Приходите за счастьем вчера
Шрифт:
Ответом был лишь усиливающийся плач. Положив голову задыхающейся Елены себе на колени и поглаживая её плечи, Кетрин почувствовала, как покрываются потом виски от судорожно колотящегося в груди маленького сердечка близняшки. Как она могла пропустить такое горе и ничего не почувствовать? Когда?! Зато теперь всего было вдоволь, словно это её тело билось в лихорадке слёз. Вот же мразь херова! Чёртов недо.баный в детстве сучий ублюдок!.. Дальше ругательства пошли настолько многосложные, что Катерина вскоре сама в них потерялась и просто сидела без мыслей как пустоголовый болванчик, перебирая шелковистые пряди на макушке сестры. Часы бежали вперёд, постепенно Елена успокаивалась, потоки слёз иссякли и, вытерев глаза, она вновь прижалась щекой к бедру близняшки. Отчего-то Кет пришла в голову мысль, что пусть Рада была редкой дрянью, но эта женщина родила ей половинку, и вполне можно быть благодарной... После потери дочки Кетрин ощутила это особенно остро. А такие как Кол проходят и уходят, рано или поздно Елена, конечно, найдёт себе мужчину, у неё-то
– А что мудак? – Хотя ответ… Она слишком хорошо знала подобную породу – поимел её девочку во все отверстия и свалил. Глупости Елены этот факт не убавлял, но ведь это её сестра… А если бы не так – Елена с Колом бы никогда не встретились, это не те люди, что пересекутся в жизни – максимум удостоят друг друга мимолётным взглядом, а на месте Елены была бы прошедшая огонь, воду и медные трубы девица. Но точно не такая нежная девочка. Да Елена даже плачет как хворый ребёнок! Пакостливая скотина…
– Кол – не мудак. Он сказал, что я не должна думать ни о чём кроме постели. – Елена вытерла носик салфеткой. – Сразу. Кол не виноват, я всё сама полезла, в постель напросилась ещё в Вегасе, вешалась ему на шею и… Господи, мне так стыдно.
Это было выше понимания.
– Ты кого вздумала защищать?! – Тихо прошипела Кет, вскакивая. Голова Елены мотнулась в сторону, утратив опору. – Заткнись! Заткнись иначе отлуплю и по щекам, и по заднице так, что сидеть не будешь!
Глаза старшей сестры изумлённо округлились, губы поджались. Встав с постели, она быстро пошла к двери.
– Куда ты собралась?!
– Куда хочу. Ты забываешься о том, кто ты и что ты!
– Стой. Прости! – Крепко обхватив плечи Елены, Кет не дала ей нажать на ручку. – Ну, прости меня! Я случайно. Это так глупо… Я ж не знала, что так случится. Почему ты обо всём молчала?
– О чём я молчала, Кет? Ничего не было и быть не могло.
– О том, что тебе так трудно. – Слишком сильные собственные эмоции, потом их игнорирование тогда отключили и восприятие между близняшками – вот и вся разгадка. – Но если ты призналась в любви, а тебя…
– Я никому не признавалась в любви. Сказала, что хочу мужа и детей, и что-то ещё кроме постели. Мне велели закатать губу обратно. Не злись на Кола.
Кетрин только вздохнула, обнимая Елену. Глупая, честная сестрёнка сделала всё, чтобы отпугнуть любого мужчину. Непонятно, как Стефан ещё не задал стрекача. Или мысли о муже и детях выплёскивались именно на голову Майклсону? Тогда Елена ещё бОльшая дурочка, бедная наивная дурочка…
– Хорошо, мы не будем его обсуждать. Плевать. А ты поэтому хочешь уехать?
– Да. Мне будет трудно встречаться с ним. Прости меня, я тебя бросаю одну.
– Ничего… всё решу, – Кет прищурила глаза. – Ты останешься в Англии, сможешь заниматься у Толлера, просто переедешь в другое место. Идёт?
– Идёт. – Елена несмело улыбнулась треснувшими губами.
– Вот и прекращай плакать… – Кетрин простыней вытерла ей сопли, щёки от слёз и губы от слюны. – Ещё тебе не хватало. – Посидев несколько минут вместе и успокоившись, девушки встали.
– Я пойду в ванную? – сказала Елена, отстраняя голову от груди сестры. – А то превращусь в опухшего поросёнка.
– Иди. Новая простынь ты знаешь где. Спокойной ночи. – Кетрин направилась к дверям, но на выходе обернулась. – Елена? Не рви сразу со Стефаном, он твой вариант. Поживёшь, успокоишься и поймёшь. Любовь и счастье не очень-то совмещаются, счастье – это покой и расчёт. Я хочу тебе счастья.
– Так ты хочешь покой и расчёт? – скривила губки Елена.
– Я не могу их хотеть.
– А променяла бы? – Кетрин сглотнула, и на мгновение её лицо приобрело то же затравленное выражение, что в больнице, после рассказа о пропаже Элайджи. – Можно тогда другой вопрос?
– День откровений? – Кет поколебалась, но такой уж жалкой была заплаканная сестрёнка... – Давай.
– Зачем ты бесишь Эла?
– Бешу? Я веду себя более чем хорошо, – надменно вскинула острые брови Кетрин. – Но я же не виновата, что он вызывает у меня неприятные эмоции и раздражает, не так ли? Но я улыбаюсь и терплю его присутствие, раз ему это нравится. И, пожалуйста, впредь не вмешивайся в мои отношения с мужем.
– А я вмешаюсь. – Старшая сестра холодно прищурилась. Обычно не слишком похожие, несмотря на идентичную физиологию, сейчас они оказались зеркальными отражениями, как пара сфинксов, безжалостными и спокойными, разве что у девушки с хвостом в отличие от кудрявой были заплаканные глаза. – Терпишь? То есть тебе неприятно, когда он расчёсывает тебе волосы, водит в театры и на инсталляции, приносит охапки цветов каждый день? И всё остальное тоже? При этом ты признаёшь, что секс у тебя был лучший именно с ним. Зачем же его терпеть, Кет? Зачем ты ходишь перед ним в этом? – Она окинула взглядом кружевное дезабилье, стоившее под тысячу фунтов. – Чего проще – оставь человека в покое, пройдёт время, и он когда-нибудь успокоится, забудет тебя. Уезжай из Британии, возвращайся в Штаты. Там работа, приятный тебе образ жизни, твой патрон – Рейнолдс, кажется? – от тебя без ума,
раз приложил столько усилий, чтобы ты вращалась в его кругу. Не думай, будто мы с папой были такие уж глупые, чтобы не понимать, что этот Майкл в твоей жизни появился просто так в нашем городишке… Он не женится, конечно, но пропихнёт куда-нибудь и снова положит под шишку повыше, никто не будет надоедать, а твой консервативный муж останется здесь, мы ведь не в Средневековье, когда замуж раз и навсегда выходили…– Надеюсь, на этом словесный понос закончен?
– Нет, я только начала…
Хмыкнув в ответ, Кетрин передёрнула плечами и ничего не ответила, выйдя из комнаты.
– А не уезжаешь ты, потому что больше всего на свете боишься, что он снова забудет тебя, – полетело вслед. – И тогда ты точно сядешь на иглу и уже никогда с неё не соскочишь. Ты думаешь я этого не знаю? Может, у нас в семье дура я, наверное, дура, но я говорила в Бразилии и повторю снова – ты лгунья, Катерина Майклсон. Бесстыжая пакостливая врушка, стоящая под дверью. – Хлопнула дверь ванной.
Поговорили как всегда «изящно»… Ай, да сестрёнка, всё о ней знает и всё замечает. Как всегда. Правду говорят – в тихом омуте… Кетрин постояла, прислушавшись, испугавшись, что истерика повториться – нет, тихо – начинать рыдать снова Елена не собиралась. Не виноват… Ещё как виноват! Во всём был виноват только Элайджа и в первую очередь тем, что был всего лишь человеком. Можно ли испытывать неприязнь за это? Увидев свою жизнь без него, потеряв ребёнка, и снова не увидев мужа рядом, Кетрин могла ответить со стопроцентной уверенностью – можно и нужно, чтобы выжить дальше. Иначе единственный выход – перестать ждать что-то хорошее вообще и тогда зачем всё? Услышав глупое враньё Елены об аварийной посадке, девушка поняла, что так и будет, если он не вернётся, или если она не сумеет выхолостить любые чувства к Элайдже и их ребёнку. Всё перечеркнуть и начать с нуля? Кет любила жизнь и цеплялась за неё всем, чем могла, а в больнице она растеряла цели. Но была же ещё Елена. Глупая сестрёнка даже не понимала, если поставить Элайджу над всем – в первую очередь предана будет она. Точнее Кет знала, что давно её предала, ещё в ту ночь в Бразилии, когда вместо того, чтобы быть с пусть и спящей сестрой, до полусмерти напуганная случившимся, побежала к мужу скандалить. Потому что даже скандалить в одной комнате с ним ей было не так страшно, как плакать наедине со спящей Еленой.
Отстранившись от двери, Кетрин отправилась в спальню. Элайджа, судя по едва различимому шуму воды, был в душе, сна к ней тоже не приходило, и брюнетка лежала, уставившись в потолок. Сегодня она жалела Елену – хоть какое-то разнообразие, раньше вариантов было два: либо скулить по своей казавшейся разбитой жизни, либо не думать ни о чём и третировать мужа. Кет всегда выбирала последнее. Найти для Елены дом в городе, где той будет, чем заняться – дело не сложное и ума не требовало, а вот раз и навсегда отвадить Кола следовало подумать… Сомнительно, что он вообще вспомнит, но Елена была такая хорошенькая и славная, не даром Кет называла её медвежонком – уж если её саму частенько умиляла сестра и хотелось с ней сюсюкать, обуздывая смесь материнского и детского инстинкта, то мужчине ощущать свою самцовость импонировало сто процентов. Более того – где-то далеко, на тёмных задворках души Кетрин порой умудрялась ревновать мужа именно к Елене при нулевом поводе. Пожалуй, единственно к ней и могла. А почему бы нет? Лицо и тело почти те же, зато характер славный и нежный, но твёрдый, хозяйственная… Мечта мужчины, особенно такого занятого и одновременно домашнего как Элайджа. Порой вспоминая их первые встречи, откровенную симпатию и обходительность мужа со своей близняшкой, при полном равнодушии к ней самой, Кет не понимала, почему его выбор остановился на ней. Не потому ли, что Елене это было не нужно, и она не стремилась войти в ближний круг Эла, не мозолила тому глаза? Мысли посещали не оттого, что Катерина была плоха и не уверена в своих способностях, но Елена точно не хуже, и потенциально… И Елена… Эл был потрясающим, даже сейчас живя с ним, когда к смутно-ощущаемому недотраху примешивалось отвращение к сексу в принципе и постоянная инстинктивная злоба на мужа за то, что всё никак не уходил с первого плана эмоций, что в любом помещении и компании, где они могли оказаться вместе, её глаза всегда сначала находили его, и она по-прежнему болела только им, просто со знаком минус, Кетрин не могла этого отрицать. Иисусе, да на свете считано мужчин, которые могут и отлюбить как следует и мозгами, вкусом и всем остальным не обижены, а достался ей! А Елена... Но Элайджа не мог выбрать Елену. Кетрин схватила с прикроватной тумбочки щётку для волос с зеркальцем и заглянула в него, нервно кусая губы. Конечно, нет, он не мог. Елена ему и не понравилась вовсе. Ему с самого начала нравилась только она, Катерина. На первый танец он пригласил её, а не сестру, и переспать сразу захотел с ней, и приём на работу... Она улыбнулась своему отражению и отбросила щетку обратно на тумбочку. Боже, это совсем не напоминало собеседование – теперь-то в двадцать пять она это понимала, – всего лишь часть игры, когда мужчина не доходит до конца и не собирается съесть понравившуюся конфету, но и победить подсознательную похоть, сдержаться и не купить себе желаемую вкусность не в состоянии. Кет уютно завернулась в одеяло, чувствуя, как пушистым котёнком мурлычет удовлетворение – она как всегда рассталась с мучительными ревнивыми мыслями: как бы неподходяща для Элайджи на фоне Елены она ни казалась, невинной сестрёнке там не светило.