Приходите за счастьем вчера

Через несколько минут отодвинувшись и выпустив длинные локоны из пальцев, Элайджа и сам не верил до конца в то, что совершил. Висевшая на подлокотнике дивана брюнетка, наконец, смогла расслабить запрокинутую назад шею и оцепенело уткнулась носом в обивку, даже не пытаясь сдвинуть широко расставленные ноющие бёдра. Ноги, став ватными, отказывались служить опорой и висели так же безвольно, как сама Кет. Хлопок двери вывел из прострации, она по всё тому же подлокотнику сползла вбок, путаясь скользкими от шёлка перчаток руками в подоле сбившегося на талию платья и волос, застилавших лицо. Переступив ногами, женщина избавилась от болтающихся у щиколоток трусиков. Оглядев обстановку, Катерина мелко задрожала, прекрасно понимая, что иначе чем изнасилованием это не назовёшь. Пусть с оговорками – это был не тот садизм, что практиковал Бернер, да и Элайджа слишком хорошо знал её тело, угол был нужный, и вагинальный оргазм она получила, крайне острый от долгого воздержания, но насилие над её волей. Хотя Эл порой обращался с ней жёстко, бывали и ноги «колесом», но Кет знала, что всё-таки жалел и её, и её тело, и никогда раньше он не вёл себя так до, не удосужившись подарить даже короткого поцелуя в щёку и не заглянув в глаза, и не уходил, хлопнув дверью, после. Заставить кончить как последнюю суку под кобелём и уйти? Что так сильно изменилось?

Слишком погружённая в себя, обиженная и потерявшаяся во времени, чтобы рассуждать как взрослый человек, Кетрин легко нашла ответ на вопрос: она не родила ему дочку. И вдруг не родит в следующий раз и только третий... Или не родит вообще. Кому это понравится? Явно не такому привязчивому к детям мужчине как Эл. Но что может она, чтобы так с ней обращаться? Тело содрогнулось в судороге. Или это месть за то, что она недостаточно нежна с ним? Не любит и не хочет, как прежде? Но что же ей делать, если прежних чувств больше нет, она предлагала развод, и выход… Его тоже не было. Эл не отпускал от себя на свободу, да она, если вправду, давно уже не понимала, куда ей идти, и что делать, дай он эту свободу завтра, целей не было – пустое нанизывание календарных дней, но и жить вместе как прежде у них не получалось. Впервые в жизни Кетрин искала, и ничего не выходило.

Негнущимися пальцами расстегнув молнию сбоку, стянув перчатки и сбросив туфли, она принялась искать дверь в ванную комнату.

Горячие струи в душевой смыли не только макияж и расслабили тело, но и успокоили рвано стучащее сердце, если это можно так назвать. Обернувшись в полотенце, женщина пошла звонить о доставке халатов в номер и прибирать сброшенное платье, обувь и бельё, но, выйдя из ванной, не увидела ни того, ни другого, зато нашла мужа, сидящим в кресле.

– Элайджа.

– Держи, – потянув за край полотенца, Элайджа забрал его и быстро укутал Катерину в махровый халат, заметив пристальный взгляд. – Прости, я не должен был так и тем более… – Он замолчал. Примитивность произошедшего потрясла и напугала его самого не меньше, чем её, но вот извинения… Элайджа не видел в них смысла – Кет не из тех, перед кем став на колени прямо или фигурально можно выпросить что-то помимо презрения. Даже сейчас она стояла, вскинув брови и поджав губы. Впрочем, никакое самообладание его бы уже не провело. – У тебя нет крови?

– Что?

– Разрывы, – поняв, что Катерина внутренне дрожит, Майклсон взял самый ласковый тон. – У тебя всё в порядке?

– Нет, ничего нет. – Она отчего-то не испытывала ни смущения, ни гнева, только заторможенность, просто ответив: – Я была достаточно расслаблена... Нет, я здорова.

– Ладно. Вот.

Он протянул стакан с водой и таблетку.

– Что это? – выдавила Кет, в действительности уже прекрасно догадавшись о предназначении розовой пилюльки.

– Противозачаточное.

Она со злостью ударила по раскрытой ладони, заодно расплескав воду. В следующее мгновение осознав, что сделала, девушка тут же отскочила в сторону. Почему у неё всё так?! Плюнув на таблетки, мужчина инстинктивно обнял дрожащее тело.

– Уходи, – голос завибрировал слезами, но Кетрин сдержалась. Пустое: всего лишь предательская реакция привычки, броситься туда, где будут утешать. – Мне нужно отлежаться и подумать.

– Ты можешь сделать это дома.

– У меня нет сил. Проваливай.

Но протесты не нашли адресата, и через несколько минут она сидела в такси, поджав под себя босые ноги. Ещё через десять Элайджа опустил её на кровать в квартире. Уткнувшись носом в подушку, Кетрин закрыла глаза. Всё время ей казалось, что происходящее с ними сейчас уже было. Когда и где? Какое-то отупение не давало этого вспомнить. Не могло быть, но было.

– Катерина, подожди…

– Я крайне устала и хочу спать. Или ты жаждешь продолжения?

– Ты можешь забеременеть.

Брюнетка резко села, рассмеявшись сухим дробным смехом:

– Неужели тебе жаль? Твоя несдержанность – это не мои проблемы, Эл. Да если бы тебя хоть раз вот так отымели… – не договорив, она отбросила одеяло, как была в гостиничном халате забралась в постель и выхватив сразу две таблетки из стоявшего на тумбочке флакона проглотила их. – Думаю, доволен. Вряд ли тебе интересны истерики, поэтому сходи перекурить или что-нибудь подобное.

Но кто и когда её слушал?

– Расслабься.

– Что?! – Почувствовав тело на себе, она не стала брыкаться, не веря происходящему. – Тебе мало?

– Нет. Тише… – прижав к постели всё же попытавшую сбежать женщину, Элайджа успокаивающе погладил её по щеке. – Обещаю, что не расстегну на себе ни одной пуговицы. Я не собираюсь обижать, тебе станет легче.

– Мне уже не станет легче. – Горько сообщила Кетрин, чувствуя, как он потянул за пояс халата, и понимая, что выбраться в любом случае не удастся – уже пыталась в отеле, и силы были не равны. – Станет легче только твоему эго.

Но вскоре настороженность сменилась тяжёлым дыханием, затем тихими стонами, и несколько минут спустя, выгибаясь под его невесомо ласкающими пальцами и поцелуями, она уже считала, что он прав. Забыться в удовольствии тоже неплохо. Но только до того момента, когда выбравшись из поглотившей тело истомы, Кетрин поняла, что вместе с неприятным ноющим ощущением между бёдер ушёл и ступор, и воля, и уже подзабытое расчётливое отношение к насилию над её телом, что именно последнего добивался Элайджа, и она уже несколько минут плачет навзрыд впервые со времени их объяснений в Бразилии. Плачет не от того, как Эл с ней сегодня поступил, а по так и не вдохнувшей воздух Маргарит – неудивительно, что делала это Кетрин, уткнувшись лбом в плечо мужа. Со временем, она всё же вспомнила, где Элайджа обошёлся с ней так же: в её полубреду несколько лет назад, когда она придумала себе то, чего и не было вовсе. Только тогда она горевала о том, что лежит одна в темной спальне, и Элайдже даже в голову не приходит её хотя бы приласкать. К счастью, действительность оказалась совсем иной, и он теперь баюкал её тело, как ретивая нянька, и мучился так же, как она... К счастью? Ах, к счастью, она же сама этого добивалась... Неожиданно воспоминания о регулярных изнасилованиях в прошлом накатили единой волной унижения и страха, Кет затрясло от слез с новой силой, и она вжалась щекой в поставленное плечо.

Вновь плотно завернув её в одеяло, Элайджа ждал пока иссякнут слёзы, но они не проходили: прижавшись к нему, Катерина плакала, потом измучившись засыпала, по-прежнему скуля и дрожа во сне, спустя короткий промежуток времени просыпалась и всё шло по кругу. Сообразив, что это продолжается уже больше восьми часов, скоро рассветёт, Майклсон собрался звонить врачам, но Кет, получив две очередные таблетки успокоительного, в течение десяти минут успокоилась и, попросив мокрое полотенце, уснула.

Вглядываясь в личико с остекленевшими от слёз щеками, Элайджа вспомнил, что он в чём-то ошибся, но не мог ухватить мысль, в чём именно, потому что она перебивалась другой – внутренний голос настойчиво убеждал, что после случившейся дикости Кет уйдёт, а отпускать сил не было. Но зная характер Катерины, в таком повороте сюжета можно было быть уверенным, как и в её мстительности. Только остался ли этот характер? Эти месяцы Кет жила как на шарнирах, проводя дни, ничем не занимаясь по сути, максимум работой и то без малейшей искры прежнего энтузиазма, но почему-то он оставался как и прежде до безумия привязан к этому красивому и бесчувственному роботу, оживлявшемуся лишь, когда от него требовались актёрские способности. Порой Элайдже начинало казаться, что стоит ему щёлкнуть пальцами и она улыбнётся, рассмеётся, разрумянится, заблестят глаза… На людях, разумеется, он сам этой роскоши не заслуживал. Но хотел. Хотел, чтобы Кет хоть как-то погладила или улыбнулась, если не почувствовав, то хотя бы сыграв в расположение к нему, хотелось зарыться носом в пахнущие розовым маслом волосы, утопив в любимой женщине воспоминания об их ожидании первенца. Даже Елена, несмотря на проведённые рядом месяцы не подозревала, насколько теперь холодна её сестра. «Не сегодня» гораздо лицемернее, чем «никогда», – в голове переклинило, там осталась одна остервенелая мысль получить хотя бы тело, а контроль вернулся лишь в минуту, как всё закончилось. Предаваться раскаянью смысла не было и единственное, о чём Элайджа не мог думать сейчас, это не будущие проблемы с корпорацией, домами и автомобилями, а вероятный страх Катерины перед ним, и как сделать так, чтобы её видеть и при этом больше не тронуть.

Когда Кетрин проснулась днём, дома никого не было. На кресле лежали джинсы, рубашка по размеру и новое бельё, на столике стоял завтрак с сухой запиской, что Эл уехал в «InterStructure» и предложением присоединиться к нему за ленчем.

– Всё бросила и бегу, милый, – фыркнула девушка. Однако, что разговор необходим было очевидно, хотя она уже предполагала, что муж имел ей сказать.

– Мне не понравилось вчера. Если тебя настолько не устраивает моё тело, то мы всегда можем развестись. – Она опустилась за дальний столик, отгороженный от остального зала верандой, увитой колокольчиками, и решила стартовать с места в карьер.