Привычка выживать

– Я вижу, как ты расстроился, - фыркает Энорабия.

– Я вижу, как тебе интересно, - парирует Гейл. – Ты должна понять, что все это время меня всеми силами отвлекали от того, что творится здесь. Так что здесь творится? Китнисс сама на себя не похожа, Пэйлор бесится по малейшему поводу, чертов Плутарх хитрит и увиливает от ответов, Бити загружен какими-то срочными проектами, а вас всех собирают здесь, подкрашивают и откармливают – для чего?

– Для шоу, - заявляет Энорабия. – Чем я могу тебе помочь? – начинает злиться. – И скажи, почему я должна тебе помогать? И почему ты вдруг так резко протрезвел?

Гейл игнорирует большинство ее вопросов.

– В твоем дистрикте есть те, кто будет продолжать убивать во имя Сноу. Они получают оружие, одежду, еду по закрытым каналам, которые мы не можем отследить, и получают все это, по-видимому, из Капитолия. Неужели это не очевидно?

– Неужели не очевидно то, мой мальчик, что даже после революции вся капитолийская верхушка осталась у власти, а драгоценную Пэйлор окружает стая старых волков? Я знаю, ты один из тех, кто готов был бросаться в бой с киркой, веря в светлое будущее, и тебе повезло это будущее увидеть. Но скажи мне, насколько оно светлое?

Гейл молчит. С каким-то стыдом он вспоминает все, что говорил Китнисс перед Квартальной бойней. Тогда он еще надеялся. Он и сейчас надеется, но он ведь уже не тот юнец, который горбатился в шахтах, почти не видя белого света. Он принял активное участие в войне. Так почему же он ничего не может возразить ей, сидящей напротив, молчащей и смотрящей так внимательно? Он презирал ее, когда-то. Он видел ее на Арене, он знает, что и сейчас эта машина для убийств остается машиной для убийств. Но почему он полез к ней со своими вопросами? Зачем он вообще прибыл в Капитолий, окрыленный новостью о том, что Китнисс жива?

Ах да, конечно.

Всегда все дело в Китнисс.

– Иди спать, - внезапно отвлекает его от самоедства Энорабия. – Ты пьян (кажется), ты устал, твоя любимая девушка считает тебя предателем и винит тебя в смерти твоей сестры, вверенный тебе Дистрикт продолжает восставать против тебя, в Капитолии тебе никто не рад…

– Черт, ты умеешь ободрить, - Гейл фыркает и отставляет пустую тарелку.

– О, через мои ободрения прошло так много подростков, - Энорабия отрезает маленький кусок мяса, хотя, со своими-то зубами могла бы вообще не париться, а есть целиком, - большая часть из них умерла на Арене, но не в этом суть, - она ухмыляется. – Капитолий взвалил на тебя непосильную ношу, потому что, как ни крути, ты – ребенок, - Гейл смотрит на нее с неприязнью. – Сколько тебе лет? – спрашивает бесстрашная вторая. – Восемнадцать? Пусть даже двадцать, пусть даже за твоей спиной целая жизнь, полная решенных и нерешенных проблем, тебе нужен отдых. Могу одолжить тебе на время своего массажиста. Иногда он творит чудеса.

Гейл разрывается между желанием поблагодарить ее, ударить или сразу убить.

– Ты очень напоминаешь мне одну нашу общую знакомую, - выдает с загадочным блеском в глазах.

– Я не умею стрелять из лука.

– Я имел в виду Джоанну Мейсон.

– В этом месте есть что-то инфекционное. Кстати, ты со своим пьянством, разговорчивостью и выкладыванием секретной информации мне тоже кое-кого напоминаешь. Хеймитча Эбернети.

– Мы из одного дистрикта.

– Это всегда многое объясняет.

…

Перепалки с парнем затягиваются до самого рассвета. Гейл, проведший неделю в постоянных спорах с правящим составом Капитолия, пытаясь отстоять право встретиться с Китнисс Эвердин, а затем проведший не самую приятную беседу с самой Китнисс, с большим трудом добирается до лифта. Сама Энорабия, выговорившая за одни сутки больше слов, чем за прошедший год, чувствует себя на удивление живой. До звонка ее будильника остается чуть больше часа, и она принимает решение не ложиться спать – все равно толку от такого сна не будет никакого, а мешки под глазами ей закрасят стилисты, если потребуется. Она моет посуду, презирая себя за занятие чисто женскими делами, и поэтому едва не пропускает возвращение Эффи Бряк. Та крадется в собственную спальню, не сняв туфли.

– Вообще-то здесь камеры, - замечает Энорабия, и Эффи резко выпрямляется, впрочем, ничуть не испугавшись. – Мне следует подождать еще и Хеймитча? – не отстает от нее Энорабия.

– Хеймитча? – удивленно переспрашивает капитолийка, и следует, как привязанная, за той, что задала настолько дурацкий вопрос, чтобы добиться объяснений. – При чем здесь он?

– Мне показалось, - вторая легкомысленно пожимает плечом.

Эффи поджимает губы и устраивается на стуле, глядя на то, как Энорабия расставляет посуду на полках, хотя считает это занятие ниже своего достоинства.

– Как прошло твое интервью? – спрашивает чуть мягче. Энорабия неопределенно пожимает плечом. – Я говорила с Томом, он был очень впечатлен. Уверена, Плутарх тоже будет впечатлен, а это значит, что ты все сделала так, как нужно.

– И что же вам нужно?

– О, - Эффи заметно теряется.

– Во что ты всех нас втянула? – Энорабия становится ближе, и Эффи приходится встать. Каблуки позволяют ей сравняться со второй в росте, но никак не в злости и решительности. – Не отпирайся, я знаю, что ты нашла Бити, хотя найти его было нелегко. Знаю, что благодаря тебе Мелларк и его компания узнали о том, что Эвердин жива. Не обошлось без тебя и в процессе пробуждения Эвердин от сна. А теперь, когда все мы собраны здесь, ты будешь делать вид, что тебе ничего не известно? Я спрашивала Бити, но он – крепкий орешек, он таится, потому что еще сам ни в чем не уверен. На его месте я не была бы уверена в тебе. За тобой кто-то стоит, но кто? Ты играешь против Плутарха, но, может, это только видимость? За последнее время я получила столько вопросов, а я нетерпелива, я жажду узнать все ответы.

Эффи перекладывает маленькую сумочку из одной руки в другую и отстраняется от нависшей над ней Энорабии. Поправляет парик, сидящий идеально, рассматривает свои туфли, и улыбается.

– Это шоу – цель моей нынешней жизни. Думаю, после него у тебя не останется вопросов без ответа. Но, - делает паузу, - поверь мне, иногда мы жаждем знания, которое неспособны выдержать.

Энорабия хмыкает.

– О, поверь мне, здесь собрались особенные люди. Они прошли через огонь, воду и медные трубы. И, знаешь, они выжили. Это вошло у них в дурную привычку – выживать в чертовом мире, в котором прежде они не захотели бы даже дышать.

Они одаривают друг друга неприязненными взглядами. Энорабия скалится, лицо Эффи не выражает никаких эмоций, и, в конце концов, капитолийка спрашивает, выбрала ли вторая себе платье на шоу.

– Я буду в красном, - огрызает та, но скорее от неожиданности.

– Оголи плечи. Тебе очень пойдет, - заявляет Эффи и удаляется, уже не пытаясь пробраться в комнату на цыпочках.

Энорабия тоже жаждет дать какой-нибудь «ценный» совет, но Энорабия устала. Поднявшись на свой этаж, и едва открыв дверь в спальню, она слышит противный писк будильника и закатывает глаза. Если шоу ответит на все вопросы, значит, она дождется шоу.

Ожидание тоже стало ее дурной привычкой.

Как и участие в играх, в которых недостаточно просто кого-то убить.

========== ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ, в которой никудышные актеры играют, а никудышные шпионы проваливаются ==========

Уважаемые читатели, при нахождении ошибки/опечатки/не там и не так поставленной запятой, пожалуйста, используйте публичную бету.

Бити с самого начала не понравилась эта идея с записанным на камеру интервью. После того, как Энорабия поделилась с ним впечатлениями о собственном интервью, плохие опасения размножились в геометрической прогрессии. Бити не любит камеры, и не умеет играть в человека, которым не является. Бити немногословен, и чаще всего говорит лишь о собственных проектах, а не о чувствах, которые когда-либо испытывал. Откровенность ему чужда; он не помнит ни одного момента в своей жизни, когда говорил с кем-то по душам. Скорей всего, таких моментов не было до Второй Квартальной Бойни, и всего, что за ней последовало.