Прекрасный белый снег

А он и не обижался. Он никогда на неё не обижался. Ну разве можно обижаться на ангелов...?

— Ладно, — только и сказал он Светке. — Понимаю. Никаких обид. Только... А как же чемодан? Я же сам его сломал...

— Да ладно, — повеселела она опять, — забудь ты об этом чемодане. Не проблема. Меня подвезут, я же рядом здесь.

Да, он помнил, она здесь рядом. Почти напротив зоопарка, на машине минут десять. Подвезут... "Конечно, — грустно думал Венька, — как же! Такую подвезут. Кто хочешь подвезёт. Только свистни, очередь выстроится..."

— Ну я побежала? — она вопрошающе подняла свои, слегка только подкрашенные, соломенные брови: — Телефон оставь, я позвоню.

Венька порылся в карманах, нашёл клочок бумаги, глянул на неё:

— А ручка... У меня ручки нет...

— Сейчас, сейчас принесу, — она сунула ему букет, вспорхнула опять на сцену, подошла к судейскому столу. Там что-то коротко спросила, вернулась снова к Веньке и протянула ему золочёный Паркер:

— На, пиши!

Он быстро начирикал свой номер на бумажке, внизу крупно написал: Вениамин.

— Держи, не потеряй!

— Да ладно, я ничего не теряю, — улыбнулась она снова, — Ничего и никогда! — и спрятала Венькину бумажку где-то в складках своего платья. — Ну всё, пока! — и с этими словами звонко чмокнула его в подставленную щёку. — Побежала! Позвоню!

И тут же, схватив в охапку розы она развернулась и действительно, просто убежала. "Взяла, — грустно подумал Венька, — и ускакала. Молодая кобылица..."

Глядя в растерянности ей вслед он простоял ещё с минуту, вышел из зала, подошёл к свернувшемуся уже буфету.

— Мне бы коньячку, — вопросительно посмотрел он на собиравшую уже в большую телегу остатки бутербродов, рюмки и бутылки продавщицу, — рюмочку...

— Ну вы, молодой человек даёте, — возмутилась та. — Вы бы к утру ещё пришли! Вас тут ждали! Ну говорите! Вам какого?

— Да мне уже без разницы, — ответил он как-то равнодушно. — Любого давайте, подешевле. И лучше две...

Одним махом, даже не поморщившись он выпил обе рюмки, спустился в туалет в подвальном этаже, и долго ещё, с остервенением оттирал перед зеркалом ярко-красную помаду со щеки... "И правда, — думал он, — это было просто чудо... Куда уж тут чудесней... Чудес на свете не бывает..."

Почти уже за полночь он зашёл в ночную лавку недалеко от дома и на оставшиеся деньги взял две бутылки дагестанского, явно палёного коньяка. Одну распечатал прямо во дворе, тут же, не отрываясь, из горлышка выпил половину. Потом, без всяких мыслей, сидел долго в садике у дома на скамейке и допивал остатки. И наконец допив, поднялся на восьмой этаж, в свою квартиру — позвонить Серёге, другу детства из пятиэтажки по соседству.

Полночи в Серёгином дворе они пили коньяк и играли на гитаре, два раза ходили за добавкой, он рассказывал Серому, какие, оказывается, встречаются бессердечные женщины на свете, Серёга соглашался, они снова пили, он хриплым голосом выл что-то тоскливое перебирая струны, так продолжалось почти до самого рассвета, и продолжалось бы наверное ещё дня два, не меньше, но кто-то из жильцов измученных концертом вызвал милицию, и их забрали...

Глава третья

Почти весь следующий день Венька провёл не отходя от телефона. Домой он вернулся уже утром, в вытрезвитель их, слава Богу, не повезли: возиться с ними под конец ночной смены большой охоты у милиционеров не было, их просто, часок попарили в аквариуме, видимо по традиции и для профилактики, составили на обоих по административному протоколу со стандартным за нарушение порядка в общественных местах штрафом, и с пинком под жопу отпустили с Богом, чем пацаны остались несказанно довольны. В той же ночной лавке они подняли заспанного продавца с продавленной кушетки и потребовали пива. Уже тихо, без тоскливых хриплых песен они ещё немного посидели на скамейке, и разошлись в итоге по домам.

Сказать, что Веньке было плохо было бы несправедливо, просто даже как-то некорректно по отношению к богам веселья и похмелья. Мало того что жутко, пульсирующей болью в затылке и висках трещала его бедная, отшибленная за десять лет занятий боксом голова, руки тряслись как у паралитика, а тягучие рвотные позывы каждые пятнадцать минут гнали в туалет, так ещё и тяжёлые какие-то мысли не давали ему покоя.

Положив под голову две большие взбитые подушки, поджав ноги к животу лежал он на боку на узеньком кухонном диванчике, и время от времени, проверяя есть ли гудок снимал трубку телефона. Потом вставал, на подгибающихся ногах, кряхтя и охая, содрогаясь от позывов рвоты полз улиткой до сортира, и стоя на четвереньках в обнимку с унитазом жёлто-зелёной желчной пеной выворачивался пустым желудком наизнанку — съесть хоть что-нибудь за весь вчерашний день Венька так и не успел. Потом полз в ванную, долго полоскал прокисший рот, умывался и возвращался к своему грустному посту.

Милицейский протокол его конечно беспокоил, но не слишком. В то, что его могут попросить из СКА ему не верилось, ну а даже если и попросят, думал он, что-нибудь придумаю, в подвал какой-нибудь пойду, ставить удар начинающим бандитам. Сильнее всего его терзали мысли о вчерашней странной встрече. "Что же это было? — думал он. — И откуда она на меня свалилась. Жил себе не тужил, никого не трогал, и тут на тебе! Светочка... Конфеточка... Позвонить ведь обещала... И где она теперь? Банкет, банкет... Только для своих... Интересно, что там за свои такие? Бандюганы на цепях? Жирные лопатники в костюмах от Кардена? Меня подвезут... Конечно, подвезут... Подвезли уже наверное, куда-нибудь подальше... Вот они, бабы! Позвонить даже не удосужилась, как дела спросить... Приходи, я буду ждать... Пришёл... Не ждали..." И так снова и снова, и опять по кругу...

Уже ближе к вечеру Веньке немного полегчало, прошла наконец тягучая тошнота — ничего лишнего в желудке не осталось, и почти отпустило голову. Из холодильника он достал оставшуюся с утра бутылку ледяного пива, налил большую кружку и присел. Телефонный аппарат на кухонной стене молчал как рыба. В сотый наверное за сегодня раз снял трубку. Гудок был, аппарат работал. "А может это звонок, Веня? — прошелестел в голове тихий противный голосок. — А вдруг там что-нибудь перегорело? Звонок проверь... Серёге позвони... Заодно и товарища проведаешь, по несчастью..."

"Действительно, — подумал Венька, — а что я Серому-то не позвонил? Тоже небось, плохо человеку." И он в очередной раз снял трубку.

Серёга, как ни странно, чувствовал себя отлично, он отоспался от души, похмелился отцовским самогоном и сидел теперь над большой миской кислых щей. "Подожди, сейчас поем, перезвоню" — сказал он Веньке. "Везёт же человеку, — тоскливо думал Венька. — Самогона бахнул соточку-другую, щами закусил, и ни забот тебе и ни хлопот. Один я тут, как дурак, со своей неожиданной любовью..." Он понимал уже, что влюбился, он понял это ещё вчера, и совершенно ясно. "Ну всё, парень, ты попал, — говорил он сам себе. — Хлебнёшь ты, Веня, горя с этой Светочкой..."

Звонок между тем, как выяснилось работал, и совсем даже неплохо. Венька чуть не подпрыгнул от неожиданности когда он загремел на всю квартиру: Светка!!! Она!!! Наконец-то!!! Нет, это была не Светка. Серёга немного тормознул, а он же, задумавшись о своём уже и забыл о нём совсем, и звонка ждал только от неё... Нет, это была, увы, не Светка...

— Слушай, Вень, — Серёга был верен себе, ничего иного Веня от него и не ожидал, — хорош там киснуть! Заходи ко мне, врежешь немного самогончику, глядишь и полегчает. А? Давай! А я пока Балабасику позвоню. Она-то уж, выпить с нами не откажется! С тобой уж точно!