Приключения сомнамбулы. Том 2

– Тогда свет выключен!

– Не всегда успевают выключить.

– Чем же жизнь от кино отличается? В кино всё быстрее трахаются и убивают, чтобы завлекать зрителей, в жизни… то же самое разбавляется чаем, разговорами.

– Не только в кино, в книгах закручивают сюжет, – Алиса повернулась к Свете, – как называется, когда ни минуты скуки…

Света приставила ко лбу палец на манер пистолета, вспоминала.

– «Экшн», – уверенно подсказал Соснин, – «экшн», запакетированный в формат! Если лихо не закручивать сюжет, кино ли, книгу не раскрутить для продажи.

– Как кратко определить…

– Хочешь кратко? – спросил у Алисы Тима, но посмотрел на Свету, – отформатированный «экшн» – это, когда поначалу трахаются, а в конце появляется труп.

– Один труп? – осторожно уточнила Алиса.

– Не обязательно один, возможны варианты, – скорчив серьёзную мину, великодушно расширил жанровую свободу Соснин, тем паче, Тима вновь потянулся к телефону, вновь, впрочем, не ответившему, – думаю, умножение числа трупов вряд ли помешает предпродажной раскрутке, скорее поможет.

– Что такое постмодернизм, Илья Сергеевич? Все спорят, спорят о постмодернизме, но чем больше слов, тем непонятнее, – Света не желала больше слышать о трупах.

– Разве постмодернизм не мёртв? – Алиса продлила топтание вокруг трупа, пусть и метафорического.

– Постмодернизм ещё простудится на похоронах своих могильщиков, – весомо напророчил Соснин, – если попробовать кратко…

– Да, кратко! – поощрила Алиса, – «экшн» ведь кратко определили.

– Тут не обойтись чеканной, как у Тимы, жанровой формулой, любовь и смерть, конечно, вечные, зачастую роковым образом перевязанные меж собой темы, но постмодернисткое высказывание по обобщающим намерениям своим заведомо шире отдельных тем, учтите, пальцев на моих руках не хватит, чтобы перечислить запросы и главные признаки постмодернизма-стиля, поглядывающего на прошлое и будущее сквозь современную неразбериху. Прошу прощения за путаную и, конечно, вульгарную идеализацию, постмодернистское высказывание в литературе ли, музыке, архитектуре можно уподобить сложному культурному вареву, где фантастически смешались разные времена, где жизнь и искусство неразделимы, ибо они уже неразделимы в творящем, преодолевшем реализм сознании. В качестве специй к такому вареву сгодилось бы и всё то, что мелькает сейчас вокруг нашего столика, включая и то невидимое, что витает над ним, то, что мы серьёзно или легкомысленно обсуждаем, – обвёл рукой ресторанный зал «Плазы-Рая», – если же действительно кратко, то постмодернистское произведение – блюдо. Вообразите, повара во всех кухнях, – снова обвёл рукой жующий зал, – заготавливают ингридиенты для одного суперблюда.

– Вы произнесли блестящую речь! Но… блюдо-произведение, замешанное по вашему рецепту, съедобным получится? – усомнилась Алиса.

– Уж точно скучным, хлебать, хлебать его и не расхлебать, – Света, неотразимо закомпанованная с вазою фруктов, пожала загорелыми плечиками, это была её излюбленная, и утвердительная, и вопросительная реакция, – всё некондиционное, всё, что в разные времена залежалось, намешать, как в солянке или окрошке, да ещё приперчить тем, что мы обсуждаем, видим?

– Почему скучным? – в свою очередь пожал плечами Соснин, проигнорировав, однако, упрёк в стряпаньи из залежалых продуктов, – не интересно вместе, в прихотливо-искусном смешении, всё то, что происходило до нас, происходит на наших глазах и произойдёт после?

– Ну как? Скоро уже? – наконец, справился Тима и, немного послушав, удовлетворённо захлопнул крышечку телефончика. Тут же что-то задребезжало и запело в его кармане, достал другой телефончик, поменьше. – Да, уже знаю, – положил миниатюрное чудо рядом с вилкою на столе.

– Сколько у вас телефонов?

– Для каждой девушки свой, – пошутил Тима.

– Скоро не будет нужды болтать по мобильным трубкам, японцы изобрели электронную игрушку, которая расшифровывает, прочитывает и передаёт мысли собеседников, – охотно переключился на телефонную тему Соснин, – возникнут, конечно, этические проблемы, не всякий готов сообщать по телефону то, что думает, язык, вообще, не столько выражает, сколько скрывает и искажает мысли, но…

Тима, доедая второй банан, закивал. – Ознакомился в Токио, на Совете Директоров «Сон»-«Сони», с опытным образцом – игрушка обещает сотрясенье мозгов, но не факт, что приживётся, – посмотрел с сомнением на Соснина, затем кольнул взглядом Свету, – как прожить без обмана? Не подержав паузы, пустился расхваливать инновационный японский дух, заодно – невиданную нигде, кроме Японии, даже в хвалёной Германии, где по сути государством управляют «зелёные», чистоту в офисах, жилищах и крохотных, с русскую грядку, садиках.

– На Фудзияму биотуалет затащили, – добавил самое свежее из японских достижений Соснин, – на снежном священном конусе теперь – выше нет нигде в мире! – экологически-чистый клозет.

– Бывали в Японии? – рассеянно спросила Света, смущённая, понял Соснин, неприязненным, чуть ли не угрожающим взглядом Тимы, сопроводившим вопрос про жизнь без обмана.

Устал отвечать, что не был, нигде и никогда за границей не был, но на сей раз отвечать не пришлось – Тиму отвлёк телефонный звонок, Алиса, не дав Соснину открыть рот, зааплодировала. – Молодцы япошки! Она в Африке снималась для русского «Вога», пока с фотографами-французами и чёрными носильщиками, которые волокли еду и аппаратуру, на Килиманджаро карабкалась, ни одного не встретила туалета, присаживалась в колючих кустиках, там кишели змеи…

– Алиска целый сезон была лицом «Вога», – всё ещё рассеянно протянула Света, – но всё-всё зря.

– Мне обиднее, что мы с тобой попусту в балетном кружке промучились; вдруг потолстели, потом расти стали, – не остановить.

– Переборщили с витаминами.

– От витаминов не толстеют.

– Зато растут быстро, как на дрожжах.

– Высокий рост манекенщице не помеха, напротив…

– На подиуме из-за высокого роста себя гнусно чувствуешь, все, хоть и те, кто дорогущие билеты в первый ряд купили и прикинулись чистюлями, снизу, как прокуренные боливийцы с арабами на ступенях миланского собора, заглядывают тебе под юбку; перед показом – переодевания на скорость за ширмой, трещат швы, застёжки, ты мокрая, словно мышка испуганная, сердце не унять, а выходишь, точно пава, изволь улыбаться, – Алиса сокрушённо вздохнула.

– Почему в фотомоделях не задержались?

– Думаете, приятно раздеваться до трусиков под камеру и держать до опупения позу? Когда лицевой портрет для фрагментации снимали – другое дело.

– Лицевой портрет для фрагментации? Что это?

– По-отдельности увеличиваются губы для рекламы помады, или глаза, чтобы рекламировать жидкую тушь, теневые краски для век… вон, сияют на постерах!

– Да, на постерах губы Алискины, глаза – мои! – заразительно засмеялась Света, – не верите? Алиска срочно улетала в Милан, я рекламного продюсера обманула, вместо неё снялась – никто разницы не заметил.

У близняшек были соблазнительно-упругие сочные губы, восхитительно нарисованные. А глаза?! – ясные, прозрачные… и лучистые.

Прибыл официант во главе процессии ассистентов, сопровождавших тележку с «Лобстерами в свинине». Такое и маленьким голландцам не снилось! – исполинские красные раки, выползавшие – ого-го, какие усы и клешни! – из румяно-коричневых, обжареных колец свиного рулета, присобранные салатные листья, головки маринованого чеснока на лиловых веточках базилика. Ассистенты в длинных сине-розовых фартуках под придирчивым взглядом официанта, передвигавшего по скатерти конусные розовые салфетки, с церемонной выверенностью движений раскладывали у тарелок хромированные, острейшие, вроде хирургических, инструменты.

Соснин успел заметить, что экран смонтировали, ширму убрали.

тик в тик

Тима, глядя на часы: подгадали, и обед как раз начался.

Света: какой обед?

Тима: литературный, в «Золотом Веке».

Алиса, захлопав в ладоши: классно! А то противно – писатели жуют, жуют, пока интервью дают, а ты, как бедный родственник, слюну сглатывай!

Света: у них премий с обедами столько, обожраться могут!

Алиса: вот и обжираются!