарет, в раздумьи закурил, постоял ещё немного и не спеша пошёл на Ждановскую, в СКА, к новому спорткомплексу, куда армейская секция бокса совсем недавно переехала с Инженерной.
В зале он первым делом зашёл к старшему тренеру, шефу, вывалил на стол кучу цветных проспектов, прайслистов и каталогов, всё подробно рассказал, и они вместе ещё долго перелистывали страницы с фотографиями груш, мешков и рингов.
Была суббота, тренировки у него сегодня не планировалось: пацаны его разъехались на каникулы по дачам, а платная, как у них говорили, коммэрческая группа, группа здоровья, "Хотя, какое тут здоровье, — думал иногда Венька, — крушить друг другу рёбра", по субботам отдыхала: человек десять-пятнадцать средней руки начинающих коммерсантов, ищущих острых ощущений, били друг друга по лицу в неделю всего трижды: по понедельникам, средам и пятницам, вечерами с восьми до десяти.
Он переоделся, поднялся в зал, и минут сорок, до хорошего пота поработал на мешке, потом долго стоял под холодным, а после уже под тёплым душем, тянул время; не спеша оделся в свежее и чистое, что оставалось на дне сумки, старое и потное бросил вместе с сумкой в сушилку для перчаток и вышел наконец из зала.
Дневная жара начала уже спадать, с Невы потянуло свежим ветерком, выступления танцоров начинались только в восемь и времени в запасе у Веньки было предостаточно. И хотя, девять трёхминуток на мешке привели его в рабочее состояние окончательно, и тягучая усталость, какая обычно бывает после ночёвок в поездах сразу отступила, Венька всё-таки не выдержал. В магазине на углу Большого он купил пару бутылочек пивка, присел на скамеечку в скверике напротив Владимирского собора, первую одним махом залил в пересохшее после тренировки горло и закурил.
Венька, конечно, переживал, немного, последние события выбили его из колеи. О Светке, об их странной встрече он думал целый день, почти без перерыва, и даже когда лупил с тихой яростью мешок, ясно представлял себе как крушит челюсти своим будущим соперникам, не в ринге, нет, в этой грядущей тревожной неизвестности. Его терзали мысли о Вадиме, её партнёре, о нём она сказала что-то мельком, но прозвучало это немного странно, будто говорила она не о живом, из крови и плоти человеке, а скорее, как о каком-то, прилагающемся обязательно в программе выступлений предмете, и тем не менее! Тем не менее! Венька почти видел, как этот морской тюлень обнимает её за талию, прижимает к животу, а может даже и не к животу, немного ниже! Немного ниже! Думать об этом было невыносимо...
Время однако, шло: пора, решил Веня, пора. В цветочном магазине на Большом он купил пять пунцовых роз, отчего-то ему показалось, что она любит именно розы, и именно такие, и минут уже через десять был у ЛДМа.
Выступления
ещё не начались, но свет в зале уже погасили, не совсем даже погасили, приглушили слегка и только, и от того создавалось ощущение предстоящего, то ли концерта, то ли театрального какого-то действия. Тихим перестуком кастаньет под испанскую гитару звучала фоном немного грустная мелодия, из под закрытого ещё занавеса доносились негромкие голоса. Народа в зале было совсем немного, свободных мест и даже полупустых рядов Венька сходу насчитал не меньше половины. В темноте он спустился вниз, стараясь держаться у стеночки, поближе к тяжёлым бордовым шторам выходов дошёл почти до сцены и осмотрел внимательно весь зал.Ему захотелось вдруг понять, что за люди приходят посмотреть на этот, немного странный в его понимании вид спорта, больше, судя даже по сцене и зрительному залу напоминавшему театр, который Венька с детства не любил. На спортивные состязания, а уж тем более на стадион это совсем не походило. И ещё цветы, Венька искал цветы. Он очень надеялся увидеть хоть маленький букетик у кого-нибудь из зрителей, своего он стеснялся отчего-то. Снизу, от сцены, сразу стало видно: зал заполнен приблизительно на треть, не больше. В первых рядах сидела молодёжь, просто школьники на вид, какие-то девчёнки в мягких, спортивных розовых костюмах: "Тоже, наверное, юные спортсменки", — подумал Венька, подальше, парами и небольшими группками — народ постарше, вроде Веньки и даже немного повзрослее. Никаких букетов, однако, ни у кого из присутствующих в зале он так и не заметил. "Впрочем, — подумал Венька, — цветы ведь можно и на кресло положить, — свободных мест в зале было предостаточно. — Не держать же их, действительно, полтора часа в руках..."
Лезть со своим букетом в первые ряды Веньке не хотелось, ему казалось, он будет выглядеть нелепо, тогда он пробрался поближе к середине, откинул сиденье у соседнего, пустого кресла, и положил цветы туда.
Наконец тяжёлые шторы занавеса медленно раздвинулись, музыка заиграла громче, и на паркетную сцену, держа друг друга за руки, парами пошли участники. Венька насчитал пятнадцать, или даже шестнадцать пар, Светки же среди них как будто бы и не было, ему это показалось очень странным, но её он так и не нашёл. Нет, он увидел несколько светленьких девчёнок, и даже одну с таким же, как у Светки, длинным развевающимися хвостом, но это была явно не она, чересчур уж маленького роста. Светка, он успел это заметить, и в обычных, на среднем каблуке туфлях, недотягивала до его метр семидесяти пяти совсем чуть-чуть, сантиметров пять, не больше.
Одна только показалась ему похожей, чуть-чуть, но какая-то, подумал он, уж слишком длинная, даже немного выше своего полноватого, рыхлого какого-то на вид партнёра. Да и хвоста у этой дылды, тоже не было, даже и намёка: высокая, как у графини из бульварного французского кино, витой какой-то башенкой причёска ни о чём ему не говорила. Лица же её он разглядеть как следует не мог, слишком далеко, да и к тому же, спасибо боксу, видел Веня не очень хорошо, и в очках-то мог не узнать в лицо знакомого буквально метрах в десяти. А здесь, из середины довольно большого зала, без очков, носить которые он всё ещё стеснялся, ну что он мог увидеть? Да и девчёнки все были в боевом раскрасе. Светку же он запомнил без косметики, в жизни она, судя по всему, ей почти не пользовалась, да ей это было и ни к чему. "Ну да, — подумал Венька, — зачем ангелам косметика..."
Довольно скоро он понял: так дело не пойдёт. Пришлось вытащить дурацкие свои, в тяжёлой роговой оправе прямоугольные очки, напялить на нос, и сразу стало лучше. Да, это оказалась именно она, он вычислил её методом исключения, дедукции, почти как Шерлок Холмс. В первых четырёх парах на паркете никакой Светланы не было, во второй четвёрке тоже, в третьей, где танцевала эта дылда, одна Светлана всё-таки нашлась, и ещё одна — в четвёртой, последней группе, но там он не увидел ни одной хоть сколько-нибудь светлой танцевщицы.