Пристанище
Шрифт:
– Не ожидала, что вы говорите по-испански, – сказала Валентина.
– У герра Лермана двойное гражданство. Ваша мать ведь испанка, я не ошибаюсь? – обратился к гостю капитан Карусо.
– Так и есть, – подтвердил Лерман.
Говорил он с едва заметным акцентом. Улыбнувшись, немец предложил всем леденцы.
– Со вкусом бузины, – сообщил он.
Это была странная картина: в центре комнаты стоял огромный человек и протягивал раскрытую ладонь, на которой затерялась маленькая коробочка. Ривейро и Валентина обменялись недоумевающими взглядами. От Валентины не укрылось, что Карусо нервничает, хоть и пытается скрыть это за фальшивым смехом.
– Сеньор… Герр Лерман, присаживайтесь,
– Можете звать меня “сеньор Лерман”, лейтенант. Спасибо.
Он казался чужеродным элементом в этой комнате. Огромная фигура, дорогой костюм, странное, почти квадратное лицо… Рядом с членами следственной группы он смотрелся как минимум необычно, но был по-своему привлекателен.
– Итак, думаю, для начала давайте обсудим, что нам известно о Хельмуте Вольфе, – сказала Валентина.
– Согласен, – кивнул немец.
Он внимательно выслушал, что Валентине и ее команде удалось узнать о Хельмуте Вольфе. Информации было не очень много. Лерман собирался заговорить, но тут в дверь постучали.
– В чем дело? – раздраженно спросила Валентина, когда дверь открылась.
– Я не хотел вам мешать, но, думаю, это очень важно, – сказал дежурный офицер. – Только что позвонил Энрике Диас, директор Фонда Комильяса.
Валентина взглядом велела ему продолжать.
– Он говорит, чемодан и сумку Ванды Карсавиной нашли сегодня на стойке администрации.
Все загомонили.
– Ого, вот это неожиданно. Они их открывали?
– Только сумку. Как увидели документы, больше ничего не трогали, сразу позвонили нам. Видимо, кто-то оставил это все там ночью.
– Так, отправьте туда криминалистов. Пусть заодно осмотрят комнаты троицы. Что-нибудь еще?
– Да, лейтенант. Новая свидетельница.
В комнате разом наступила тишина.
– Лусия Сантильяна, администратор. Она говорит, что видела Ванду Карсавину выходящей из своей комнаты с чемоданом в тот день, когда ее убили. Вечером. Она уверена, что Карсавина разговаривала с женщиной, и у той был акцент.
– С женщиной? А она не слышала, о чем они говорили?
– Ей показалось, что встреча для Карсавиной была неожиданной. Сначала они говорили по-испански, а потом вроде как перешли на другой язык. Но она не прислушивалась.
– А лица этой женщины она не запомнила?
– Нет, лейтенант, – офицер покачал головой, – но Лусия едет сюда вместе с директором фонда, чтобы дать официальные показания. Я им сказал, что так лучше всего.
– Отличная работа, парень, – похвалил капитан Карусо и взглянул на Хайме Лермана: – Вот видите, у нас просто образцовая команда!
– Иностранный акцент… – пробормотал Ривейро и многозначительно посмотрел на Валентину.
Женщина не соответствовала составленному профилю убийцы, но и исключать такой поворот в расследовании нельзя. Допрос Астрид Штраусс, назначенный на сегодняшнее утро, обещал стать очень интересным.
Фонд Комильяса
Воскресенье, после средневекового бала
В субботу вечером Ванда собрала вещи и направилась в комнату Паоло, чтобы провести с ним последнюю ночь. Но ее ожидало не романтическое воссоединение, а долгий разговор. Заснуть она так и не смогла.
Неужели то, что Паоло ей рассказал, – правда? Как такое возможно? Он поддался своим навязчивым идеям и жажде авантюр и нарушил все границы. От напряжения у Ванды раскалывалась голова, внутри все будто оцепенело. Впереди одиночество, на которое она сама себя обрекла. Все кончено, они слишком не совпадают во взглядах на жизнь.
После разговора с Паоло Ванда не только не передумала, но и окончательно убедилась в том, что их и так
иллюзорным отношениям настал конец. К тому же теперь ей придется хранить в секрете его признания. Ванда намеревалась сдержать свое слово, она не предаст Паоло и никому ничего не расскажет.В воскресенье утром Ванда встретилась со старыми друзьями, сознавая, что это последний день, который они проведут все вместе. Конечно, она прекрасно относилась и к Марку, и к Артуро, но связующим звеном всегда был Паоло. Может, они однажды и пересекутся на какой-нибудь конференции, но вряд ли уже соберутся вот так вчетвером. Ванда выглядела отстраненной и почти не притронулась к еде. Паоло молчал весь завтрак, осознавая неизбежность расставания. Марк страдал от ужасного похмелья и тоже был молчалив. Артуро же чувствовал, что между Паоло и Вандой что-то произошло, и пытался развлекать компанию историями о новых проектах, делился планами на поездку, в которую планировал отправиться с Вероникой, – та мечтала увидеть красную гору Улуру. [43]
43
Массивное скальное образование оранжево-красного оттенка посредине ровной пустыни в Центральной Австралии.
Артуро очень дорожил семейной гармонией и без сожалений жертвовал самыми интересными путешествиями, если его жена Вероника противилась. Сама Вероника к путешествиям относилась сдержанно, да и Артуро с возрастом начал ощущать потребность в более размеренной жизни, даже стал находить удовольствие в рутине.
За столом угрюмо молчали, никто не стремился разделить восторг по поводу австралийской достопримечательности.
– Ну разве не удивительно? Этому скальному образованию более пятисот миллионов лет. А вы знали, что в каньоне у скалы проложена самая старая в мире тропа?
В ответ лишь сдержанные односложные комментарии.
Покончив с едой, Паоло с хмурым видом отправился в сторону шатра, где ему предстояло прочесть лекцию о научной фотографии. Марк и Артуро, которым, как членам оргкомитета конгресса, надо было заняться организационными вопросами, тоже ушли. Попрощаться они планировали позже, когда Ванда соберется уезжать в Сантандер.
Ванда решила напоследок прогуляться и попрощаться со знакомыми. Потерянная, она бродила по территории фонда. Сейчас она бы все отдала, чтобы снова услышать пронзительные голоса нёрдлингенских дозорных, возвещающих с башни, что все в порядке и не о чем беспокоиться.
– So G’sell, so, – печально шептала она.
Ей казалось, что Нёрдлинген остался в прошлой жизни, случившейся вечность тому назад. Ноги сами принесли ее туда, где Паоло читал свою лекцию.
– В прошлом фотографы-спелеологи испытывали немалые трудности. На заре спелеологической фотографии было никуда без магниевых вспышек, позже появились электрические. Настоящей революцией стало изобретение камер с брекетингом, теперь можно было снимать серией в автоматическом режиме с разными установками диафрагмы и выдержки.
Ванда слушала не слыша, смотрела не видя. Это был не ее Паоло, уже не он. В ее глазах он утратил ауру героя, которой она раньше его наделяла. Нет, он самый обыкновенный человек, пытающийся казаться значительнее, чем есть на самом деле. Но как он мог ввязаться в игру, столь радикально выходящую за все мыслимые границы? И все равно она никому ничего не скажет. Она вернется домой, залечит раны и попытается стереть его из памяти, забудет свои фантазии о нем.
– Будьте внимательны при выборе одежды, в которой собираетесь в пещеру, потому что ее цвет может повлиять на тональность кадра.