Природа плакала в тот день...
Шрифт:
— Господи, вот ты зануда. Закажи что-нибудь. Нашла из-за чего скандал устраивать. Могла б и приготовить, пока я спал.
— Я могу приготовить сейчас только одно блюдо.
— Вот его бы и приготовила. Какое?
— Намылить веревку. У тебя в холодильнике как раз зачем-то кусок мыла лежит. И это все, что там осталось.
— Закажи пиццу и что-нибудь к пицце. Возьми вина. Почему я должен тебя учить?
— Почему я? Кто тут хозяин?
— Дело мужчины — зарабатывать деньги. Дело женщины — их тратить. Вот возьми деньги и потрать их на прокорм мужчины.
— А потом этот гадкий мужчина будет спрашивать меня, почему я отказываюсь быть
— Адель, — жалобно протянул он и состроил самую несчастную физиономию.
Она обернулась
— Одеяло с подушкой принеси. Холодно.
— Не инвалид, — пошла прочь.
— Я поэт, сама говорила! — крикнул Билл убитым голосом. — К тому же певец! А певцов беречь надо, у них горло слабое!
— Зато другое место весьма сильное, — захохотала она.
— Должно же у меня быть хоть что-то сильное, — хихикнул парень. — Ну принеси, ну будь человеком.
Она вернулась через минуту. Кинула в друга подушками и одеялом и ехидно сообщила:
— Если бы я была твоим близнецом, то убила бы тебя еще в утробе. Маленький, капризный эгоист.
— Не правда. Том меня любит. Ему без меня скучно.
— Да он от счастья скачет, что ты слез с его шеи!
— Ах вот ты какая?! — с обидой воскликнул он. — Да я с тобой больше разговаривать не буду!
— То есть на тебя пиццу не заказывать?
— Шантажистка!
Адель рассмеялась, показала ему язык и ушла.
Билл полазил по дивану в поисках пульта, обнаружил его в кресле. Заставил себя сползти на пол на руках, оставив ноги на диване. Кое-как, едва не навернувшись, дотянулся до заветного «ленивчика» и радостно включил телевизор, вернувшись обратно на диван.
— Вот тебя от лени корячит, — скептически произнесла Адель, наблюдая все его телодвижениями.
Билл улыбнулся и подвинулся, освобождая для нее место.
Они смотрели телевизор и лениво целовались. Ласкались, обнимались. Губы девушки уже немного раздражены от неприятной щетинки парня. А ему все мало. Мысли, что вот-вот опять тур, что снова не спать, мучаясь от смены часовых поясов, черте чем питаться, улыбаться через силу, видеть кислую мину брата… Одно он знал точно — больше никаких жалобных поскуливаний, заглядываний в глаза, никаких попыток примирения, ни-че-го. Точка. Ни он рушил эти отношения, ни ему и восстанавливать. К тому же Билл и так старался их восстановить. Если Том не пошел на контакт, если счел нужным отвергнуть все его попытки к примирению, то отныне это проблемы Тома, а не его. Тому надо — пусть мирится. Биллу больше не надо. Есть определенный рубеж, так называемая точка невозвращения, и Том ее уже преодолел. И хотя Билл не хотел уходить и очень старался остаться, зацепиться хоть за что-нибудь, сам напрашивался на это злосчастное «стой», так у него хотя бы останется нормальная память о близнеце, хоть какие-то иллюзии нужности, глупые никчемные фантазии необходимости. А если бы остался, если бы помог… Для чего? Чтобы в очередной раз об него вытерли ноги, и не осталось уже ничего кроме ненависти и обиды…
— И последняя новость этого часа. Поклонники группы Tokio Hotel могут вздохнуть с облегчением — жизнь Тома Каулитца вне опасности.
Билл оторвался от груди девушки и нахмурился, уставившись в бубнящий телевизор, где за спиной женщины-диктора неопределенного возраста возникла фотография его брата. Он сразу же вспомнил и сон, и мутный взгляд Тома, и безвольно откинутую голову, когда тряс его за плечи.
Кончики пальцев закололо, словно назло ему возвращая воспоминания прикосновений к обжигающей коже. Он даже вспомнил цифры, которые показывал термометр — 40,3…— Сделай погромче, — попросил он, хотя Адель и так уже прибавляла звук, мягко отодвигая парня в сторону, чтобы было видно.
— …Репортаж Сони Лари с места событий.
Билл подполз вплотную к экрану, где уже возникла картинка молодой симпатичной девушки с большим зеленым микрофоном.
— Пять дней назад Том Каулитц в тяжелом состоянии был доставлен в реанимационное отделение одной из клиник города Гамбург с предварительным диагнозом острая пневмония. По словам продюсера группы Дэвида Йоста, на этот момент врачи сделали все возможное, и состояние Тома удалось стабилизировать. Однако угроза жизни все еще существует, и Том до сих пор находится в палате интенсивной терапии, откуда его обещают перевести на днях в обычную палату.
Девушка исчезла. Вместо нее появился Дэвид. Немного мятый лицом, в своей дурацкой кожаной кепчонке и столетней куртке из плащевки. Такое чувство, что это не продюсер успешной во всех смыслах группы, а какой-то алкаш из глубокой деревни. Камера сделала наезд, продемонстрировав всему миру красные уставшие глаза Йоста с неаппетитными мешками.
— Мы все очень переживаем за Тома, но лечащий врач заверил меня, что делается всё необходимое для его скорейшего выздоровления. Мы надеемся на профессионализм наших врачей. — Склейка. — Георг и Густав пока не могут навещать больного, но Билл постоянно находится рядом с близнецом. К сожалению американский тур, намеченный на ближайшее время, придется отложить, мы приносим свои извинения фанатам и надеемся на понимание.
Камера устремилась за плечо Йоста и начала показывать фасад здания (в котором Билл узнал самую навороченную больницу города - Асклепиос Бармбек) и облепивших забор фанаток с плакатами, разрисованных, мокрых, зареванных, жалких, что-то кричащих.
— Поклонники часами дежурят под окнами больницы, несмотря на плохую погоду, желая поддержать своего кумира, чем сильно затрудняют работу отделения скорой помощи, — сообщила за кадром журналистка, а в это время пошла картинка проезжающей кареты скорой помощи и девушек, ломанувшихся сквозь открывающиеся ворота к центральному входу. Этот кусок был заснят явно отдельно, и не факт, что имел хоть какое-то отношение к группе, потому что девицы внезапно немного подросли и резко сменили одежды.
— И о погоде…
Адель выключила телевизор. Он так и сидел к ней спиной, сгорбившись, тупо уставившись в темно-серый экран, а в ушах звучало «Билл постоянно находится рядом с близнецом»… Он же не знал… Врач же сказал, что ничего страшного, обычная простуда… Почему ему не позвонили? Почему ему никто ничего не сказал? Он же был на связи все это время! Почему никто не позвонил и не сказал, что Том в больнице?! Почему?
Адель тяжело выдохнула. Встала.
— Круто, — бросила тихо.
Похлопала его по плечу и ушла из комнаты.
Сколько он просидел без движения и мыслей — неизвестно. Спина разболелась, а ноги затекли. В чувства его привел звонок в дверь. Билл вздрогнул и испуганно обернулся, с опозданием подумав, что он никого не ждет, и шли бы все в одно интимное место весьма быстрым шагом. Почему-то хотелось разгромить квартиру. Перевернуть все вверх дном и… и разорвать в клочья кепку брата, которую он и сам не знал для чего захватил с собой из дома… Так… Стоп! Из квартиры Тома.