Приходите за счастьем вчера

– Энжи?

– Да, я вас слушаю, – раздался в трубке голос няни.

– Принесите смесь, хочет есть.

– Десять минут. Будете сами?

– Да.

С тех пор как он очутился в этом доме прошло всего двое суток, но они многое поменяли и в первую очередь в отношении дочери. Только сейчас Элайджа понял, что всё это время жизнь Златки проходила мимо него. Она жила сама по себе и, оказалось, даже не запоминала его лица, поначалу боялась и пищала, но всего сутки вместе и малышка привыкла к его запаху и рукам, а он привык к ней. Полюбил всем сердцем ещё в Болгарии, и все же раньше, когда он приходил Златка казалась чем-то отвлечённым, подарком судьбы, символом лучших дней с Катериной, но никак не маленьким человечком со своими предпочтениями и нуждами, тянущему к нему ручонки. И он для неё был чем-то таким же отвлечённым и быстро забывающимся. Нельзя было сказать, чтобы Элайджу засасывала возня с малышкой, хоть сколько-то прельщало прыгать вокруг с погремушкой, или тем паче её крики, но ему нравилось смотреть на неё и ощущать её требовательное доверие к себе, которое может дать только привычка. Он чувствовал себя спокойнее и легче в эти моменты, уходило даже раздражение и усталость после проведённой ночи с Катериной, и однажды почувствовав разницу, Майклсон не хотел возвращаться к прежним краткосрочным визитам. Теперь он хотел, чтобы дочка так же спокойно реагировала на него, улыбалась, трогала часы и поев, ворковала, возясь с погремушками на Катеринином халатике, как сейчас. Улыбнувшись дочке и внимательно наблюдая за ней, Майклсон положил голову на руки. Была ещё одна мысль, тяжёлая – понял, почему Катерина стала пугливой, раздражённой и неуверенной в себе и своей красоте. У неё не было своего спокойного угла, здесь её откровенно не любили, по вчерашнему диалогу Элайджа прочувствовал это особенно резко. Знал он это и раньше, но вот видеть… Ему не понравилось, что он увидел. Майклсон отлично осознавал, что дело в хозяйке – в Бразилии картина-то была та же, – и что если он сменит персонал ничего не изменится, но всё равно его придавливало к земле понимание, что её сейчас, когда она явно уязвима дома касаются чужие взгляды и руки, и рядом нет совершенно никого, кто бы любил и оберегал. Сам далёкий от того, чтобы завоёвывать чьи-то симпатии, Элайджа был с детства предан исключительно родным и дому, поэтому в поместье постоянно жила только Роза, которая смотрела за сохранностью здания и если что-то требовало вмешательства, уборки или ремонта, и не представлял, как можно существовать с полным домом прислуги, которая тебя боится, а раз боится, то и испытывает тихую злобу.

Но персонал в любом случае придётся менять полностью, иначе после нынешней ночи, когда всем всё ясно, Катерина будет вечно в униженном состоянии женщины, с которой изредка развлекается бывший муж. Златка поела, заснула и устроив её в колыбельке под присмотром няньки, он медленно направился в противоположную спальню. Катерина по-прежнему крепко спала, сопя носом, и, видимо, так и не проснувшись с тех пор, как он принёс её сюда из гостевой.

Присев рядом, Элайджа обвёл пальцем подбородок Катерины – природа любит пошутить, наделила такую как коза упрямую женщину подчёркнуто нежным личиком сердечком.

“Интересно, какое светило ненормальности нас поймёт на этот раз, кошечка моя?”

Кошечка моя. Он называл так Катерину, когда испытывал необходимость в смешении своего сознания с её. Вчера и сейчас это у них получилось, но не стоит так называть Катерину в будущем.

– Наверняка, не стоит. Мы уже выросли из маленьких игр... – Элайджа распробовал звуки собственного голоса в тишине спальни. Усмехнулся, вспомнив её поддразнивания, – Хотя, наверное, нет, кошечка моя.

Закинув руки за голову он лёг рядом и откинулся на спину, сонно глядя в потолок.

Когда Кет проснулась снова, к своему стыду поняла, что снова «проспала» дочь, лежит на животе в одиночестве, укрытая простынёй и наступил вечер. На тумбочке стояла бутылка с лосьоном для интимной гигиены, а её пострадавшие ягодицы и растёртая после многочасового траха промежность были обработаны и не болели. И не такой уж пострадавший филей – по сравнению с полосами, которые оставлял Бернер, несколько шлепков даже и сильных в порыве страсти… Кет больше злилась, а боль была просто неудобством отвыкшего от таких «кроличьим заездам» организма. Но… Боже, как же ей было хорошо! Что бы ни было дальше, эта ночь была волшебной, такой как тогда, когда они были счастливы. А может даже и лучше – зная, что скоро всё исчезнет, Катерина любила как в последний раз, без отдыха и никак не могла налюбиться. Переполненную молоком грудь сильно тянуло, и брюнетка, не став долго раздумывать, побежала в детскую.

– Ты здесь? – Автоматически прикрывшись руками, она нахмурила брови.

– Как видишь. Она уже ела.

– Эту отраву? Нужно было меня разбудить, – Элайджа испытал прилив раздражения от того, как быстро изменилось её лицо – тёмные глаза из нежных стали злыми, а затрепетавшие ноздри совсем не нивелировались кривившей губы ехидной улыбкой. – Подай мне одеяло и выйди. Пожалуйста.

– Держи, – кинув ей тряпку, он наблюдал, как она укутала им свою фигуру. – Я не разбудил тебя, потому что ты очень устала, а эту «отраву» едят многие дети и ничего.

– Да уж, здоровье ребёнка у тебя явно в приоритетах.

– Именно так, – он кивнув, направился к двери, – и Катерина, пусть ты изумительно красивая женщина, но, когда мы будем говорить, возьми тон полегче. Для своего же блага.

Равнодушно пожав плечами и ничем не дав понять, что приняла к сведению, она опустилась на диванчик рядом с детской кроваткой. Но когда он уже стоял у дверей, всё же обронила:

– Если тебе нужен разговор, подожди пару-тройку часов.

– Прости, нет.

– Как тебе угодно, приходи завтра, – из-под массы упавших ей на лицо волос, раздался откровенно строптивый голос.

– Я улетаю на две недели в Африку.

– Тогда через две недели.

– Хватит, – ему захотелось хорошенько встряхнуть её за плечи, но вспышка эмоций прошла. – Катерина, я жду тебя через полтора часа, и если тебя не будет, вытащу даже из ванны и притащу вниз. Прошу вас, моя леди, побудьте паинькой это время, а дальше можете спокойно возвращаться к привычному состоянию мегеры.

Кетрин вскинула голову и, поджав губы, сверлила взглядом бывшего мужа – безупречно издевательски-вежливый тон, словно погоду обсуждает. Но когда Майклсон становился таким, он умел быть и вправду бесчеловечным. Наконец, выплюнула:

– Через час.

– Спасибо.

Дверь за ним закрылась.

Собранные в прическу кудри, ярко-бирюзовое платье, такая же лента в волосах – всё это он уже видел, но за этот год совсем позабыл как довольно могут блестеть её полные неги и страстей глаза, звенеть на высоких нотках низкий голос, а щёки розоветь от подлинного, не натужного взрыва энергии, словно в Катерине соединились две женщины – нежная и тоскующая милая девочка, и манипулятивная сексуальная мегера. И оставленная прошлой ночью его зубами розовая метка на шее не портила этой картины, наоборот заставляла желать сильнее. С той же страстью, что у детей вызывает игрушка на витрине и бесполезно их увещевать, что она синтетическая, аляповатая и не стильная, дешёвая или наоборот не по карману дорогая, что где-то за углом есть и лучше, и красивей, в его голове с пулемётной скоростью забилась одна единственная примитивная донельзя мысль:

«Хочу эту».

Опомнившись, что опять подпадает под неконтролируемое очарование и им в очередной раз овладевает образ Катерины, но на сей раз реальный и опасный, мужчина спокойно выдохнул, прогоняя морок. Но эта собственная неустойчивость ещё раз уверила в правильности своих действий – если не в силах предотвратить лавину, оседлай.

– Почему ты меня так разглядываешь? Что-то смешное?

– Когда-то думал, что оксюморон только в литературных описаниях героев.

– Это комплимент, что не тривиальна? – Непонимающе оглядев мужчину – костюм и рубашка были свежими, – спросила Кетрин.

– Констатация, что ты не освоила программы общественно-достойного поведения.

– Зато ты великолепно освоил, Элайджа. – Она подошла, разглядывая хрустальные вены мороза на вазе со льдом для лимонада. – Эта констатация относится к тому, что мы снова переспали? Или боишься, что передам это «недостоинство» дочери?

– У тебя чересчур буйное воображение, – холодно ответил Элайджа.

– Ауч, какая плохая я – снова совратила и обессилила такого достойного представителя общественности. Определённо нужно требовать отдельные щипцы и шкафчик для подпаливания пяток, когда попаду в ад. – Она замолчала, разглядывая его фигуру, и усмешка постепенно угасла. – Так о чём мы будем говорить, мой лорд?

– О будущем, Катерина. Садись?

– Ничего не изменится, – надменно оттопырив верхнюю губу, Кетрин присела на низенькую софу и с явным облегчением подложила под спину диванную подушку. – Я же сказала, что тебе не придётся платить за нашу совместно проведённую ночь. Никаким образом.

– Я не об этом. Хотел предложить тебе вернуться в особняк. У тебя тут не очень хорошая атмосфера.

Последние слова заставили насторожиться и замереть. Через мгновение взгляд полный бешенства впился в мужчину.