Призраки Пянджа

— Зубаир не умер. И вас так просто не оставит.

Мартынов даже остановил шаг. Я нахмурился, поправил ремень автомата на плече. Остальные парни тоже остановились. Алим натянул поводья, заставив Огонька застыть на месте.

— Он… — начал было лазутчик, но Мартынов прервал его.

— Че ещё за Зубаир? Ты че несёшь? Тебе что сказали, падла? — разозлился старший сержант. — Помалкивать тебе сказали! Вот что! Говорить будешь, когда спросят!

— Тихо ты, Витя, — осадил я старшего сержанта. — Он про снайпера.

— Саша! Да он же за одно с этой сукой снайперской!

— Пусть говорит. Тихо, — я положил руку на плечо обернувшемуся ко мне Мартынову.

— Наплетёт! — ответил тот.

— Витя, не надо.

Мартынов не выдержал моего пристального взгляда, отвел глаза.

— Ладно, шпиён недоделанный. Че ты сказать хотел? — обратился он к Хусейну.

Тот повернулся к нам, держа связанные руки низко опущенными. Смотрел он внимательно, и из-за очков казалось — совершенно не моргал.

— Он вас не оставит. Станет охотиться на вас. Убивать одного за другим, — монотонным, спокойным тоном проговорил лазутчик.

— А ты только и рад, да? — кивнул ему Мартынов задиристо.

— Нет, — Хусейн покачал головой. — Потому что первым он убьёт именно меня. Не допустит, чтобы вы доставили меня на заставу.

Я вышел вперёд Мартынова, заглянул ему в глаза.

— Поверю, — сказал я холодно. — У тебя, как я понял, предложение какое-то имеется?

— Имеется, — Хусейн кивнул.

— Я слушаю.

— Я знаю, как его остановить, молодой шурави. Знаю и помогу.

Глава 7

Мартынов смерлил взглядом Хусейна. Остальные пограничники и Расул не проронили ни слова.

Изумленные словами загадочного капитана, они просто нахмурившись уставились на него.

— И как же ты нам поможешь? — спросил я холодно.

Несмотря на то, что Хусейн действительно имел определенный мотив против своего товарища, я не доверял ему. Недоверял исключительно по причине моей природной подозрительности. Привычки во всем видеть подвох. Тем не менее, я решил выслушать этого человека. Как ни крути, а мне было любопытно, что же он хочет нам сказать.

— Я служу с этим человеком очень давно, — проговорил Хусейн монотонным, словно азбука Морзе, голосом. — Знаю, как он думает. Знаю все его привычки, которые он возвел в статус ритуальных. Врагам Зубаир может казаться непредсказуемым. Но если ты его долго знаешь — поймешь, как против него действовать.

Как ни странно, но Хусейн удивительно чисто говорил на русском языке. Он правильно расставлял ударения, не глотал слова, грамотно строил предложения. Если бы не едва заметный акцент, можно было бы подумать, что этот человек с рождения говорит на русском языке.

— Неубедительно, — покачал я головой.

Хусейн никак не отреагировал на мои слова. Ни единой мышцы на его худощавом, вытянутом лице не дрогнуло. Губы со слегка опущенными уголками ни на миллиметр не изменили своего положения.

— Он нам зубы заговаривает, — зло бросил Мартынов, — пока мы тут стоим да трындим, этот хрен с винтовкой уже нам новую ловушку готовит!

А потом Хусейн заговорил вновь:

— Вы совершенно правы, старший сержант Мартынов.

Витя Мартынов неприязненно искривил губы. Посмотрел на Хусейна с немым укором в глазах.

— Он уже готовит новую ловушку, — продолжал Хусейн. — И медлить нам нельзя. Но все же, я скажу вам одну вещь: хорошо знать Зубаира Малчуна, еще не значит победить его. Я победить его не смогу.

Хусейн кивнул на меня.

— А вот у вас, сержант, есть такая возможность. Один раз вы уже разгадали его план и смогли отпугнуть. С моими знаниями, вашими умениями, — Хусейн повел взглядом, казавшимся отсутствующим из-за его темных очков, по остальным пограничникам, — и вашими товарищами, мы способны избавиться от этого опасного врага.

— Он твой товарищ, — сказал вдруг Алим с седла, а потом придержал забеспокоившегося Огонька. — Если он убьет всех нас, то ты можешь свободно уйти. Сбежать с гор. И мне кажется, в таком случае этот твой Зубаир тебе же и поможет.

— А ведь верно, — кивнул Мартынов. — Зачем тебе валить своего, если гораздо логичнее будет нас переубивать?

Хусейн вздохнул.

— У нас с Зубаиром довольно сложные отношения. Понимаете ли, мы с ним оба начинали как… — Хусейн снял очки. Его глаза оказались большими, больше, чем я ожидал. А еще очень карими, словно бы собачьими, — как снайперы. Да только я не выдержал подготовки. И получил другую специальность. Я специалист по связи. Радист.

Вот теперь безэмоциональное лицо Хусейна изменилось: я заметил, как уголки его губ едва заметно дернулись.

— И с этого момента Зубаир считает меня… Как это по-русски говорят? Слабым звеном…

Мы с Мартыновым переглянулись.

— И для него достаточно, что я открыл вам свое имя, звание и позывной. Для него это уже предательство, — продолжал Хусейн. — Потому обратной дороги у меня нет.

— А я ему верю, — вдруг подал голос Гамгадзе.

Все обернулись к нему, стоящему за плечом Расула.

— Это как это… доверяешь? — спросил Мартынов с укором.

— Ну… — Гамгадзе помялся. — Ведь этот снайперский сукин сын хотел его… — Он кивнул на Хусейна, — пристрелить. Все это видели. Видели, как он без всяких колебаний открыл огонь по его халату, набитому камнями. А мне, понимаешь ли, на месте этого, в очках, очень неприятно стало бы, знай я, что меня собственный товарищ готов укокошить.

— Складно мелишь, — скривил губы Мартынов, обращаясь к Хусейну.

Сержант поправил ремень автомата на плече, сунул большие пальцы за армейский ремень и приблизился к Хусейну.

— Да только кажется мне, что ты свистишь. У наших-то тебя тюрьма ожидает. А может быть, и пуля! И я бы очень обрадовался второму исходу.

Хусейн в первый раз с момента, как я его увидел, улыбнулся. И снова казалось, единственным на его лице, что могло двигаться и хоть как-то показывать эмоции радиста, были губы. Вернее, их уголки. Они слегка поднялись. Глаза остались холодными и внимательными.

— Все зависит от того, как договориться, — загадочно сказал Хусейн. — А договариваться я умею, товарищ старший сержант.