Привычка выживать

Она просит у тренера новый уровень нагрузок, хотя все тело ломит и с трудом приноравливается к нагрузкам изначального уровня. Она добивается своего, и стоит ей только появиться в секции с холодным оружием, как рядом оказывается Энорабия.

– А как же это твое «я никогда больше не возьму в руки лук»? – спрашивает язвительно, выбирая себе меч потяжелее.

– У меня память хуже, чем у тебя, - огрызается Китнисс и узнает, что прежние правила в новом центре не действуют.

Им всем можно тренироваться друг с другом, будь то метание ножей или спарринг. В соседней секции, к примеру, Джоанна пытается положить на лопатки Хеймитча, но Хеймитч крепко стоит на ногах, и, кажется, прикупил себе неплохие бируши, чтобы не обращать внимания на словесные атаки Мейсон.

– Не испугаешься, Сойка, старой соперницы? – интересуется Энорабия с явным вызовом.

И Китнисс этот вызов принимает.

Ей сложно держать в руках меч, но ей известны почти все движения. Тренер, зорко наблюдающий за тем, чтобы случайно не совершилось смертоубийство, показывает основные приемы, и Энорабия игнорирует его объяснения с презрительным видом, все больше вертя головой по сторонам в поисках Каролины, которая оказывается возле Пита. Профессионалка поджимает губы, и позволяет Китнисс первой нанести удар, который с легкостью отбивает. Меч бутафорский, не столь тяжелый и сделан из неизвестного Китнисс металла, но лязг получается отменным. Хотя само сражение оказывается весьма скучным – клинки скрещиваются с неприятным звуком, каждая из дерущихся кое-как выворачивается, вновь наносит удар. Ничего смертельного, даже со стороны Энорабии, которая вообще, кажется, больше погружена в свои мысли, и Китнисс развлекает себя отрывистыми мыслями вроде «а сейчас я попробую отрубить ей лодыжку». Краем уха она слышит смех Каролины, оступается, и, разумеется, проигрывает. Подобных ошибок Энорабия не прощает, и в назидание, с адским огоньком в глазах, почти касается острием своего меча беззащитной шеи Сойки.

– Ты же в курсе, кто она такая? – спрашивает тихо, и наклоняется, чтобы поднять меч Китнисс. – Она – внучка того человека, который убил все, что тебе дорого. Кровь гуще воды, Китнисс, не забывай этого.

Китнисс фыркает и неуверенно поднимается на ноги.

– Эй, женишок, - кричит между тем профессионалка, - спорим, я опять тебя сделаю?

Пит морщится и не спорит, но вызов принимает, не обращая внимания на ставки, которые делают между собой Хеймитч и Джоанна. Оба ставят на Энорабию, и спорт касается лишь времени, которое Пит сумеет продержаться. Друзья, называется.

Китнисс не интересен бой, и она по логике занимает место Пита рядом с Каролиной, при взгляде на которую сложно сказать, умеет ли она искренне смеяться. Китнисс смотрит на нее, не думая, как это наблюдение выглядит со стороны, и Каролина не выдерживает первой. Зло интересуется, что не так.

– Волосы, - говорит Китнисс с неуверенной улыбкой. – Они всегда убраны так небрежно.

– Ты видишь, в чем хороша моя нянька? – мрачно спрашивает Каролина. Энорабия в секции похожа на демона, у которого на обед будет разрезанный пополам Пит Мелларк.

– Давай, я заплету, - Китнисс не спрашивает разрешения, и прикасается к волосам девочки с каким-то благоговением. Каролина не напоминает ей Прим; от Каролины даже пахнет иначе, и волосы у нее жестче, хотя их легче убирать в косу. Прядь за прядью, мгновение за мгновением. Настороженность Каролины постепенно сходит на нет, плечи ее расслабляются, она покорно стоит и ожидает уже не окончания незнакомой пытки, а просто ждет, что получится в результате. Китнисс предельно сосредоточена; пальцы слушаются ее не так хорошо, как прежде – она давно не убирала чужие волосы в такие витиеватые изящные косы, но давно мечтала об этом. В ее иллюзорном мире у дочки были длинные волосы, но предпочитала малявка почему-то только высокие хвосты, которые были и неудобны, и непрактичны. А здесь – настоящая аккуратная девчачья прическа.

– Красиво, - одобряет Каролина, рассматривая себя в отражениях панелей.

– Да, тебе очень идет, - говорит Китнисс, и привычным жестом поправляет сбившийся воротник блузы, чтобы убраться из Тренировочного Центра в душ, не оглядываясь на всех, кто ведет себя привычно тихо.

Зазевавшаяся Энорабия оказывается «убита» прямым ударом меча в сердце. Спорщики надуваются друг на друга за свою не прозорливость, но не предъявляют к Питу никаких претензий, и терпеливо ждут, когда Каролина вместе с убитой няней последует за Китнисс. Джоанна подает голос первой.

– И мы опять не будет обсуждать все новые странности Эвердин?! – в голосе ее слышится неподдельное возмущение.

– Нет, - Пит качает головой.

– Нет, - Хеймитч потягивается и зевает. – Я с тобой вообще больше ничего обсуждать не буду. Ты все равно все ему пересказываешь, - заявляет с дикой обидой.

– Ну и черт с вами, - фыркает Джоанна, зло зыкает на одного из оставшихся тренеров. – Когда там из своих лабораторий возвращается Вольт? – спрашивает с независимым видом.

– И не мечтай, - отрезает Хеймитч. – Вольт тоже не станет обсуждать с тобой странности Китнисс Эвердин. У нас у всех негласное правило: не обсуждать Китнисс Эвердин.

– Ты злишься на Вольта за то, что он пьет с тобой, но не обсуждает что-то еще. Что-то, что тебя очень мучает, - Джоанна вздыхает, тоже расслабленно потягивается, и привычно начинает раздеваться, не дожидаясь, когда зайдет в женскую раздевалку. – Разве я не права? Ты его обхаживаешь, как жених невесту до свадьбы, - и скалится.

Хеймитч не возражает. Хотя бы потому, что Хеймитч – истинный джентльмен, и не может возражать полуобнаженной женщине. И потому, что для возражения требуется зрительный контакт, а его не так-то просто установить, когда у тебя перед глазами находится нечто гораздо более интересное.

– Ты что, вообще не ревнуешь? – зло интересуется одураченный Эбернети уже после расставания с прелестями Джоанны.

– Если я начну ее ревновать, она вообще с катушек съедет, - отзывается равнодушно Пит. С этим весомым доводом никто спорить не будет. Но Хеймитч не хочет спорить. У него есть другие поводы для разговора.

– И мы не будем обсуждать странности Китнисс?
– заискивающе спрашивает он.

– А как же «негласное правило: не обсуждать странности Китнисс»? – резонно спрашивает Пит.

Эбернети злится и думает о том, что некоторые переродки просто придираются к словам честных граждан.

– И ты не в курсе того, что затевает Бити, - забрасывает он удочку в последний раз. И опять промахивается. Питу ничего не известно. Более того, Пит наивен до неприличия, и поэтому предлагает бывшему ментору задать тот же вопрос Энорабии. – Э, нет, - Хеймитча всего передергивает. – Она опять начнет мне улыбаться, а меня всегда в дрожь бросает от ее улыбок.

…

День заканчивается с того же, с кого и начинался – с Эффи Бряк, которая неизменно заглядывает на двенадцатый этаж, чтобы задернуть шторы и узнать, не нужно ли Китнисс еще чего-нибудь. У девушки все есть, но ей почему-то очень приятно внимание именно Эффи, которая, поправляя одеяло, присаживается рядом на постель, и спрашивает, как прошел день. Новостей обычно много, но Китнисс скупа на впечатления, и отвечает неохотно. Ей больше нравится выслушивать то, как Эффи злится на остальных жителей этого огромного здания, которые ложатся спать не по расписанию, слишком много времени тратят, глядя на экраны своих планшетов, блокируют свои этажи, или ночью пытаются ограбить холодильник.

– Джоанна не получит шоколад сверх той порции, которая ей разрешена, - заявляет Эффи непреклонно, и улыбается; на секунду Китнисс почти верит в том, что перед ней находится та Эффи, которую никто не держал в тюрьме, но эта секунда быстро проходит. Несмотря на богатую мимику, у женщины с нарисованным лицом одинаково пустые глаза. Она говорит о докторе Аврелии, который в последнее время очень занят, о Плутархе, который слишком много работает в последнее время и почти не устраивает светских приемов, даже о внучке мертвого Президента.