Приходите за счастьем вчера

– Так спешишь?

– Зарабатывать тебе на алименты мне тоже очень нужно.

Лёгкий поцелуй её лба, и она осталась в одиночестве.

Катерина обошла софу по периметру. Приложила пальцы к тому месту, где её лба коснулись губы Элайджи. Сжала в кулак. Как можно быть таким наглым? А что она замирает от одного звука его шагов, дрожит, даже просто завязывая ему галстук, что он единственный, о ком болит её, кажется, привыкшее к любой гадости сердце, видимо, у него в разделе – ерунда, не стоящая внимания? Элайджа отправил её в отставку, как чересчур навязчивую шлюху, хотя это как раз справедливо – предложила она себя в сходной форме.

С силой пущенная диванная подушка шлёпнулась о дверной косяк.

– Индюк! – Вслед за первой подушкой полетела вторая, после артиллерия стала тяжелей: чайная пара и вазочка со льдом. – Робот!

Но поняв, что ещё немного и ей грозит унижение перед слугами, Катерина замолчала, поставила скамеечку для ног обратно на пол и заложила руки за спину, упрямо возводя глаза к потолку, чтобы не разреветься. Нет, ей не хотелось объявлять войну Элайдже. После рождения Златки Кет, пожалуй, впервые за все годы захотелось покоя, размеренной жизни и не спешить. Просыпаться как сегодня, смотреть, как растёт дочка, касаться жизни Элайджи. Ей захотелось не только действовать, куда-то двигаться, но и созерцать. И от того, что ничего не было доступно из этих «хочу», с каждым днём всё неумолимей накатывала какая-то смертная тоска.

Кетрин давно поняла, что во всём виновата только сама. Зачем было убегать, тем более в Болгарию? Сейчас Кет не видела логики в своих поступках, помнила только постоянный страх и желание спрятаться, забившись в какую-нибудь нору вместе с ребёнком в животе, чтобы если ничего не получится снова, Элайджа ничего не узнал. Как можно было быть такой идиоткой?

Подушки заняли своё законное место на софе. Нагнувшись и снова почувствовав прежнее неудобство между бёдер и как ноют растянутые связки ног, женщина охнула и начала собирать осколки вазочки. Пусть они не будут делить постель, но и Эл был явно не из тех мужчин, кого можно женить на себе посредством секса или ребёнка. В его консервативной голове, жена – это даже и не любовь, а абсолютное доверие, преданность, уважение и как там у Керолайн с Ником – «всегда и навеки»? Она, Кет, теперь не соответствовала в его глазах ни одному из критериев. Предложенное ей сожительство ненадолго. Он женится раньше или позже, Эл сам не понимает насколько семейный мужчина, как важно для него стремление покровительствовать.

Выпрямившись и положив осколки на поднос, Катерина провела ладонями по груди к животу и улыбнулась. Теперь она вспомнила истершееся из-за полусна безумство зари нынешнего утра, нежность, в которой Элайджа купал её уставшее тело, как он шептал, что нет ничего лучше её запаха, а после мыл в душе, как снова отнёс в её спальню и целовал каждый дюйм кожи. Совсем не так, как вечером. Но и вчерашнее или точнее сегодняшнее остервенение теперь стало понятно – у него за эти десять месяцев никого не было, кроме неё. Вообще никого! Так не бывает, если человек совсем ничего не ждёт от прошлого…

Никогда не думавшая, что может быть настолько унизительно-зависима от простого сообщения о чьей-то верности, она, всегда рассчитывавшая только на верность крови, да и то судя по её матери сильно относительную, Катерина вдруг рассмеялась от нахлынувшей нежности и, схватив последнюю валявшуюся на полу диванную подушку, крепко прижала к груди.

Десять месяцев… Конечно, так не бывает, если человек совсем ничего не ждёт от прошлого… Или бывает. Если у него сердце измучено настолько, что уже ничего не хочется. Пораженная осознанием, Катерина застыла и счастливая улыбка превратилась в гримасу – Элайджа её любил, а она и вправду бросила мужа, перекрыла кислород так же, как он в свое время. Только у него получилось невольно, пропадая в Амазонке, Элайджа просто не мог оказаться рядом, а она причиняла боль намеренно, месяцами и по своей воле. В его мнении, она снова его бросила ради ребенка. Унизила. Кет всё же не удержалась и тихонько заскулила, зарываясь носом и зубами в обивку.

– Прости. За алименты и остальное – показуха, – Элайджа осекся, увидев стоящую посреди комнаты женщину с подушкой в руках. Быстрый взгляд отметил осколки на подносе и передвинутую скамейку. – Катерина?

– Всё в порядке. – Кет подняла глаза. Они не были мокрыми, наоборот болезненно-сухо блестели. – Хорошо, что ты вернулся.

– Я не могу говорить в таком тоне с тобой.

– Не надо реверансов, – она инстинктивно отступила на пару шагов к двери, увидев, что Элайджа собрался подойти. – От тона суть твоих слов не поменяется, и ты прав. Надеюсь, когда-нибудь ты простишь мне то, что случилось.

– Катерина, я не об этом.

– Но и я не об этом, пожалуйста, дай мне сказать. Я очень благодарна тебе – мне было очень хорошо с тобой сегодня, Элайджа. Точнее намного лучше, больше, чем хорошо. Я хочу предложить. Вчера ты сказал, что в определённом плане я для тебя неповторима, несмотря на всё случившееся. Я не перееду в поместье, но если ты хочешь спать со мной, просто так без каких-то условий, то я согласна. И не только спать – поужинать или... Обещаю, что не буду стремиться вернуть тебя через постель, ребёнка или какие-то претензии... сцен ревности, когда мы расстанемся окончательно, тоже не будет. Всё, что тебе требуется, чтобы чувствовать себя довольным. Если нет, тоже не обижусь.

Автоматически поймав подушку, он потерял те несколько секунд, которые потребовались женщине, чтобы выскочить за дверь и повернуть рычажок замка. На подкашивающихся ногах Кет шмыгнула через чёрный ход и вышла на вечерний свежий воздух, который принялась вдыхать большими глотками, прислонившись к боковой стене. Кетрин не хотелось плакать и в ней не было стыда от того, что унизилась. Как и за то, что не могла поступить иначе. Всё же она нашла плинтус в отношениях с мужчиной, в которого влюбилась – навязавшаяся на шею любовница, пока не найдётся замена помоложе. Рассмеявшись, – Кетрин почему-то представилось физиономию её несостоявшегося мужа, узнай Стемптон об этом всём, – она забралась на небольшой выступ террасы. Впрочем, никто её предложения не собирался принимать – со своего незаметного «насеста» Кет видела, как Элайджа вышел на улицу, какое-то время постоял на крыльце в свете ночного фонаря, положил в рот жвачку – с тех пор как бросил курить, он всегда жевал её на автомате, если нервничал, – вернулся в дом, а когда в следующий раз показался в дверях, то быстрым шагом направился к автомобилю. Значит, нет. Скоро фары скрылись за поворотом. Такие предложения сойдут Рейнолдсу, ему всё равно предательницу, писавшую его на пленку, он трахает, точнее таких опасность подставы и шантаж в определённых пределах даже заводит, но Элайджа… Она не могла не попытаться, но в глубине души знала, что нет. При уверенности в победе на сто пятьдесят процентов, просчитывать все выгоды, которые можно извлечь из поражения. И предатели всегда кончают плохо. Два закона, в которые он верил абсолютно, и они не имели исключений и обратной силы. С трудом координируя своё измученное тело Кет осторожно села на ступеньку, улыбаясь сквозь дымку слёз.

– Мисс Пирс? Мисс Пирс, – настырный голос вырвал из замечательных воспоминаний и мира её мечты, где она говорила то, о чём хотела. – Вы в порядке, мисс Пирс? Вы проспали больше суток и Ваша дочь...

«Я Катерина Майклсон! Катерина Майклсон, когда ты это запомнишь?!»

– Почему сутки? Сегодня…

– Воскресенье.

Так вот почему сильно болела грудь, на Элайдже была его же рубашка, а она чувствовала себя бодрой. Бедная Злателина, заброшенная нерадивой мамашкой…

– Всё в порядке.

– Мисс Пирс, мистер Майклсон передал, что вас нужно найти, и что он хотел передать…

«Вы уволены, миссис Клодес» – медленно проговаривая, с той холодной ненавистью, которая овладевала ей при звуке своего некогда любимого имени, вечно повторяемого этой глупой женщиной, хотела произнести Кетрин. Она так давно мечтала это сделать…

– … что после командировки…

Но не сказала, потому что ей стало всё равно – неожиданно и ненависть, и обида ушли.

Ни с того ни с сего почувствовав себя спокойно и уверенно, Катерина встала, весело улыбнулась опешившей от изумления женщине и пошла в дом.

====== Глава XXIII (Часть I) ======

Великобритания. Йоркшир.

– Здравствуйте, Кетрин Пирс, – представилась девушка в деловом костюме и протянула ладонь для рукопожатия. – Если вы не помните.

– Мейсон Локвуд. Помню, но вы изменились.

– Намекаете на мой возраст? Впрочем, для дела это хорошо, – она прищурилась, разглядывая мужчину перед собой, – смогу без потери для важности обойтись без очков с нулевым диоптриями.

– Не в бровь, а в глаз, мисс Пирс, – он оглядел её сверху вниз. – Но не всегда нулевые диоптрии – это пафос, а могут быть вполне себе медицинские показания.