Приходите за счастьем вчера

– Да нет, противоположности притягиваются...

– Между прочим, я единственная женщина в этой дыре на много километров. – Она подняла бровь.

– Это не ум, а шантаж слабого, Катерина.

– На шантаж способен только исключительный ум...

– Тяни…

Но серебристая рыбка сделала хвостом.

– Это совсем неинтересно даже. – Отбросив несчастный спиннинг в сторону, Кет вернулась на место. – Столько рыбы, что никакого азарта её ловить. Давай, просто посидим.

Неинтересно ей было, потому что она не умела вытащить рыбу. Но Майклсону не пришло в голову озвучивать причину, потому что ему нравилось за ней наблюдать. Да и рыбалка и не могла пойти удачно, когда он занимался своим делом. Вынужденным и невыносимо эротичным для обоих – осторожно перебирая её волосы, скручивавшие в крупные кольца под широким гребнем, Элайджа понимал почему в религии волосы – главное искушение женщины. Волосы Катерины его завораживали, и он прощал ей всю упущенную добычу лишь бы растянуть время просушки и распутывания локонов. Впрочем, свернувшаяся на кусочке брезента Катерина даже не пыталась облегчить его участь и издавала гортанные охи и выгибала шею.

– Досушимся, иначе солнце сядет, и ты останешься с мокрой головой.

– Да.

Скосила взгляд и постепенно из страстного он стал задумчивым. Элайджа выдохнул и взялся за щётку.

– Что-то вспомнила? – обхватив её за талию, он выпустил пряди, улыбнулся. Неделя подходила к концу, и Катерина начинала всё сильнее тосковать по дочерям, поэтому их вечерние диалоги о том, как девочкам понравятся подобранные ею камушки или собранные листья, что когда они подрастут, то обязательно побывают, если не здесь, то в менее удалённом от цивилизации месте, стали почти традицией. Но в этот раз Майклсон ошибся.

– Да. Точнее, нет. – Катерина передёрнула плечами: – Я думаю, какая тут чудесная тишина, и она такая, потому что нам ничего не остаётся, как её слушать.

– Здорово, – согласился мужчина, всё ещё не понимая её мысль.

– Когда мы с тобой одни нам так здорово вместе, а стоит вернуться и все эти обстоятельства… Других людей обстоятельства сводят, они бы и знать друг друга не знали и знать не желали, если бы не приходилось видеть физиономии ежедневно, а мы только расстаёмся. Я боюсь, что опять что-то у нас случится, и я... О, Элайджа, мне так хорошо с тобой, когда ты не… – она осеклась.

– Не президент корпорации?

– Да. Здесь мы сами по себе, и ты другой. Неукомплектованный своими акциями, домами и прочим под завязку.

Элайджа зарылся пятернёй в её подсохшие и распушившиеся волосы, пустив насмарку весь свой часовой труд.

– Просто здесь нам ни до кого нет дела, кошечка.

Обернувшись, Кетрин вскинула брови, разглядывая его лицо. Спокойное, без прежней печати несчастливого человека. Её ладонь невзначай скользнула по его груди.

– Мне всегда нравился твой правильный подход к реальности. Пойдём.

– А как же наши удочки? – Спустя пять минут, задыхаясь от быстрого шага, она заблестела глазами, глядя как Элайджа захлопывает за собой дверь и оборачивается. – И рыба?

– До нас дела тут тоже никому нет. А рыба… Кажется, я уже поймал свою самую большую рыбу.

– Исключительного ума? – она вскинула брови.

– Исключительного ума, – согласился мужчина.

Последняя неделя подходила к концу. Нужно сказать, очень мирная неделя. Они оба поймали их волну и плыли на ней не оглядываясь ни назад, ни всматриваясь вперёд, и это время не шло ни в какой зачёт. Счастливое время. О том, что ждёт впереди не разговаривали, живя только тем что есть, но без натяжного лицемерия отсроченных проблем – и Кетрин, и Элайджа знали, что один думает и пытается прийти к выводам, а другая ждёт этого решения, но период не был продолжительным. И ещё теперь, когда между ними не стояла шеренга скелетов в шкафах, покончившая с неуверенностью Катерина час от часу возвращала жизнелюбие и лёгкость, и Майклсон легче всего очаровываемый именно этими чертами её характера откровенно наслаждался жизнью.

Настал последний вечер, завтра должна была приехать машина, и Элайджа с Кетрин, усевшись на «крыльце» постройки, в молчании пили чай и смотрели как короткое северное лето догорало в свете ярких звёзд крупных, отлично знакомых и едва различимых, которых можно увидеть лишь в чистейшем небе. Укутанная по самый нос брюнетка вздрогнула, когда услышала вопрос.

– Катерина, что ты думаешь о доме?

– О доме? – На мгновение она растерялась и поджала пальцы в рукава свитера. – Думаю, что ещё долго не оставлю девочек с нянями. Сил нет.

– Я не о девочках, а об Англии и Мистик Фоллз.

– Об Англии, – обескураженно переспросила Кет. – Ничего. А что я должна о ней думать? Стоит на месте.

– А Америка?

– Тоже ничего. У меня никогда не было дома в твоём понимании. Наверное.

– Мистик Фоллз?

– Это дом всегда принадлежал Елене, отцу, мне нравилось там, – она задумчиво улыбнулась. – Я любила папу, и Елену люблю. И в Ричмонде, и в Нью-Йорке, и в Мистик Фоллз, и в Йоркшире, и даже в Болгарии мне одинаково в доме, разница только в том, кто рядом со мной. Я боюсь, что не сумею подарить тебе настоящий дом, потому что я вообще не чувствую в себе заботы о месте или патриотизма. Хорошо, что у тебя уже есть и в нём Роза.

– Нет места, где бы ты хотела жить?

– Нет. Я никогда не мечтала нигде жить. Ни о старости в розовом саду, ни о море, ни о горах. И о Мистик Фоллз тоже.

– Неужели у тебя не было мечты.

– Была, конечно.

– И о чём?

– Я уже говорила. О тебе, – простой ответ вызвал паузу в разговоре. Элайджа кивнул и пристально посмотрел на жену. Она не стушевалась. Голос мужчины стал задумчивым:

– Тогда, полагаю, мой вопрос теряет смысл. Тебе без разницы, где жить со мной.

– Да, без разницы, – подтвердила Катерина. Помолчала. – Ты точно решил уехать из Королевства?

– Да.

– Куда?

– В Индонезию и Гонконг.

– Давно или сейчас?

– Это был запасной вариант, если я проиграю.

«Если на сто процентов уверен в победе, просчитывай поражение…» Кетрин зажмурилась.

– А как же твои слова, что корпорация разрушена тобою самим и, значит, не подлежит восстановлению.

– Она не подлежит. Когда я думал о Гонконге, я не предполагал, что будет так плохо. Что Рейнолдс и Фелл постепенно вытеснят меня с рынка, да, но не лишиться кадров, денег и… – он сцепил зубы и выплеснул остатки чая в кусты. – Что будет так, я не думал. Но рынок на случай проигрыша всё равно искал.

– А что ты хочешь делать?

– Всё то же, что требуется для успешного проекта.

– Нужно очень много денег, неразработанная ниша и высококлассный организатор во главе, – улыбнулась Кет.

– Во главе команды организаторов, – поправил её Элайджа.

– Её у тебя нет.

– Двое есть. Нейтленд и Хелвид. Они поедут за мной. Остальные – не думаю.

– Нейтленд – ясно, это ветер в поле, но Хелвид… Рейнолдс предложит больше, чем сможешь ты и работу в уже готовом варианте. Он может продолжать развивать «InterStructure».

– Нет. Хелвид пробился из низов. У него нет денег для своего бизнеса и опыта, и, поверь, никто из них не предложит пусть и крайне перспективному наёмному директору долю в компании. Приносящая капитал собственность всегда остаётся у собственника, Катерина, и если бы не наша ситуация мне и в голову бы не пришёл другой вариант. Тем более, – быстрый взгляд, – он крайне неудачно женился относительно связей: из таких же социальных низов, как и он сам. Я сделаю Энтони предложение, от которого он не откажется – работать на себя, за счёт своих мозгов получить долю акций.