Признания в любви кровью написаны

— Думаю, ты сможешь прочитать отчёты врачей, как только проснёшься, — Ксавье постарался ей улыбнуться, но не смог.

— Сколько я уже в коме?

— Не знаю. Но долго.

— Я скоро тут от тоски умру. Я уже целую вечность сижу тут в одиночестве. Не думала, что это может быть так уныло.

— Тебе никто не снится?

— Только ты. Но ты, я так поняла, настоящий… — она прикусила губу. — Расскажи всё, что произошло. Я хочу знать.

Ксавье кивнул, пытаясь вспомнить всё, что мог. Возможно, больше ему не предоставится шанс ей всё рассказать. И с его уст очень долго лился рассказ обо всём. Только об откровении отца Ксавье благоразумно решил умолчать. Уэнсдей слушала его, созерцая глазами далёкие нереальные пейзажи. Её лицо всё это время ничего не выражало.

Лишь когда он закончил, она укусила нижнюю губу и покачала головой, отчего несколько прядок из её причёски шаловливо выскользнули. Но её глаза загорелись решимостью.

— Я больше не поддамся действию сирены и не сдамся. Только я очнусь, я найду этих уродов. Всех до единого. И ждать помощи полиции не стану, — она закрыла глаза и скривилась. — Осталось только проснуться.

— Думаю, ты скоро уже очнёшься.

— Скоро — понятие растяжимое. Надо поточнее.

Ксавье хохотнул и сказал первое, что пришло на ум:

— Я уже иду на поправку. Так что очнись, когда я тебя коснусь. Прямо так, как сейчас, — и он, не дожидаясь, пока она отреагирует, провёл пальцами по холодной скуле. — Запомнила это чувство? — её губы дрогнули, но она надела на себя маску злобы и кивнула.

— Я запомнила. Как только это почувствую, очнусь и ударю тебя.

— Договорились, — он ей улыбнулся.

После произошедшего в прошлом сне Ксавье уже не мог относиться к ней так же, как раньше. Ведь, как оказалось, на его ласки отвечала настоящая Уэнсдей. Она была способна на проявления нежности.

— Хватит улыбаться, — буркнула она.

— Не могу, передо мной стоит слишком красивая девушка, — он улыбнулся ещё шире, весело наблюдая, как что-то в её душе начало закипать.

— Не смей делать комплименты… — процедила она, стиснув зубы.

— Мы спим. Ты мне ничего не сделаешь сейчас.

— Зато потом — сделаю.

— Ну так это же потом. А не сейчас, — он продолжал улыбаться, с радостью отметив, как она нахмурилась, скрывая растерянный взгляд.

Но вдруг она взглянула прямо ему в глаза и тихо, теряясь, сказала:

— Ну… раз сейчас… раз сейчас — это сейчас, а потом — это потом, то… — Уэнсдей не закончила: безжалостно схватила его за футболку и притянула к себе.

Тотчас он ощутил её губы на своих.

***

Ксавье проснулся с улыбкой на лице. И наконец проснулся окончательно — морок оставил его, отрезвив сознание.

Комментарий к Глава 28: События в больнице

Да-да, это глава, где никому мучительная смерть в финале не угрожает, да, такое бывает)

========== Глава 29: Торпы и Аддамсы ==========

Комментарий к Глава 29: Торпы и Аддамсы

Перед началом этой главы я просто хочу выразить свой восторг… я начала писать эту главу, когда на фанфике уже было 392 лайка, что там будет дальше, я уже и не догадываюсь. Спасибо)

Ну а всем, кто оставляет отзывы, я хочу сказать не спасибо, а то, как я вас, ребята, обожаю)

Ладно, минутка сантиментов закончена, пора обратно падать в пучину эмоциональных качелей этого фика. Приятного (или не очень) прочтения!

Ксавье осмотрелся — в палате он лежал в одиночестве. Вместо людей ему компанию составлял странный букет, возвышающийся на столике подле койки: из чёрной вазы выглядывали усеянные шипами стебли роз, но все — без бутонов. Издалека могло вовсе показаться, что кто-то собрал одинаковые ветви с аккуратно обрезанными концами. Странный подарок.

Он скосил глаза в другую сторону — там, оказалось, тянулось длинное окно, хоть обзор на панораму снаружи скрывали закрытые жалюзи. Кажется, стояла тёмная ночь — через узкие прорези в жалюзи не прорывалось ни единого лучика света. А на матовом белом подоконнике воздвигнулось обилие других, более стандартных гостинцев: различные пышные букеты цветов, несколько книг в красивых обложках, школьные фотографии в рамках и открытки. И всё окружала медленно мигающая жёлтым свечением гирлянда. Невольно Ксавье улыбнулся: не ожидал узреть столько украшений у себя в палате. По обилию ярких и пёстрых акцентов быстро удалось вычислить умелую руку Энид.

Тотчас он попробовал присесть — это удалось без особых затруднений. Мышцы истощились за время без занятий бегом, фехтованием и индивидуальных попыток тренировок на турнике, но в остальном он ощущал себя сносно. До любого физического труда телу ещё требовалась реабилитация, но радость доставила и возможность присесть без боли.

Вокруг продолжали мерцать экраны всевозможных аппаратов, но хотя бы из шеи больше не торчала трубка. На её месте — лишь бинт, закрывающий рану. Также отсутствовал и назогастральный зонд — что логично, ведь Ксавье смутно припоминал, что иногда ел и без помощи извне, несмотря на пребывание в спутанном сознании. Но ныне вместо зонда, щекочущего одну ноздрю, ему обе раздражала назальная канюля. Воздух, поступающий из неё, оказался чересчур чистым, до дурмана.

Ксавье проследил, куда тянулась трубка — и обнаружил довольно небольшой кислородный концентратор почти под койкой. Он предположил, что мог бы с ним даже передвигаться по больнице, если найти тележку или нечто вроде неё. Но идея просто вынуть канюли из носа показалась привлекательнее — ему в организм поступало слишком много кислорода.

Он опустил босые ноги с койки на тёплый пол палаты и решился: оторвал все датчики, — аппараты недовольно запищали, — сорвал с лица проклятые трубки и подумал даже выдернуть из вены на руке иглу, через которую поступал препарат из капельницы. Но вовремя остановил себя: мешок с лекарством оказался прикреплён к штативу на колёсиках.

Дышать без канюль сложнее не стало — наоборот, легче. Изобилие кислорода прекратило путать сознание.

Волоча за собой конструкцию с капельницей, Ксавье двинулся к выходу из палаты. Ему хотелось найти хоть кого-то. Врачей, друзей, пусть даже отца — неважно. Больше всего он жаждал добраться до палаты Уэнсдей, наконец взглянуть на неё вживую за долгое время, но даже слегка затуманенного рассудка хватало для осознания — его никто мгновенно к ней не допустит, даже если он начнёт унижаться, умоляя об этом. А угрожать, как отец, он так и не научился.

Выйдя из палаты с приглушённым светом в преяркий коридор, Ксавье не поморщился — зажмурился, и ещё долго не мог открыть глаз. А когда смог их разлепить — увидел пред собой несколько медиков.

Зато далеко идти не пришлось.

— О, ты очнулся? Ты куда решил пойти? — с улыбкой спросила какая-то молодая врач.

— Сообщить, что я очнулся… — неуверенно пожал плечами Ксавье.

— Ну, замечательно, — улыбнулся другой врач, натягивая на лицо маску. — Только вставать с постели не стоило. Давай, возвращайся, — и его повели обратно, игнорируя все возражения, словно не верили, что он себя чувствовал нормально.