Приходите за счастьем вчера

– Нет. Я не оспариваю долга перед семьёй, но решать, где мне жить и с кем, в этом, я вам ничего не должна, брат. Ни-че-го. Ты не спрашивал никого, когда привёл Керолайн. И да, на всякий случай, – Ребекка холодно улыбнулась, с неожиданной ясностью и ужасом понимая, что нет никакого равноправия в их желаниях, и Ник всегда будет сильнее в его «хочу», и если она хочет, чтобы было по прежнему, она может только уступать, что сейчас рушит отношения с ним, но какой-то бес подталкивал выговориться, – я не желаю видеть тебя на своей свадьбе, братец. Мне восемнадцать, а наследство после двадцати одного нахрен не нужно. Пусть будет платой за мои долги за семейные ценности.

Николаус подошёл погрузил заляпанные кровью пальцы в светлые пряди сестры и поцеловал в макушку. Голос его изменился от чистой, словно медицинский спирт ярости:

– Сейчас считай, как хочешь, но поверь, ещё придёт день, когда ты пожалеешь об этом и приползёшь к нам, как побитая шавка. Просто поверь мне, однажды он наступит.

– Убирайся из этого дома, сукин сын, – как ни не хотел Деймон не вмешиваться в семейный разговор, но всё равно не выдержал, вскинувшись.

Клаус сделал шаг назад, скривил губы в ледяной улыбке и вышел из комнаты, а потом и вовсе из квартиры, даже не закрыв двери в прихожую.

Ребекка лежала ни жива, ни мертва, забыв о ноющей болью скуле и только, когда Сальваторе сел рядом, а после посадив или точнее положив её себе на колени, обнял, прижалась к его плечу и надсадно зарыдала.

Настоящее. Болгария.

– Где она?

– Господин, кто Вы и о ком речь? – Врач из-под очков взглянул на вошедшего в палату мужчину, не сподобившегося не то, что представиться – надеть бахилы или халат, как того требовали правила учреждения. И говорившего по-английски. – Что вас интересует и если можно говорите внятнее?

– Прошу прощения, здравствуйте. – Опомнившись, Элайджа замер на мгновение, но вернул себе привычную сдержанность. – Я мистер Майклсон, и меня интересует состояние Катерины Майклсон, моей бывшей жены, её должны были доставить несколько часов назад. Она беременна и, – он запнулся, – в коме.

– Никола Мирчев, курирующий врач. Присаживайтесь. Она не в коме, она спит. Истерическая летаргия.

– Если не против, я постою. Есть разница?

– Конечно. Кома предполагает нарушения, травмы, изменения в мозгу. Летаргия – это в определённой мере сон, когда организм работает стандартно, но замедленно. Не проявляется пролежней, энцефалограмма и кардиограмма фиксируют активность мозга и сердца, просто они слабее, к примеру, пульс два или три удара в минуту. Пища вводится через назогастральную трубку. Медицински это только выглядит, как сон, человек осознаёт всё, однако развития в том числе информационного не получает, во время летаргии есть периоды сна…

– Отчего это, и насколько? И что тогда с ребёнком?

– Сильный стресс, общее ослабление организма. Обычно женщины более склонны. – Мирчев устало потёр лоб. – Сколько – Вам никто не скажет, люди засыпают и на пару часов, и на десятилетие. Самый известный случай и зарегистрированный долгий сон продолжался двадцать лет у женщины после конфликта с мужем.

– То есть вы хотите сказать это исключительно нервное, а не болезнь? – у Элайджи начала дёргаться щека. – Мы поспорили, но она не плакала и не выглядела плохо.

– Вы поспорили? О чём?

– Она подписала бумаги о разводе. – Упрямо повторил: – Катерина вовсе не склонна к закатыванию истерик.

– Если миссис Майклсон не могла примириться с этим, всё возможно, – вздохнул мужчина. – Бурная истерика тут не обязательна, чаще всего прямо наоборот – человек кажется совершенно спокойным. Но там были проблемы и до развода, больная не просто уснула. Как мы поняли, она непривычно сытно поела перед сном, заедая стресс… – Врач скосил взгляд на мужчину всё же севшего на стул, не зная, как понять отчаяние на мгновение исказившее его черты. Из-за девушки или ребёнка? – Видимо, организму этого было недостаточно. Сейчас официальная наука считает, что летаргия вызывается тяжёлой психологической травмой. Больной испытывает сильный психический шок и организм включает самозащиту. Либо долгая череда событий, требующих нервного напряжения. Амнезия, летаргия – одного поля яго… Вам плохо?

– Нет, – Элайджа вытащил зажигалку и сжал, направив острым концом в ладонь. Боль ожога отрезвила, разгоняя мутную мазню перед глазами. Он до последнего надеялся, что Катерина заснула хотя бы не из-за него, а теперь. В горле образовался комок, который нужно было прожечь сигаретами. – Продолжайте. Что с ребёнком?

– Ребёнок… Я так понимаю, что вы отец? Он получает питание, но системы организма замедленны. Тут сложно… Вы знаете о патологиях своей бывшей жены?

– Да.

– Тут сложно, – как-то растерянно повторил Мирчев, он явно не готовился к визиту. – Вариантов не много – либо ребёнок поможет ей очнуться, либо будет питаться через зонд, есть вариант, что погибнет. Но мы делаем всё возможное, и центр хороший.

– А что вероятнее?

– Вероятность смерти маленькая. У неё двадцать шесть полных недель. Было бы хоть чуть, на пару недель вообще никаких вопросов бы не было и кесарево. Его и сейчас можно, но это стресс для ребёнка, а на двадцать седьмой неделе...

«Его заело на этих неделях?!» Но сжимавшей горло ярости Майклсон не выказал, коротко попросил:

– Говорите прямо.

– Я не могу дать гарантии на благополучный исход, даже если начнутся преждевременные роды. Из хорошего – у вас девочка, а статистически они почти всегда легче выкарабкиваются. Почему точно пока никто не знает, а развивать перед Вами теории глупо. Но тут всё индивидуально.

Мирчев какое-то время смотрел на мужчину, без спроса закурившего и уставившегося в пространство, но требовать убрать сигареты не стал. Опомнился Майклсон только, когда они подошли к концу.

– Понятно лишь, что Вы ничего не гарантируете.

– Мы сделаем всё возможное, в таком возрасте малышей выхаживают, но велики шансы патологий. В том числе не совместимых с жизнью. Всё в руках Господа.

«Господу я тоже не могу доверять…».

Повисла долгая тишина, Никола наблюдал как тускнеют, становясь стеклянными, глаза мужчины напротив.

– Значит, поступим так, – отложив пачку, Элайджа стряхнул пепел, попавший на рукав, и Мирчева неприятно покоробил деловой тон: Теперь он понял – на заснувшую девушку мистеру Майклсону наплевать. – Ждём неделю, я выписываю новых врачей. Остальное решим после.

– Решают родственники. А вы, как я понял, в разводе.

– У неё есть сестра-близнец, она прилетит через полчаса. У кого мне узнать, как пройти в её палату?

– Вас проводят.

– Она же не умрёт от этого?

– Нет. Но нельзя сказать, когда проснётся.

– Главное, что она жива. – Елена приникла губами ко лбу близняшки. – Я обязательно тебя дождусь, моя хорошая. Я ведь так тебя люблю, Кит…

– Но пока Катерину нужно транспортировать в Англию, – он тронул девушку за плечо. – Ты ближайшая родственница, и только ты можешь подписать бумаги. – В палате повисла мёртвая тишина. – Елена?

– Почему я должна что-то подписывать? – Наконец, Елена вскинула голову, и Элайджа увидел, как изменилось от горя её лицо. – Я рассказала тебе о ребёнке, а ты в итоге довёл её до этого, потом бросил здесь. Я больше не верю тебе. Она хотела оказаться в Болгарии, значит, она останется здесь, пока не очнётся.