Приходите за счастьем вчера

– Какая умница, – одобрительно улыбнулся Рассел, тоже разглядывая эти упражнения.

– Так это её лошадь и есть, – простодушно ответила Ребекка. – Просто получилось так, что живёт здесь, а так – Аида ещё жеребёнком «общалась» с Кетрин. Разве она вам не говорила?

– Не в этом дело. Я знаю характер людей, занимающихся с лошадьми, и мисс Пирс... По разговору мне она показалась честолюбивой девушкой. Вашу лошадь растили как растят там, где с ними дружат. Знаю некоторые такие места в Азии.

– Ну, это вряд ли, хотя точно не знаю. Кажется, Кетрин научилась управляться с лошадьми в Америке.

Писк её мобильного оторвал их от созерцания картинки.

– Мы немного задержались во время катания.

– Не знал, что ты здесь.

– Так получилось, – Кетрин подошла, и Бекс про себя отметила, как расслабленная, счастливая улыбка на её лице при виде Элайджи стала натянутой, а в итоге вообще исчезла. – Заехала к Стефану и осталась, а потом… Действительно поздно.

– Ладно, тогда собирайся и поедем домой. По поводу утренней договорённости.

– Я помою руки, переоденусь и прибегу.

– Буду ждать.

– Домой? – насмешливо вскинула брови блондинка, обернувшись к брату, когда они остались наедине.

– Мы живём вместе.

– Живёте вместе, – нараспев повторила Ребекка, садясь в кресло. Прошло около минуты прежде, чем она продолжила: – Эл? А ведь она тебя ненавидит.

– Не совсем так, – он уставился в пространство. – Я её ударил. Точнее не ударил с силой, но едва не дал пощёчину, и с тех пор Катерина сильно изменилась. В общем-то её отношение ожидаемо, сестрёнка.

– Ты? Но… – закусив губу, блондинка во все глаза смотрела на брата. Элайджа? Который-то и не ко всем жаждал прикасаться просто так, если этого можно было не делать, тщательно оберегая своё личное пространство, и вдруг ударил женщину. – А ведь она сегодня меня спрашивала, склонный ты к насилию человек или нет. Легко спрашивала, но… Я над ней посмеялась. Ты же раньше никогда… За что?

– Хотел, чтобы замолчала.

– В смысле? – Ребекка окончательно остолбенела – рассказанное было из какой-то другой реальности.

– Бекс, не строй из себя психотерапевта. Я итак знаю, что это недопустимо, унизительно, и всё, что ты хочешь мне сказать. – Он недовольно взглянул на часы на запястье – Кет задерживалась, – и тоже сел в кресло. – Забыли.

– А ты хотя бы извинился?

– Какой в этом толк?

– Что значит, какой толк? Конечно, Кетрин не имеет никакого подобия сексуальной морали, и вообще много о чём ещё, о чём я узнала, пока… – она вспыхнула, – когда вы расстались. Но это не значит, что она не такая же девушка как все остальные. Я тебя не узнаю, Элайджа.

– Какой смысл в извинениях? И я не хочу обсуждать с тобой Катерину, – произнёс Элайджа. – Мы вообще никогда не будем обсуждать мои отношения с ней.

Повисла долгая пауза, щёки Ребекки заалели, но не от гнева. Она уже готова была извиниться за вмешательство, когда Элайджа сказал:

– Я отправил солнечную батарею наверх, пока вас не было. Думаю, Дени понравится.

– Я попрощалась с нею наверху, – раздался над ними голос спускавшейся по лестнице Катерины. Майклсон вскинулся, не зная услышала ли она только последнюю фразу или весь диалог. – Поэтому и задержалась. Пока?

– Пока.

Элайджа вышел из дома вместе с дочерью, поэтому Кетрин торопилась и уже открыла дверь с крыльца, когда Ребекка её окликнула:

– Кетрин… Скажу честно, ты мне не особенно по вкусу как человек. Но всё равно я буду рада, если ты придёшь ещё. Я давно не видела, чтобы Дени была такой довольной.

Кет помолчала.

– Я приду, Бекс.

– Из-за лошади? – усмехнулась блондинка. – Я вижу, как она тебе дорога.

– Из-за лошади и твоей дочери. До свиданья.

Кивнув, Ребекка погасила верхний свет в гостиной и задумчиво уставилась на дорогу. Здесь её и нашла Дени, после душа закутанная в тёплый халат. Бекс хотела спросить дочь, почему она не спит в такое позднее время и отправить наверх, но промолчала и, крепко обняв, поставила на низкий подоконник – смотреть, как растворяются в темноте огни фар.

– Элайджа, прежде, чем мы свяжемся с Еленой, о той пощёчине.

– Тебе не говорили, что подслушивать нехорошо?

– Я же говорила – дурная кровь не прививает хороших манер… Забудь о ней. Дело не в том, что ты так и не ударил и мне было не больно, – войдя в кабинет, она осталась стоять. – Я видела твоё лицо в тот момент. И я бы не стала растить ребёнка с человеком, который унижает женщину.

– На свадьбе Елены ты придерживалась другого мнения.

– Мне нужно было… – помедлила Кетрин, подойдя ближе: – подумать. Над всем, что случилось.

– В том числе тем, что в Сан-Франциско. По-моему, это говорит не в мою пользу. – он хмыкнул. – А ещё я когда-то удостоил твою задницу немалого количества шлепков. И теперь я спрошу снова – почему ты согласилась на контракт так легко, мм?

– Смущает?

– Немного. – Он приподнял подбородок женщины. – Те, кто гладит твоё эго против шерсти всегда плохо заканчивают, не так ли. любовь моя?

– Ты сделал мне ребёнка, поэтому не переживай – я не остужаю свою месть до нужной кондиции.

– Не месть. Но в твоих привычках добиваться объяснений.

– Мы с тобой слишком не ангелы, Элайджа, чтобы мерить всё общими лекалами порядочности. Да и я никакая не порядочная, бесчестная. Мне ведь тридцати нет, а я иногда думаю, что уже устала… – Она взяла его ладонь положила на свою грудь, почти до сосков обнажённую глубоким вырезом домашнего платья. На мгновение опустила веки, наслаждаясь ощущением ласкающих нежную кожу пальцев, скользящих вверх к шее и подбородку. – Устала от своей семьи. От всего в жизни. Только ты, наш ребёнок и то, что с тобой связано. – Прислонив нос Элайджи к своему, Катерина открыла глаза и улыбнулась, пробуя своими губами его губы на вкус. – Лишь от тебя я не устаю. Ты всё равно нежен со мною даже, когда тебе хочется насилия. Никто не любил меня так, а ты – да. В постели я это ощущаю каждый раз, словно что-то… – Элайджа почувствовал, как судорожно сокращается её горло под его ладонью. Нравилось ли ему слушать это? Нравилось, хотя ноша становилась тяжелее с каждым прошелестевшим словом, но нравилось, и поэтому он её не прерывал, как этого хотелось требовавшему не слов, а физической близости разгорячённому телу. – С тобой я хочу чувствовать сразу всё, и никакой другой мужчина не может меня в этом удовлетворить. Когда тебя нет рядом я становлюсь злобной, а когда я чувствую, как ты прикасаешься ко мне, я уже не могу оставаться спокойной. Как будто ныряю с головой в… скажем, молоко? Да, тоже как-то косно звучит… Именно поэтому я и готова «просто спать с тобой» на твоих условиях. Но я не должна была уезжать не из-за послушания, которого ты требуешь от жены, а быть внимательной к тебе и понять сразу, что всё плохо. Остаться поэтому. – Хриплое поверхностное дыхание, сопение вырывавшееся из их носоглоток было совсем неромантичным, но для Элайджи, стиснувшего её грудь и уже сминавшего поцелуем податливые губы, Катерина в эту секунду была самой эротически-привлекательной женщиной, какую когда-либо создавала природа. И тем тяжелее дался миг, когда она с трудом вырвавшись из его объятий, села на диван. Грустно улыбнулась, глядя на окаменевшие черты лица мужчины. – Нет, это не потому, что я такая дрянь. Но заканчиваем пафосные признания, Елене нужен сеанс со мной.

– О’кей. Если ты их не добиваешься, значит, просто играешь в свои маленькие игры. – Увидев в глазах Катерины недоумение, он намеренно сухо уточнил: – Мои объяснения по части контракта. Не против статуса кво, но не в постели.

Когда Кетрин вошла в гостиную Элайджа сидел внизу, глядя в айпад, по которому транслировали футбольную премьер лигу. Как всегда без звука – он терпеть не мог вопли комментаторов. Запах алкоголя снова витал над всем, но женщина ничего не сказала по этому поводу. Она вообще ничего не сказала, а просто устроилась в дальнем кресле, и, не глядя, раскрыла книгу на закладке.