Привычка выживать

Далее Китнисс, с трудом собирая себя по частям, спускается вниз, на завтрак. Иногда ей удается завтракать в одиночестве, но чаще всего за столом обнаруживается еще кто-нибудь. Погруженный в чтение Бити, никогда не смотрящий в свою тарелку и поглощающий пищу без разбора. Молчаливый Хеймитч, с очевидными признаками похмелья. Злая Джоанна, которая умудряется быть злой, едва не тыкаясь носом в овсяную кашу. Собранная, но не более дружелюбная Энорабия, поглощающая с каким-то зверским остервенением сырые овощи в немереных количествах, и при этом умудряющаяся не выпускать из поля зрения Каролину с надутыми от постоянных обид и капризов губами. Каролине Китнисс обычно улыбается, Энорабию старательно игнорирует, и подавляет в себе желание подойти к маленькой девочке ближе и потрепать по голове или поправить завернувшийся воротник светлой блузы. В глубине души Китнисс искренне недоумевает, почему все вокруг удивляются ее хорошему отношению к внучке мертвого Президента. Разумеется, о своем удивлении никто не говорит ей лично, но все как будто ждут, что однажды, проходя мимо светловолосого ребенка, Сойка достанет из-за пазухи разделочный нож и быстренько реализует свое право на вендетту. Китнисс не видит в Каролине угрозы, и не видит ее очевидного сходства с Прим; Прим была единственной и неповторимой в своем роде, поэтому светлые волосы и голубые глаза не сделают кого-то похожим на нее. Но Китнисс не видит в Каролине так же и сходства со Сноу. У Каролины тонкие, всегда сжатые или смешно надутые губы, волосы всегда убраны в кривую косу или растрепались, девочка хмурит брови, фыркает, говорит всем и каждому что-то ехидное, и взгляд у нее довольно враждебный, но она – всего лишь ребенок, который попал в этот сумасшедший дом исключительно из-за плохой наследственности. Новости о том, что эту девочку сослали сюда только потому, что Президент Пэйлор испытывает перед ней благоговейный страх, сперва удивляют, а потом забавляют Китнисс, и она прекращает думать о странностях знакомых и незнакомых людей. Иногда количество людей за завтраком превышает комфортное для Китнисс. Иногда за столом оказывается Пит, и чаще всего они сдержанно здороваются. Все это сильно действует на нервы. Все это заставляет Китнисс еще больше замыкаться в себе. Иногда она жалеет, что здесь не отведен целый этаж для доктора Аврелия. Впрочем, его этаж был бы самым посещаемым этажом, и наверняка приходилось бы занимать очередь к нему на прием.

Их всех редко собирают в одном помещении. Но знакомство с новым ведущим нового шоу – исключение из правил. Китнисс устраивается в самом темном углу небольшой залы, и наблюдает за остальными. Большинство из выживших оживлены и разговорчивы. Конечно, они больше язвят, издеваются и поддевают друг друга, но со стороны это очень даже похоже на общение. Китнисс не вмешивается. Она согласилась участвовать в этом фарсе только потому, что у нее не было выбора; но и этот фарс должен когда-нибудь закончиться.

Новый ведущий даже внешне отличается от Цезаря Фликермана. Ему около сорока лет, и он выглядит на сорок лет, а не на двадцать с хвостиком, его лицо не покрыто толстым слоем грима, а морщинки даже добавляют ему обаяния. У него короткие волосы темно-русого цвета, и не приходится ожидать того, что в следующую встречу они станут огненно-рыжими или что в них появятся зеленые блестки. Нового ведущего зовут непривычно просто – Томом, он садится так, чтобы его видели все собравшиеся, и с легкой улыбкой, вполне человеческой, коротко рассказывает о себе. Он родом из Капитолия, из небогатой семьи, в прежние времена занимался закулисной подготовкой интервью с участниками Голодных Игр, и не мог представить, что жизнь предоставит ему шанс оказаться на сцене. Он очень доброжелателен, изящно шутит, и напоминает школьного учителя, когда предлагает каждому победителю ответное слово приветствия.

– Моя задача не схожа с задачей, которая была поставлена перед Цезарем, - говорит он внушительно. – Прежне необходимо было развлечь публику, продемонстрировав ей комплект трибутов так, чтобы сохранилась интрига – кто же победит? Интерес пропадает, когда сразу виден победитель, - добавляет как-то хмуро. – Вы же – все победители, и вам не нужно казаться благодарными за те зверства, которые происходили с вами на Арене. Капитолий не видел того, что представляли собой Голодные Игры на самом деле, потому что видел только яркие декорации, и не думал о жестокости, боли, насилии. Мы были воспитаны под девизом Голодных Игр, но мы не видели в этом девизе надписи на погребальной плите. Поэтому когда Пит, - Том переводит взгляд на Мелларка, не поведшего бровью после произнесения своего имени, - впервые заговорил о том, каково быть трибутом на самом деле, это стало для нас шоком. Мы не были к этому готовы; нас всю жизнь заставляли смотреть только на одну сторону медали.

– Слабое оправдание, - фыркает Джоанна в наступившей тишине, - теперь вы все равно ждете чего-то захватывающего, не так ли? Если раньше вы жаждали крови, то теперь вы жаждете слез и истерик, признаний в том, что Игры сломали нас? – взмахивает руками. – Только прошу, не заставляйте плакать Китнисс, у нее это получается хуже всех.

И все, как по команде, поворачиваются к Китнисс, которая в настоящий момент с трудом понимает, каково это – плакать, зато представляет в красочных деталях, как нападет на Джоанну и отрежет ей неумный язык.

– Хорошо, не буду, - просто отвечает Том. – А тебя, Джоанна, не придется даже просить облить всех зрителей грязью и выругаться в прямом эфире?

– Да, в этом она хороша, - Энорабия тяжело вздыхает. – Думаю, только в этом.

– В чем же будешь хороша ты, наседка для будущего деспота? – огрызается Джоанна.

– Я буду делать то, что у меня лучше всего получается, - темнокожая профессионалка пожимает плечом. – Я буду молчать и улыбаться.

От зрелища молчаливой и улыбающейся Энорабии передергивает даже Хеймитча.

– Думаешь, тебе не вернут потраченные на стоматолога деньги? – спрашивает он, дыша на Бити перегаром, отчего Бити морщится и отодвигается, оказываясь в опасной близости к все еще улыбающейся Энорабии, и, поняв это, выглядит, как попавший меж двух огней несчастный.

– Главное, чтобы мне вернули деньги, которые я уже потратил на костюм для шоу, если вы еще до шоу поубиваете друг друга, - с улыбкой прекращает склоки Том. – Может, у вас будут какие-нибудь пожелания? Для дальнейшей плодотворной работы у меня нет вообще ничего, кроме старых записей ваших интервью.

– У нас будет по три минуты? – интересуется практичный Бити.

– Нет; никакого ограничения по времени для каждого из вас. Думаю, формат шоу будет больше похож на круглый стол, где демонстрация видео о вашей жизни будет обсуждаться вами же в прямом эфире.

– О, - восклицает Джоанна, и тыкает Пита острым локтем в бок. – Нам разрешат ругаться в прямом эфире! – Пит закатывает глаза; на самом деле, все присутствующие закатывают глаза, даже Китнисс, сидящая на галерке и вроде бы как выпадающая из компании.

– Или ты случайно погибнешь, сломав шею прямо на ступеньках сцены, - ворчит Хеймитч, - и тогда мы дружно оплачем тебя и разойдемся по домам.

По лицу Тома можно сказать, что он не рад быть здесь. Поставленная перед ним задача не была легкой с самого начала, но теперь, должно быть, она кажется ему вообще неразрешимой. Он устраивается в кресле поудобнее и наблюдает за препирательствами, и взгляд его все чаще и чаще задерживается на Китнисс, и девушка чувствует это, и начинает вслушиваться в препирательства еще внимательнее, чтобы отвлечься.

– В результате мы запишем несколько роликов с вами по отдельности и в парах, а потом поставим на повтор какой-нибудь патриотический репортаж о жизни после революции, - подытоживает ведущий, уловив момент редкого затишья, когда Джоанна только взглядом убивает туго соображающего Хеймитча, а Энорабия начинает делать замечания Каролине шипящим шепотом.

– А зачем здесь я? – Каролина не обращает внимания на замечание, и повисает благодатная тишина. Все смотрят на ведущего выжидающе, и тот, неловко вдохнув, и приняв на себя роль школьного учителя, пытается представить этот разношерстный сброд своими учениками.

– А это вы узнаете, если будете себя хорошо вести, - выдавливает строго и с одновременным смешком. Все воспринимают его условие всерьез. Ну, или делают вид, что воспринимают.

– Надеюсь, мне не придется опять обнюхивать вас на сцене, - подает голос Пит в наступившей тишине. – Не то, чтобы я думал, будто вы пахнете неприятно, просто со стороны это выглядит глупо.

Дальнейшие комментарии, поступающие сразу ото всех победителей, практически сводят на ноль все приложенные усилия Тома, хотя, судя по всему, он остается довольным происходящим, и даже подмигивает Китнисс, которая уходит из залы последней. Будто хочет сказать, что у них у всех есть еще шанс прорваться, если приложить разом усилия, и приложить их хотя бы в примерно одинаковом направлении.