Приходите за счастьем вчера

– Что-то случилось?

– Клето… Я, наверное, не буду пока. Мне нехорошо. Нужно переставить номера.

Ругая себя на чём свет стоит, Елена бросилась обратно по переходам в свою гримёрную.

Наверняка, конечно, ничего не случилось, чтобы так всполошиться, Колу просто некогда, и он пришлёт ей букет после… Было обидно. И унизительно больно. Она расплакалась на весь коридор, прислонившись лбом к двери личной гримерной – предмет всеобщей зависти и показатель статуса супруги дона Майклсона.

– Ты ранена?

– Что? Где Кол?

– Привет. Мне сказали, ты выступаешь… – Начальник безопасности Кола, с которым они столкнулись лицом к лицу, стоило ей повернуть голову, с лёгким удивлением глядя на нервно подёргивавшееся лицо Елены, потянул за собой. – Кол дома. Не переодевайся, некогда. Он приказал тебя забрать отсюда.

– Почему? – Они уже сбегали по широким ступеням театра.

– Сейчас временное усиление.

Усиление чего? Елена не спросила, молча позволила усадить себя в машину, отметив взглядом, что авто бронированное по максимуму, и довезти до дома.

– Где он?

– В кабинете.

В кабинет она обычно не входила из какого-то внутреннего протеста перед тем, какие дела там обтяпывались, но сейчас было плевать на манеры.

– Привет. – Кол поднялся навстречу и привычно улыбнулся. – Прости, что пропустил твой выход.

– Я не успела его исполнить, – процедила женщина. Села на диван. – Может, объяснишь, что происходит?

– Думаю, вопрос риторический, – хмыкнул Майклсон. – Пока мы не найдем тех, кто стрелял, ты не выходишь за периметр участка.

– Когда стрелял? В кого? – Она окинула взглядом целого и невредимого мужа и вскочила: – В Алека?!

– То есть я могу спокойно рассуждать о твоих танцах, если с моим сыном не всё в порядке?

– Я… Прошу прощения. – Она покраснела от стыда. Как бы ни было, но Кол очень любил их ребёнка. – Испугалась. Так где стреляли? То есть в кого?

– Прощаю, – он отмахнулся, – это был всего лишь я, не бойся.

– Ты? Но… – и тут Елена увидела – перебинтованное плечо под рубашкой: бинты наложились на белую ткань и казались незаметными с расстояния. Сглотнув комок, она медленно подошла и расстегнула две верхние пуговки. Приложила кончик пальца к началу бинта – вот и всё расстояние, отделявшее её от похорон. Всё в ней заледенело.

– Елена, что ты так ревёшь? Всё же хорошо, все живы и здоровы.

Ему было всегда неприятно, что она плачет – Кол повидал много слез и проклятий, но они давно его не трогали. Осторожно прижавшись губами к грудной клетке, Елена отрицательно замотала головой и заплакала ещё сильнее.

– Ты же был ранен… Ранен.

Он чуть быть не ответил в привычной манере чёрного юмора, но не стал и со вздохом усадил её всё на тот же диван. Но через пятнадцать минут потопа всё же не удержался:

– Подумываю периодически практиковать самострел, раз ты по случаю ран меня любишь, как и в прошлые времена.

Елена заморгала слипшимися ресницами, размазывая по щекам тушь.

– Я тебя всё время люблю. – Она сползла и уткнулась носом ему в колени.

– По принципу де Сада?

– Дурак.

– Потерпи немножко, и всё закончится. – Кол вдруг стиснул её плечи и поднял. Голос осип и казался ему чужим: – Кроме того первого раза, ты никогда не была в опасности эти годы, Елена, это перестраховка. Я знаю, что не могу тебя увезти от твоего театра, но, если ты здесь – потерпи. Хорошо?

– Да. – Она сглотнула, разглядывая тёмные пятна от своей туши на белоснежной ткани. – Хорошо, я буду терпеливой. Всегда. Я очень верная.

– Я знаю.

Она окончательно успокоилась и приводила себя в порядок, когда Кол, закинувший ноги на стол и в тиши рассматривавший деревья за окнами, невзначай обронил:

– Ты по-прежнему хотела бы родить мне ребёнка? – Елена обернулась. Глаза мужчины были предельно внимательными и утратили смешливость – вопрос романтично-глупый для почти всех пар, в их случае стоил любых пустых признаний. – Если бы знала, как всё будет?

– Да.

Минута осознания уверенности ответа, обнажившейся беспомощности, и, наконец, в серых глазах зажглось веселье. Елена справедливо понимая, что сейчас включится чувство юмора, поспешила изобразить сосредоточенность и печальную картину.

– Просто, да, и никаких доказательств?

– Как-то не очень хорошо делать детей ради доказательств.

– Но я юрист, а не воспитатель, и специфика профессии их требует.

– Скорее это требуют другие части организма.

– Экстремальщина повышает уровень гормонов в крови...

США.

– Вы одно время работали на сенатора, каковы теперь отношения после случившегося?

– Мы долгие годы не поддерживаем контакты, поэтому никаких. Это были лишь деловые связи.

– Но по ряду источников именно он ввёл вас в определённые круги.

– Каких конкретно источников? – под пронзительным взглядом Кетрин Алессандра, её интервьюер, стушевалась и передёрнула плечами, как бы говоря: все знают. Кет сама заполнила появившуюся паузу, сухо заметив: – Не думаю, что имеет смысл пересказывать все сплетни из газет. Мистер Рейнолдс и вправду представил меня ряду своих знакомых, но лишь по той причине, что я работала на его семью. – Уже дружелюбнее добавила: – Ко всему эти вопросы касаются бизнеса моего мужа, а не меня и моего занятия.

– Вы их не обсуждаете с ним?

– Зависит от вопроса, в определённых я не профессионал и не обладаю достаточной полнотой информации, чтобы судить объективно, и я придерживаюсь мнения Элайджи. А его мнение в том, что он делает.

– А Вы часто поступаете, как нравится вашему мужу? Последнее слово всегда за ним?

В глазах Кетрин сверкнула насмешка – уже третья попытка втянуть её в диалог о грязном белье.

– В неличных вопросах всегда.

– Неожиданно, – протянула ведущая, не скрывая ноток досады – такие пассажи вряд ли пришлись бы по вкусу целевой аудитории, да и саму ведущую мало интересовали, в отличие от подробностей романов миссис Майклсон и своеобразной ситуации между противостоянием Рейнолдса и Майклсона. Что там всё чисто, ознакомившаяся с биографией нынешней гостьи передачи Алессандра не верила, и не нюх журналиста – профи она не была, – а какой-то женский инстинкт требовал жареных нюансов. – Вы производите иное впечатление.

– Так сложилось, что в этом мире голос Элайджи всё равно звучит громче, поэтому не я вижу смысла твердить в разнобой. – Кетрин улыбнулась: – Вот и вы снова интересуетесь больше им, чем моим центром.

– О’кей, тогда переходим к вам. Вы росли без матери. Это повлияло на ваш характер?

– Как и любое событие в жизни, – чуть прохладнее, чем требовалось, ответила женщина. Но журналистка не поняла очередного намёка.

– Вам сильно её не хватало?

– Конечно. Мать – жизненно необходимый человек для любого ребёнка, и нет ничего хорошего, что она так рано нас оставила. Но мне повезло с отцом и тётей. У меня было счастливое детство и хорошая семья, которая дала мне много из того, что у меня есть.