Привычка выживать
Шрифт:
– Разве это плохо, что я отношусь к ней, как к обычному ребенку?
– спрашивает Китнисс, хотя мнение Эффи не имеет для нее никакого значения.
– Но она необычный ребенок, - возражает Эффи мягко. – Она – внучка Президента Сноу. А тебе всегда нужно помнить, кто твой настоящий враг.
Китнисс вздрагивает. Ей внезапно становится холодно и неуютно, она отстраняется от Эффи и переворачивается на другой бок. Ей совсем не хочется спать, и дело вовсе не в кошмарах, от которых остались разве что воспоминания. Эта фраза пробуждает в ней смутное чувство тревоги, она пытается понять, кто же является ее врагом сейчас, в настоящее время, и не видит перед собой ни единого знакомого лица. Китнисс закрывает глаза и пытается услышать, как этажом ниже Хеймитч меряет широкими шагами свою комнату, как ноет от голода Джоанна, как рисует Пит, как дышит во сне Каролина,
Ночью ей снится странный сон. Знакомые и незнакомые люди появляются перед ней, и говорят, что они – ее враги. Но они не являются ее врагами на самом деле, она чувствует их ложь. А потом оказывается перед огромным зеркалом, и долго, мучительно долго всматривается в свое лицо, боясь и зная ответ на вопрос, который не задавала.
========== ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ, в которой Джоанна вяжет узлы ==========
Проживание на четвертом этаже тренировочного Центра вовсе не кажется Джоанне такой уж блестящей идеей. Ей не хотелось переезжать на седьмой этаж по разным причинам, и дело вовсе не в том, что каждая вещь на седьмом этаже неразрывно связана с не самыми хорошими воспоминаниями ее жизни, хотя от этого факта избавиться полностью тоже не получается. Ее во многом раздражает выбранный этаж, и плевать она хотела на комнату с окном во всю стену, или студию, специально переоборудованную для Мелларка в рекордные сроки. Или, может, именно студия действует ей на нервы больше всего? Будто бы студия каждый раз напоминает ей, что всем было известно заранее – они с Питом будут жить на четвертом этаже.
Мы знаем о тебе все, Джоанна Мейсон.
Она чувствует угрозу. Она чувствует, как кто-то играет ею. Забавляется ситуациями, в которые она попадает, предугадывает каждый ее шаг и показывает ей время от времени, насколько она предсказуема.
Мы знаем о тебе даже то, чего о тебе не знал Президент Сноу.
От этого можно сойти с ума повторно, а она еще не оклемалась после последнего бурного сумасшествия. Никто, впрочем, не оклемался от ее последнего приступа, вернувшего к жизни Китнисс Эвердин (за что ей, кстати, никто так и не сказал спасибо). Доктор Аврелий звонит так же часто, как и раньше, но тратит меньше времени на разговоры. Теперь он всегда чем-то занят, теперь в его голосе все чаще проявляется нетерпение, которое он пытается подавить силой воли, но которое не получается утаить от Джоанны. Доктор Аврелий ругает свою пациентку за то, что она начала опять курить. За то, что она так и норовит слезть с диеты, на которую насильно посажена из-за своей ненормальной (и некрасивой) худобы. Джоанна вяло огрызается. Если здесь есть сигареты, значит, здесь можно курить. Она терпеть ненавидит диеты, даже те, которые предназначены для набора дополнительного веса, не считая мышечной массы. К тому же, Питу нравится ее тело – не такое округлое, с выступающими ребрами, позвонками и ключицами. И да, - вы видели вообще Китнисс Эвердин? Той кома тоже не пошла на позу; у Китнисс никогда не было таких резких скул и таких острых улыбок, хотя шутить она так и не научилась. Шутить, держать удары, делать хорошее лицо при плохой игре, и вообще, почему мы говорим о Китнисс Эвердин?
– Ты сама заговорила о ней, - мягко говорит Аврелий, - ты сама сравниваешь себя с нею. Это какой-то комплекс? Ты хочешь поговорить об этом?
Джоанна устала от разговоров, ей хочется действовать. Куда-то идти. Кого-то бить. Изредка ей удается побить Хеймитча, который теперь тоже выглядит вполне сносно, да и бьет по противнику, а не по его иллюзорной проекции. Изредка она дерется с Питом, но с Питом любая драка напоминает какую-то любовную ролевую игру, причем, не только им одним. Энорабия, например, наблюдая за их спаррингом (у нее только и получается, что наблюдать сразу за всеми, улыбаться и отпускать такие скупые комментарии, от которых волосы дыбом встают), заявила, что для таких прелюдий нужна закрытая секция, а здесь все-таки люди есть и дети. Хеймитч, живший какое-то время через стену от них с Питом, не упустил возможности развить тему. Джоанне, конечно, все равно, что говорят неудовлетворенные люди обоего пола за ее спиной, но лицо Китнисс Эвердин, маячившей где-то поблизости, ее почему-то не обрадовало. Такое кислое лицо не может радовать даже тогда, когда ты – причина этого выражения.
Еще Джоанна чаще выбирается на прогулку. Иногда с Питом. Иногда с Хеймитчем, который ворчит и вырывается, и постоянно пытается свернуть в ближайший магазин со спиртными
напитками, расход которых увеличился из-за того, что склонность к алкоголизму обнаружилась в тихом и прежде спокойном Вольте. Вот уж от кого не ждали!– И как вы раньше на теме пьянства с ним не состыковались? – подначивает Джоанна бывшего ментора Двенадцатого Дистрикта.
– У меня был достойный напарник. Из-за вас, идиотов, он погиб на Арене Третьей Квартальной Бойни, - Хеймитч грустнеет, и уже Джоанна тащит его ближе к алкоголю, да и сама под шумок выпивает пару рюмашек.
Они пьют в неположенное время в одном из кафе с открытой площадкой. Тент широкий, но Джоанна умудряется лечь на два стула и подставить длинные ноги (уже красивые из-за тренировок и диеты, которую она сейчас самым наглым образом нарушает) под палящее солнце. Ей обязательно нужно немного загореть, она ведь не Китнисс, не может пугать народ своей смертельной бледностью. От того, что в голову опять приходит мысль о Китнисс, Джоанна морщится. Может, это какой-то вирус, который передался ей от Пита? Вот уж в чьей голове слишком много мыслей о Китнисс.
Опять выпивший Хеймитч явно настроен на беседу. Джоанна пользуется этим во всю; ей хочется сплетен, грязных тайн, чего-нибудь запретного и таинственного. Еще хочется мороженого, но заказывает она почему-то порцию свежего сока и долго размешивает сок с мартини тонкой ярко-салатовой трубочкой, думая теперь уже об Эффи Бряк.
– Я сказала Эффи, что она виновата в моем заточении в лечебнице, - выговаривает медленно, растягивая слова, еще не понимая, почему говорит это именно Хеймитчу и именно сейчас. – Она вколола мне наркотик перед тем, как я оживила Эвердин. Откуда у нее вообще взялся этот наркотик? – спрашивает пустоту, и натыкается на тяжелый взгляд Хеймитча. – О, да брось. У тебя короткая память, - заявляет громко. – Ты же уже перестал ненавидеть меня за то, что я сделала это!
Эбернети сверкает глазами и говорит, что ничего никогда не забывал. Иногда, правда, кое-что ускользало из его памяти, но только из-за алкоголя и разгульного образа жизни.
– А еще я просто очень хороший человек, - добавляет он после паузы.
– Очень хороший человек не мог победить во Второй Квартальной Бойне, - Джоанна качает головой. – Хотя ты был там настолько крут, насколько вообще может быть крут старик, - и показывает язык мужчине, который точно знает, как виртуозно седьмая восхищается и унижает человека одной-единственной фразой. – Уверена, - не позволяет перевести дыхание Джоанна, - молоденькая Эффи, отправляясь в Двенадцатый Дистрикт на свои первые голодные игры, была в полном восторге от перспективы познакомиться с тобой настолько близко, насколько это вообще возможно.
– Что за грязные намеки? – спрашивает Хеймитч глупо. – У меня никогда ничего не было с Эффи.
– У тебя с ней – нет, - легкомысленно соглашается Джоанна, - а вот у нее с тобой – кто знает?
Хеймитч смутно вспоминает свое первое знакомство с молоденькой Эффи – хотя уже тогда она выглядела из-за макияжа точно так же, как выглядит теперь. Смутно он все помнит из-за того, что в ту самую первую встречу он уже был опустившимся алкоголиком, не признающим никаких авторитетов и утратившим веру во что бы то ни было, и ее воспринимал, как назойливую кривляющуюся пигалицу, над которой можно было грязно шутить и которую можно было не воспринимать всерьез.
У Мейсон очень внимательный взгляд, и Хеймитч ненавидит ее за то, что порой она бывает прозорлива до безобразия. Возможно, в самом начале знакомства, Хеймитч и вел себя неподобающим образом с Эффи Бряк. Возможно, он мог что-то упустить в том, как Эффи Бряк относилась к нему первоначально. Какая уж теперь разница? Никому нет до этого дела. Никому никогда не было до этого дела.
– Сейчас она резко изменилась, не так ли?
– Слушай, ты вообще когда-либо не лезешь не в свое дело? – зло интересуется Эбернети и оплачивает счет.
Джоанна пожимает плечами.
– Возможно, когда сплю. Хотя Пит говорит, что я иногда разговариваю во сне. Что-то у кого-то спрашиваю, - и опять улыбается, и потягивается на своих двух стульях, вытягивая соблазнительные ноги, Хеймитч сплевывает на пол, злится, чтобы не любоваться ею в открытую, и надеется, что тема Эффи Бряк будет похоронена между ними на еще какое-то время.
До Центра они идут прогулочным шагом. У обоих сегодня только вечерняя тренировка, да и то – в разных секциях, поэтому сейчас они проводят свободное время в прогулке и разговорах ни о чем. Точнее, Джоанна проводит время полезно и приятно, пытая Хеймитча самыми неудобными вопросами.