Призраки Пянджа

— С-сука… — прошипел Мартынов, сидя за укрытием.

Прислушавшись на несколько мгновений и поняв, что противник отступил, я поднялся. Закричал парням на той стороне канувшего в пропасть моста:

— Возвращайтесь! Тут вы не перейдете!

— Куда возвращаться?! В обход?! — ответил Гамгадзе недовольно. — Долго! Мы столько не пройдем!

— Вам ближе будет к соседям нашим! На соседнюю заставу, чем до Шамабада, — крикнул я.

Гамгадзе поднялся. Отряхнул форму. Потом поднял автомат и повесил на плечо.

— У нас припасов-то нету почти!

Мы с Мартыновым переглянулись. Старший сержант кивнул, поняв, видимо, мою мысль. Стоило отдать ему должное — при всем упрямстве Мартынов схватывал налету.

— Мы перекинем вам свои! — крикнул он Гамгадзе. — Тогда дотяните!

Было холодно. Когда мы достигли следующего места стоянки на пограничной тропе на Бидо, на горы уже пала ночь.

Укрытие представляло собой небольшой, сколоченный из досок от деревянных транспортировочных ящиков шалаш.

Втиснутый в горную расщелину, он прижался к скале, которая заменяла ему заднюю стенку.

Внутри убранство было нехитрым: земляной пол, застеленный старым брезентом, деревянный столик посередине, да печка-буржуйка, сделанная из бочки. Ну еще сравнительно новенькие нары. Крыша — деревянная, устланная кусками рубероида, которые прижали большими камнями от ветра.

Всю эту красоту скрывала от посторонних глаз маскировочная сетка с ветками и обрывками ткани под цвет горного ландшафта.

Чтобы защититься от ветра, щели стен забили паклей и замазали глиной.

Насколько я понял, этот пост был временным. Выстроенным когда-то давно для какой-то определенной операции, проводимой пограничниками в этих местах.

Однако, как говорится, нет ничего более постоянного, чем временное. Вот так и вышло, что деревянное укрытие стало использоваться последующими нарядами почти постоянно.

Изначально простое и ненадежное, оно из года в год укреплялось. Приходили новые пограничники и привносили в конструкцию шалаша что-то новое. Что-то свое.

Насколько я знал, последним новшеством стала пара низких, деревянных нар, сколоченных из кривых досок, тех, что было не жалко. Даже страшно представить: тащили ли пограничники их сюда сами или же сколотили на месте.

И хотя Мартынов нашел в шалаше коптилку, мы решили не зажигать ее. Сидели в полной темноте, чтобы не демаскироваться. Дежурили у выхода.

Сейчас Мартынов наблюдал за подступами к шалашу, сидя у входа прямо под проволокой для сушки портянок. Старший сержант попивал еще немного теплый чай из термоса, чтоб хоть немного согреться.

Я вскрыл ножом банку с перловкой с мясом. Достал свою ложку, зачерпнул полную и отправил в рот. Когда немного поел, передал банку Мартынову.

— Здесь он легко нас найдет, — сказал Хусейн, сидя передо мной на нарах. — Нам нужно двигаться.

— Куда ты пойдешь, умник? — сказал ему Мартынов. — Ночю по горам ходить? Хочешь шею себе переломать?

Хусейн словно бы завис на несколько мгновений. Задумался.

— Тогда нам нельзя спать. Нужно постоянно дежурить. Быть начеку.

Никто ему ничего не ответил. Я налил себе чаю из термоса. Мартынов продолжал наблюдать, устало пережевывая кашу.

— Будешь? — предложил я Хусейну термос.

Радист уставился на него. Потом поднял свои безэмоциональные глаза и взглянул на меня. Медленно принял термос и кружку. Принялся выливать себе остатки чая.

— Почему ты решил уйти от своих? — спросил я в лоб.

Хусейн замер. Звук льющегося чая прекратился. Марджара медленно отставил термос.

— Вы поймали меня при выполнении разведывательно-диверсионной боевой задачи, — пожал он плечами.

Мартынов обернулся. Уставился на Хусейна. При этом я заметил белое пятнышко зернышка перловки, прилипшее у него на нижнюю губу.

— Вот сейчас точно свистишь, — я хмыкнул. — Не мог такой профессионал так бестолково попасться.

Марджара отпил чаю.

— Зубаир не должен понять, что я ушел добровольно. Что сам подговорил Расула вывести на меня пограничников.

— А то че? — спросил Мартынов.

— А то узнает командир. Тогда моим близким не поздоровится. ISI будет пытать их, пока не выведает все, что сможет.

— Да кто ты, мать твою, такой? — зло бросил ему Мартынов.

Надим снова будто бы погрузился в свои мысли. Замер без движения, словно бы у него кончился завод. Потом, внезапно, заговорил:

— После Саурской революции тысяча девятьсот семьдесят восьмого года в Афганистане к власти пришел просоветский режим. Пакистан, опасаясь усиления СССР у своих границ, поручил спецслужбе ISI создать секретное подразделение для операций в зоне реки Пяндж — стратегической границы между Афганистаном и Таджикской ССР.

Я слушал внимательно. Не перебивал. Мартынов, уставившись на Хусейна, медленно пережевывал свою нехитрую пищу.

— В тысяча девятьсот семьдесят девятом году отряд провел первую операцию, — продолжал Надим. — Ночью пробрался вдоль Пянджа и уничтожил пограничный пост правительственных войск Афганистана. Выжившие пограничники докладывали, что «напавшие растворились, как призраки». Слухи о «тенях из ниоткуда» быстро распространились среди «зеленых». А потом повлекли всплеск дезертирства в том регионе.

Мы с Мартыновым переглянулись. Хусейн продолжил:

— Вторая половина семьдесят девятого — серия налетов на дозоры советских пограничников под видом моджахедов. Начало восьмидесятого, провокации среди местных бандгруппировок с целью их вторжения на территорию СССР. Мы использовали советскую форму.

— П-падла… — протянул Мартынов.

— После тех событий за отрядом закрепилось негласное название, — Надим снова не обратил внимания на слова Мартынова. — Афганские боевики считали нас духами реки, посланными Аллахом. После каждой нашей удачной вылазки муллы рассказывали истории о «воинах, чьи тела не отбрасывают тени». Нас называли «Пандж ке бхуд», если на урду. «Да Пандж шабхан». Это на пушту.

Хусейн заглянул мне в глаза. И добавил:

— И то, и другое, если переводить на русский язык, означает «Призраки из Пянджа». Или… — он поджал губы, — «Призраки Пянджа».

— И почему все отморозки так любят звучные названия? — заворчал Мартынов. — То тебе «Черный аист», теперь вот «Призраки Пянджа». Тфу…

— Как зовут командира вашего отряда? Его имя Тарик Хан? — спросил я.

В первый раз я увидел, как блестящие в темноте глаза Надима слегка расширились.

— А ты неплохо осведомлен, сержант Селихов. Откуда тебе известно это имя?