Привычка выживать

– Ты же в курсе, что за нами даже сейчас наблюдают? – Эбернети кивает. Говорит, что был безумно удивлен, когда им вообще позволили выходить за пределы центра, да еще так легко. – Никто из нас никуда не денется, - следует резонный ответ. – Чего ты хочешь от Вольта?

Хеймитч ласково берет Джоанну за руку, и прилагает немного больше силы, чем нужно. Джоанна не морщится, и руку не вырывает. Смотрит, как прежде, с вызовом; никакое лечение не исцелит ее от жуткого характера и замашек подозрительной и умной стервы. Впрочем, он делится с нею теми крохами информации, которые имеет. Своими подозрениями о том, что Вольт знает о происходящем в Капитолии больше них всех взятых, но отчего-то не спешит этой информацией делиться.

– Не с Питом, - Мейсон бывает порой полезна. – Пит сейчас изучает во всю архивные материалы, касающиеся охмора. Плутарх дал ему только выборочный доступ, Вольт это обстоятельство исправил. Что? – фыркает, замечая подозрительный взгляд. – Я, Пит, Энорабия, эта мелкая Сноу, все мы знаем о том, в какой комнате можно говорить, а в какой нужно играть, где нас прослушивают, а где – нет. С этими тонкостями не знакома разве что Эвердин, но Эвердин у нас всегда впереди планеты всей, - и коротко смеется. – Не думаю, что они готовят новую революцию, - делает выводы с большей долей серьезности, - но думаю, нас во все это собираются втянуть чуть позже. Они все чего-то ждут. Может, того, что Пит разберется со своими тараканами, или того, что его тараканов съедят монстры пострашнее, и они просто станут жить своей жизнью.

Нет больше никакой своей жизни. Энорабия, если верить ее поведению, собирается прожить жизнь рядом с Каролиной. Хеймитч не знает, кому пришла в голову шальная мысль о том, что убийца может стать хорошей нянькой для потенциально опасной претендентки на трон деспота, и не знает, почему Энорабия согласилась. Глядя на то, как профессионалка третирует свою подопечную, как скупо объясняет ей все непонятное, как зорко следит за ней каждую минуту, каким взглядом одаривает каждого подходящего к Каролине, Хеймитч делает вывод, что Вторая на стороне своей навязанной пленницы. И получается, что они все, собранные и фактически запертые в одном огромном здании, на стороне мелкой Сноу. Их втянули во что-то, что не сможет прекратиться даже тогда, когда символ революции сгорит дотла в лице Китнисс Эвердин, или когда Пит Мелларк, на которого кто-то, быть может, возлагает какие-то надежды, лично сдастся в руки врачей психиатрической больницы, потому что не сможет справиться со своими внутренними демонами. У них больше нет никакой своей жизни; они либо будут жить ролями, которые им предназначил министр связи, читать свои речи с карточек в каждую годовщину победы над Сноу, либо возьмут и разрубят гордиев узел.

– У Бити есть план. Есть союзники. И есть тот из нас, на кого он ставит, - говорит Хеймитч уверенно.

– Или тот, на кого он работает. Впрочем, одно другое не исключает, - Мейсон пожимает плечом. – И все-таки, Эбернети, колись, что такое ты сделал с Эффи в первую вашу встречу?

Хеймитч согласен с возможностью существования кого-то, кто не втянут в паутину, а плетет ее. Но он точно знает одно: нельзя в этой игре воспринимать Джоанну Мейсон серьезно. Потому что однажды кто-нибудь из победителей Голодных Игр просто выйдет из себя и сломает этой чертовой дуре шею в трех местах, и сделает вид, что так и было, а остальные просто подтвердят этот странный факт.

Джоанна может задать этот же вопрос самой Эффи, но не задает даже тогда, когда предоставляется возможность. Она помнит, что нарисованное лицо этой женщины не изменилось даже после обвинения в намеренном использовании наркотика. Но Джоанна не уверена, что оказалась бы в больнице под надежным крылом доктора Аврелия, если бы наркотик не был обнаружен в ее крови. Сомнение, даже малая его часть, отравляет уверенность Мейсон в глупости Эффи Бряк, и она решает просто продолжить свои наблюдения за ней.

Вульгарные платья. Короткие, яркие, с самыми разнообразными рукавами, глупыми фасонами, кричащими узорами и жуткими тканями. Нарисованное лицо, под которым почти не видно настоящей женщины. Боязнь острых предметов. Мягкая внимательность к Китнисс Эвердин. Опасение перед Энорабией. Отголоски почти материнских чувств к мелкой Сноу. Чуткость к настроению Пита. Игнорирование Вольта. Участие в отношении самой Джоанны. Бесконечное ожидание в отношении Хеймитча. И все это – под уверенной маской механической куклы, с пустыми глазами и отточенными, но не осмысленными движениями. Мейсон делает выводы: с Бити их определенно связывает какая-то тайна. Эффи тоже знает немало, о чем уже сообщила доподлинно, вызывая в столицу Хеймитча, помогая ознакомиться с нужными документами в кабинете Плутарха, спасая саму Джоанну от тюремного заключения. Эффи очень осторожно делится всем с Питом, хотя Пит об этом никогда не скажет, даже если спросить. А еще Эффи презирает Хеймитча, ненавидит Хеймитча и не упускает шанса высказаться вслух о том, что Хеймитч совершенно бесполезен. Если бы Джоанна была влюблена в Хеймитча, бесконечно им обижена и предана в прошлом, она вела бы себя так же. Но Джоанна в прошлом не замечала Хеймитча, поэтому теперь мучается головной болью, пытаясь разобраться в хитросплетениях чужих судеб, так тесно связанных с ее собственной судьбой.

– Мне хочется утопить тебя в бассейне, - делится сокровенным Энорабия. – У тебя сейчас такой загруженный вид, что мне хочется убить тебя и пустить в следующую жизнь.

Джоанна никогда не задумывалась о следующих жизнях. И никогда не была благодарна людям, которые ей неприятны. Но Энорабия продолжает стоять рядом и молчать, а Джоанна не может придумать повод свалить отсюда куда-нибудь еще, поэтому закатывает глаза и делает вид, что ее не напрягает присутствие поблизости этой машины для убийств. Для отвлечения она охватывает взглядом все пространство, цепляя рассредоточенные фигурки знакомых ей людей.

Неловкая Китнисс (которая обещала не брать в руки оружие) учит стрелять из лука мелкую Сноу. Мелкая в шутку целится в замороченного чем-то Мелларка, рассматривающего с видом заправского мясника стенд с ножами. Разумеется, стрела не шутя летит в его сторону, Китнисс вскрикивает, Каролина вскрикивает и бледнеет, обе с распростертыми объятиями силой мысли пытаются стрелу перехватить, но у мелкой Сноу плохой глазомер. Или Мелларк – редкий везунчик. А еще – идиот, потому что он не видит и не слышит ничего, вокруг себя, даже стрелы, летящей мимо. Он недоумевает, когда обе лучницы подскакивают к нему с напряженными и одновременно счастливыми лицами и начинают тормошить. Он неуверенно улыбается, узнавая о произошедшем, что-то говорит, обе лучницы смеются…

– Меня сейчас стошнит, - говорит отрывисто Энорабия. – Ты ведь видишь то же, что и я?

Они обмениваются с Джоанной взглядами. Китнисс учит стрелять из лука внучку мертвого Сноу. Обе сильно переживают за невредимого Пита. На Хеймитча, который едва не получил стрелу промеж глаз, никто не обращает внимания.

Джоанна ненавидит свою жизнь.

…

Мы знаем о тебе все.

Вечером она просит Пита рассказать хоть что-нибудь интересное, и тот кратко пересказывает разговор с Бити. О доступе к архивам на электронных носителях, которые необходимы ему для изучения принципа действия охмора. О том, что Бити отслеживает самые свежие сводки новостей, поступающие из всех Дистриктов, и явно чего-то выжидает. О том, что Бити взаимодействует с Эффи Бряк, которая работает одновременно и на Плутарха и против Плутарха, но об этом Пит уже додумывается сам. О том, что во всем этом принимает участие Энорабия, и все это касается Каролины Сноу, и что Хеймитч тоже жаждет вступить в клуб посвященных, но ему никто не торопится выдать пропуск.

– А ты ждешь, когда тебя посвятят? – спрашивает Джоанна быстро.

Пит качает головой.

– Пока я не разберусь с тем, что со мной сделали и не пойму, какие последствия это будет иметь в дальнейшем, я не могу вступать в сомнительные клубы, - отвечает просто. – Мне не хочется осознанно или бессознательно послужить причиной чьих-то смертей. Например, твоей, - он целует пальцы Джоанны, и добавляет совсем тихо: - Тем более теперь, когда ты стала такой аппетитной.

Джоанну вполне устраивали выступающие кости, но против комплиментов и того, что за ними обычно следует, она ничего не имеет. Хотя ночью просыпается с единственной мыслью: спуститься на первый этаж, на котором хранится в данный момент вся еда, и схватить палку колбасы, и съесть ее с огромным куском хлеба. Но она просыпается в одиночестве, и ищет Пита глазами. Конечно, его можно будет найти в студии, пишущим очередной портрет Эвердин, и думающим об Эвердин. Джоанна может даже наблюдать за ним какое-то время, а потом схватить за руки и увести в комнату, и помочь ему опять забыться беспокойным сном, в котором будет одна лишь Эвердин.

Джоанна может проделывать это каждую ночь, но сегодня она прикрывает за собой дверь, и прячется в одной из десятка пустующих комнат, забирается на холодную постель, не знающую тепла человеческого тела со времен подготовки к Третьей Квартальной Бойне. Она вытягивается на постели, потом сжимается в комочек и смотрит куда-то в сторону, а затем приходит в себя из-за знакомого запаха, запаха, которого не может быть здесь, который должен был выветриться давным-давно. Ее сердце бьется слишком часто, но она решается покончить со всеми сомнениями, и осторожно выдвигает каждый ящик в прикроватной тумбочке. Кровь стучит в висках, она чувствует себя преступницей, ее подташнивает от волнения, и ванная комната, примыкающая к этой комнате, оказывается очень кстати, хотя все самые жуткие подозрения подтверждаются именно в ней.