Притворюсь твоей сестрой

Он плюхается на диван, наслаждаясь эффектом своих слов.

– Роуз, – продолжает он, смакуя каждое слово, – от нервов уже вылакала всю свою успокаивающую настойку. Целую бутыль. Стоит как вкопанная, бледная, только глаза бегают. Ее родители… – он делает театральную паузу, – …рвут и мечут. Прямо сейчас, наверное, присели деду на уши в кабинете. Доказывают, что ты самозванка. Будто их истерика способна изменить результат тестов. Это забавно. – Он усмехается, но в его глазах нет веселья. – А самое пикантное… Роуз уже разослала всем приглашения на церемонию получения магии рода. Торжественно, красиво. Все ждут. А теперь… – Он указывает на меня пальцем, как на экспонат, – …Сила достанется тебе. Если, конечно, ты та самая Зои. Ирония, да?

Его слова висят в воздухе, тяжелые и ядовитые. Я чувствую, как по спине пробегает холодок. Церемония и осенний бал. Еще одно испытание, до которого остается месяц. Я сжимаю руки в кулаки, впиваясь ногтями в ладони, стараясь, чтобы лицо оставалось невозмутимым, и анализирую новую информацию.

Получается, для Роуз и дяди Эрика исчезновение настоящей Зои было очень кстати. Картина вырисовывается четче, холодная и безжалостная. Старшая наследница, принявшая силу рода, автоматически становится более сильной и уважаемой. Магический потенциал после церемонии возрастает в разы. Открываются двери к влиянию, власти, возможностям, о которых другие могут только мечтать.

Джоник наблюдает за моим лицом, пытаясь уловить реакцию. Я лишь слегка наклоняю голову, будто размышляя над его словами, а сама продолжаю анализировать.

Мог ли дядя Эрик… расчистить дорогу для своей дочери? Этот вопрос гложет изнутри. У него были средства, связи, влияние в семье. Мотив весомый, сила рода – лакомый кусок. Но тогда главная загадка: почему именно пять лет назад? Что случилось тогда такого, что спровоцировало действие? Была ли Зои на пороге чего-то, что угрожало их планам? Или просто представился идеальный случай?

Вопросы крутятся в голове, но ответов у меня пока нет. Только холодная уверенность крепнет. Зои не ошибалась. Ее предал кто-то из своих. И этот человек, возможно, до сих пор здесь, в этих стенах, улыбается за обеденным столом. От осознания мурашки бегут по коже. Я чувствую, как пальцы непроизвольно сильнее впиваются в жесткую кожу подлокотника.

– Интересные семейные будни, да? – наконец произносит Джоник, прерывая тягостное молчание. Его ухмылка становится еще шире, будто он угадывает ход моих мыслей, хотя я не проронила ни слова.

Разговор с Джоником, несмотря на всю его мерзость, дает крупицы информации. Они оседают в голове, заставляя шестеренки мыслей крутиться быстрее. Дядя Эрик… Мысль о нем теперь кажется не просто подозрением, а направлением. С ним нужно поговорить. Попытаться прощупать почву, уловить фальшь. Но и сам Джоник… Он сидит напротив, воняя резким одеколоном, смешанным с запахом старой кожи кресла.

Джоник – мелочный, гадкий, самовлюбленный до тошноты. Его тоже нельзя сбрасывать со счетов. Что, если он не просто болтун, а паук, плетущий свою паутину в углу? Его мотивы – темный лес, а в этой семье в лесу часто скрываются капканы. Такой, как Джоник, может предать просто из спортивного интереса.

Я машинально поправляю складки своего светлого льняного платья, ощущая под ладонью живую шероховатость ткани. Мысли летают по кругу, как и пылинки в луче солнца, пробивающемся сквозь тяжелые портьеры.

Тиканье массивных напольных часов на противоположной стене кажется громче обычного, отмеряя секунды моего сомнительного спокойствия.

Именно в этот момент в гостиную вваливается Элай. Дверь с глухим стуком бьется о стену. Парень врывается как ураган. Его темные волосы растрепаны, а взгляд, острый как бритва, мгновенно находит меня сидящую на подлокотнике кресла. Элай окидывает меня быстрым, уничтожающим взглядом и тут же с резким движением плеч разворачивается к выходу. Слышен его короткий, раздраженный выдох. Кажется, он физически не может выносить мое присутствие в одном помещении с ним.

Но на пороге парень замирает. Спина напряжена, кулаки сжаты. Резко поворачивается и с демонстративным презрением плюхается на дальний диван, обитый бархатом темно-зеленого цвета. Подушки подпрыгивают. Элай падает на них, закидывает ногу на ногу и отворачивается. Делает вид, будто смотрит в окно на залитый солнцем сад. Его поза, презрительное выражение лица и отстраненный взгляд сообщают, что мы для него – пустое место. Только нервное постукивание пальца по колену выдает внутреннюю бурю.

Джоник, наблюдающий за этой пантомимой с явным удовольствием, тихонько фыркает, прикрывая рот костяшками пальцев. Звук похож на шипение протекающего крана.

– Что? – ехидно тянет он, нарочито громко, чтобы Элай не мог сделать вид, будто не слышит. – Бесишься? Теперь ты снова нелюбимый ребенок? – Джоник кивает в мою сторону, его маслянистый взгляд скользит по моим ногам. – Ведь твоя идеальная, пропавшая сестричка вернулась! И как всегда отодвинула тебя на задворки семейного олимпа?

Элай резко поворачивает голову. Его глаза, темные и холодные, сужаются до щелочек, в них вспыхивают искры чистой, неконтролируемой ярости. Он впивается взглядом в Джоника.

– Она мне не сестра! – вырывается у Элая шипящим шепотом. Каждое слово пропитано ненавистью.

Джоник открывает рот, его глаза загораются азартом охотника, почуявшего жертву. Он набирает воздуха в грудь, готовясь изрыгнуть новую порцию яда.

Но слова не успевают сорваться с его губ.

Дверь гостиной распахивается с таким грохотом, что даже массивные часы на секунду замолкают. На пороге, залитая светом из окна, стоит мама. Ее лицо сияет. Глаза широко распахнуты от счастья, губы растянуты в широкой и искренней улыбке. Легкое персиковое платье колышется вокруг ее ног. Мама влетает в комнату, едва не сбив с журнального столика, стоящую на нем чашку.

– Со мной только что связались из Центральной лечебницы! – объявляет она громко, торжествующе, ее голос звенит от счастья. Она ищет мой взгляд и, найдя его, сияет еще ярче. – Тесты! Они готовы! Результаты показали! Зои – наша! Абсолютно точно! Наша девочка вернулась!

Ее слова падают во внезапную, гробовую тишину гостиной. Джоник замирает с открытым ртом, на лице немая гримаса удивления. Ухмылка застывает, как маска. Элай резко вскидывает голову. Его лицо бледнеет и становится похожим на восковую маску. А я не могу понять, что испытываю облегчение или тревогу.

Элай

Я не могу больше выносить это помещение, пропитанное фальшивым, липким счастьем. Каждый вздох матери, каждое ее всхлипывание от умиления, как нож в сердце. Джоник продолжает хихикать в углу. А эта гадюка, прикидывающаяся моей сестрой, сидит с хитрой, едва уловимой улыбкой на губах. Я вижу ее, слышу тихий ответ матери, чувствую фальшивый флер невинности. Я. Ей. Не. Верю! Каждая клетка моего тела кричит об этом.

Сердце бешено колотится где-то в горле, кулаки сжаты до хруста костяшек. Воздух в гостиной густой от цветочных духов матери. Он давит. Мне нечем дышать. Резко вскакиваю с бархатного дивана, ощущая под пальцами шершавость дорогой ткани. Без слов, одним лишь взглядом, полным ледяного презрения, окидываю сцену семейного лицемерия – рыдающую от счастья мать, хихикающего Джоника, улыбающуюся гадину – и выхожу прочь, если не свалю в тот же миг, то просто начну к демонам крушить дом.