Прекрасный белый снег

На море Венька не бывал давным-давно, с юности, почти что с детства, толком и забыл уже что это такое, а в Крыму и вообще ни разу не был. Получилось всё тогда совсем случайно и абсолютно неожиданно даже для него. Не говоря уже о Светке...

Ни в какой Крым он тогда не собирался, вообще ни о чём таком не думал, а занимался с утра до вечера делами: готовился к очередной поездке: мотался по магазинам оптики в поисках фирменных очков. К тому времени он уже больше года как челночил: регулярно, почти без передыху гонял в Поляшку — торговал на местных рынках завоёванными с боями в Гостинке, ДЛТ, и прочих универсальных магазинах Ленинграда качественными и совсем не дорогими по польским меркам отечественными товарами.

Как и у многих многих, да в общем, у большинства мелких коммерсантов-челноков, промышлявших в те годы нелёгким этим бизнесом, началась вся эта историю у Веньки в общем-то случайно. Довольно долго, почти целый год он торговал всевозможным хозяйственным добром — домашним инструментом, постельным бельём из Белоруссии, детским игрушками и прочими житейскими мелочами. Скоро однако, продавать на польских рынках пробойники, молотки, плоскогубцы Вене слегка поднадоело, денег особых этот странный бизнес не приносил, а геморроя было много. К тому же, как-то случайно, совершенно неожиданно Венька наткнулся на интересную, денежную как оказалось тему — импортные оправы, скорее даже и не оправы, готовые очки в фирменных оправах.

Дело было в самом начале лета, помнится ещё, солнце ярко так светило, глаза устали, Венька снял свои, в ГДР-овской, типа позолоченной оправе, недорогие но вполне приличные, большими каплями очки, в то время такие были ещё в моде, протёр стёкла мягкой тряпочкой и положил на стол, просто чтобы глаза немного отдохнули. Минут через пятнадцать пробегавший мимо дядька, поляк лет сорока, ткнул пальцами в его очки:

— Иле? /Сколько?/

— Это мои. Это не продаётся, — растерялся немного Венька.

— Длятшего втеды полОжил? (Для чего тогда положил?) ПолОжил — спшедавай! (Положил — продавай!) Сто пеньчдещёнт дам! — поляк был явно недоволен туповатым русским.

— Но это же мои, — оправдывался Венька. — Я же без них не вижу... Сам ношу... — и в подтвержение напялил очки на нос.

Тот достал лопатник:

— Добже. Сто шестьдещёнт. ДАвай! Спшедай!

Постепенно вокруг начала собираться небольшая толпа сочувствующих и зрителей. Какая-то, очень прилично одетая дама в возрасте, предложила Вене двести. Ситуация из анекдотичной постепенно превращалась в абсурдную, в чём-то даже невыносимую. И Венька сдался. "А что, подумал он, десять баксов, дома штук пять таких куплю. Обойдусь пока, товар весь свой вроде почти продал, через пару дней уже и к дому можно..."

И сделка состоялась. С этого собственно, и начался его бизнес на очках, дело быстро пошло в гору, и уже через полгода с небольшим Венька знал всех заведующих магазинами Оптика в Ленинграде и окрестностях. В Поляшке, на городском рынке в Гдыне у него появилось уже и своё, относительно постоянное место, а также прикормленный круг клиентов, купивших когда-то баксов за пятнадцать-двадцать какой-нибудь крутейший французский Essilor, да ещё и с теми же французскими стёклами в придачу. В магазине за углом что-нибудь подобное стоило баксов двести, если не побольше. Благодарные клиенты возвращались, приводили друзей, родственников, знакомых, те приводили других знакомых, и так, потихоньку, помаленьку, дело у Венички пошло. Уже очень скоро в рядах русских челноков он больше не стоял, переместился в более дорогой, в чём-то даже элитный сегмент в поляцкой зоне рынка, где торговали одни поляки, турецким в основном, да эмиратским барахлом.

Со Светкой к тому времени они не виделись почти год, не встречались вообще, даже не созванивались. Только раз, случайно, он столкнулся с ней прямо нос к носу на Конюшенной, тогда ещё улице имени бомбиста-террориста Желябова. Она бежала куда-то опустив голову, прямо ему навстречу по бульвару, похоже очень торопилась, а он тоже спешил, уже опаздывал, должен был успеть забрать заказ в оптике у ДЛТ. Они чуть лбами не столкнулись, как те два барана, в детском стишке: "В этой речке утром рано утонули два барана...". Нет, конечно они не утонули, и даже не расшибли головы друг другу. Она выставила вперёд руки, почти на автомате и успела только произнести немного раздражённо:

— Молодой человек, вы смотрите вообще, куда бежите? — как тут же, осёкшись на полуслове, выставилась удивлённо на него: — Венька! Привет! Ты как здесь оказался?

"Можно подумать, человек не может оказаться в центре Питера, на Невском, — подумал было Венька, но ничего такого, конечно, не сказал. Он и сам немного растерялся.

— Привет! Да я тут... — замялся он как-то, — по делам... Спешу...

Выглядела она, как обычно, на шесть с плюсом, ничего другого от Светки ожидать было невозможно. К началу октября всё ещё здорово загоревшая лицом, с вечным своим, белым развевающимся хвостом и улыбкой чуть не до ушей.

— Как ты? — Она мельком глянула на свои маленькие часики. — Куда пропал? Не звонишь совсем..."

— Да это ты вроде пропала, — промямлил Венька. — У тебя же там... Чего звонить-то?

Что у неё там уточнять они не стали.

— А выглядишь ты отлично! На пятёрку! — улыбнулась она ему. — Бодрячком!

— Ты тоже ничего, как всегда на позитиве! Танцуешь?

— Ну так, — смутилась она, — немного. — Для себя. Ладно, давай свернём тему. Вижу, ты опаздываешь! Звони. Не пропадай... — И она побежала дальше.

А он ещё минут пять стоял растерянно посреди бульвара, достал пачку Винстона, закурил, и долго смотрел в ту сторону куда ускакала его бывшая любовь. "Что же это было? — задавал он себе тупой вопрос. Во даёт! Куда пропал...? Будто ничего не понимает!" Затушил недокуренную сигарету, щёлкнув пальцами бросил окурок в ближайшую урну и пошёл дальше, по своим делам. И они не встречались ещё почти целый год... Целый год... Целый год...

— Эй, братан, просыпайся! Гляди, так целый год проспишь! — услышал Венька голос сверху, — ты что, поспать сюда приехал? Обедать будешь?

Над ним, со своей щербатой кривой улыбочкой, стоял Костян.

На обед в этот день в дурдоме подавали рыбу. Рыбный какой-то суп, ухой это безобразие назвать было невозможно, а на второе — от души разведённое водичкой картофельное пюре и тоже, рыбий какой-то хвост, неизвестной даже Господу породы. На десерт был компот из сухофруктов в большой эмалированной кастрюле с половником внутри: санитар Коля аккуратно разлил его по белым железным кружкам, но судя по кастрюле, допускалась и добавка. "Почти как в армии, — грустно подумал Венька — суп из семи запуп и рыба, сверху чешуя, а под ней нифуя. Сейчас ещё и построение объявят..." Он похлебал немного мутной жижи из тарелки, выискивая хоть сколько-нибудь рыбьей плоти поковырялся минут пять в пюре, и отодвинув в сторону тарелку, тремя глотками опрокинул содержимое кружки в горло. Потом перевернул её вверх дном, потряс немного и вопросительно взгянул на санитара. Тот, одобрительно кивнул и указал глазами на кастрюлю: давай, мол, наливай. Из всего этого гастрономического великолепия самым питательным и вкусным Веньке показался именно компот.

— Ну что, Витамин-Вениамин, как тебе наша кухня? — поскольку Костя являлся единственным обитателем палаты, с кем он хоть как-то общался, дурацкие его вопросы Веньку не сильно раздражали. К тому же, с ним можно было нахаляву покурить.

— Да как тебе сказать? Не Метрополь. Хотя... Бывало и похуже. А так, в общем, ничего. Когда проголодаешься. Почти как в учебке. Первые три дня воротит, а потом от миски не оторвать.

— Ну да, — согласился Костя, — типа того. — Пошли что ли, подымим? Пока на тихий час в палаты не загнали. Я сегодня в выигрыше, угощаю.