Приключения сомнамбулы. Том 2

Питерские чекисты консолидируют свою власть не только в Кремле, но и в бизнесе, они ввели в состав Совета Директоров самой прозрачной нефтедобывающей… – диктор посвящал в суть жуткой интриги.

Соснин, обводя глазами зал, где все беззаботно и весело жевали, чокались, пили: что за чекисты?

Тима, с досадой: унгуровские СМИ пургу гонят, информационный рэкет – выбивают преференции у властей. Эти же чекисты, когда при Собчаке вели канцелярию, числились пушистыми демократами.

Соснин: выбивают… у чекистов?! Брызнула патефонная музыка в приоткрытую дверь; молодые смешливые яркогубые женщины в полупрозрачных платьях с твёрдыми вздёрнутыми плечиками за длинным столом, уставленным водкой, шампанским. Поднял рюмку монглоидный Фильшин – он, обтянутый гимнастёркой, во главе стола… монументальный тёмный силуэт на фоне окна во двор, сбоку, по правую руку – белокурый пьяненький Литьев… попробовали бы у них выбить.

Алиса: у «семейных» Марат выбивал себе преференции, теперь у чекистов, со всеми то вась-вась, то на ножах. И всегда под кремлёвским ковром война.

Чекистская власть, импортированная в столицу из Питера, угрожает московской самобытности… – диктор нагнетал ужасы; бежала строка – мужчины с нарушением эрекции! Срочно позвоните по телефону…

И другая строка побежала следом – девушки, желающие поступить в «Сон»-«Сони» на курсы фотомоделей…

Соснин: зачем «Сон»-«Сони» фотомодели?

Алиса: чтобы на фоне баранов фотографировать.

Тима, не отвлекаясь от телефона: обижаешь, на фоне быков.

Света возмущённо: пугают чекистами, как детей клыкастыми тварями. Что в них, чекистах, страшного? Рога, пасти? Недавно с питерским чекистом, раньше культурой ведавшим, в Бангкок летела. Милейший, обходительный. Пожилой, располневший такой, с бородкой седеющей, глаза умные-умные, столько интересного порассказал о писателях и поэтах, о том, как постыдно вели себя. Разве не слабаки всех мастей, не интеллигенты-неудачники, на органы собак понавешали? Звали его… сложное имя-отчество… – приставила ко лбу пальчик.

Соснин, желая помочь: не Саул ли Ефимович?

Света, Алиса в один голос: вы… откуда вы знаете?!

Соснин, не вдаваясь в историю: повезло увидеть милейшего, обходительного по телевизору… через него идут чекистские инвестиции в культуру.

Алиса: крупные?

Соснин: колоссальные! В сейфах Лубянки и Большого Дома замаринованы сюжеты, от которых кровь стынет. Эти сюжеты способны долго подпитывать «экшн».

Света: вас бы, Илья Сергеевич, консультантом в наше издательство.

Две диверсионные группы чеченских террористов, которых подготовили арабские инструкторы-взрывники в лагерях Хаттаба, по оперативным сведениям органов безопасности на тяжёлых крытых грузовиках-«Камазах» приближаются… легко преодолеваются посты ГАИ… террористы хорошо вооружены, у них помимо израильских автоматов «Узи» имеются автоматы Калашникова, гранатомёты «Муха», милиция поднята по тревоге, отменены отпуска, наш корреспондент передаёт из штаба боевиков… – диктор с олимпиийским спокойствием осмотрел сквозь очки жующий и пьющий зал, – в конфликт между звёздными игроками лондонского «Челси» и амбициозным тренером-португальцем Мауриньо вмешалась супруга чукотского губернатора Абрамовича; бежала строка: снимаем боль при мочеиспускании… снимаем боль при мочеиспускании по щадящей дореволюционной методике известного уролога Василия Павлиновича Рысакова…

Едва диктор замолк, строка исчерпала перечень медицинских факсов и телефонов, на боковой грани экрана родились из огненных всполохов и мятых белых манжетов короткопалые, непостижимо-быстро засновавшие над клавиатурой кисти, гомон и перезвон бокалов заглушились энергичным фортепианным выплеском. Соснин, и без того ошарашенный урологическим приветом из прошлого, вздрогнул: джаз? Опять Вихарев? Настырный, возрождал погибшие ритмы?

Тима: все выступления с эстрады на экране прокрутят наново, все-все, но со сдвигом во времени, многие сюда ведь только сейчас подъехали.

разрушая божественный натюрморт (ошмётки панцирей, клешней взгромождались на обрывках салатных листьев)

Тима поплескал в бокале вино с берегов Роны, понюхал, как сомелье. Соснин и не сомневался, вино отличное! Только спросил. – Какое?

Тима поднёс к глазам Соснина бутылку: Chateauneuf-du-Pape; нет, я не рехнулся, – оптимистично подумал, когда глянул на этикетку, – я нормальный, как все, принялся за лобстера, сейчас вино распробую.

– Мне больше нравится «Вионье», или «Тавель», розовое, – призналась Алиса.

– Ещё и «Пуйи-Фюме» неплохое, – подал голос Тима, отвлекаясь от своих мыслей и телефонных кнопок; затухали звуки вихаревского рояля.

– Неплохое, но оно с правобережья Луары. Там в прошлом году была зелень во вкусе, недозрелый виноград давили во всех шато.

– И дубовой ванилью разило.

– Дубовой?

– Ну да, бочковой отдушкой.

– До чего чилийские и аргентинские, особенно красные, отдают ванилью! Бочки из американского дуба, вино несёт ванилью, будто пряности подмешали.

– По мне – нет ничего лучше бордосских красных с правого берега Дордони: «Петрус», «Шато Ле Пин».

– Бордосские сорта Мерло самые чувственные!

– И самые дорогие!

– А «Сотерн»? – спросил Соснин слабым голосом, пытаясь проколоть клешню, чтобы вкусить нектар, заполнявший полость.

– «Сотерн» разводят и давят ниже по течению Роны, – сказала Света, – откуда вы о «Сотерне» знаете?

– Я же говорил, – хожу, смотрю.

– Там не Рона, где «Сотерн» разводят, там Гаронна, – уточнила Алиса, – у всех мужиков там от вина носы в красно-лиловых жилках.

– Повсюду, где вина много, у пьющих носы такие.

– «Шатонеф-дю-Пап» сначала заказали в тротуарном кафе, потом смаковали на пароходике, когда плыли по Роне, была весна, деревья стояли в цвету, – Света приставила, как пистолетное дуло, пальчик ко лбу, вспомнила, достала из усеянной бисером сумочки похожую на вангоговскую репродукцию фотооткрытку: растрёпанные деревья у тихой реки, холм с волнистыми грядками виноградника.

– Замки удалось осмотреть?

– Нет, разразилась гроза, мы укрылись в третьеразрядном, как ошибочно подумали, гостиничном ресторанчике, упились и сладко-сладко вечер с ночью проспали. Там перины пуховые, из гусиного пуха, – Тима кивком подтвердил усыпляющую мягкость чудо-перин, – а за завтраком угощают булочками с земляничным джемом. Тима опять кивнул, у Алисы всё внутри, почувствовал Соснин, сжалось.

Избегая неловкости, отвёл глаза, и, подражая многоопытному Тиме, небрежно поплескал в бокале вино. Вновь вдохновенно заиграл Вихарев! Темпераментно, напряжённо, на последнем дыхании… покорял прощальной, иссякающей подлинностью.

– Знаете почему «… дю-Пап»? – расслабила лицевые мускулы Алиса, – на экскурсии по винным подвалам объясняли… когда-то Папа сбежал из Рима в Авиньон, разбил виноградник и…

Соснин предложил расчленить мировую историю на приложения к винным картам, но остроумная идея опоздала. – Давно расчленили и приложили, – Тима показал страницу с исторической справкой, набранной поверх водяного знака в виде виноградного листа и грозди.