Проклятые вечностью
Шрифт:
«Трансильвания. Замок Бран. 21 декабря 1481 года.
Слухи, ставшие с годами легендой о том, кем был мой отец, я узнала от своей кормилицы, а она, в свою очередь, от одного конюха, жившего при дворе еще до того, как великий господарь Трансильвании принял бессмертие. О его жизни известно немногое, а в стенах замка даже запрещено произносить его имя, а потому я по крупицам годами собирала эти знания в окрестных деревнях, расспрашивая местный люд о короткой, но достаточно кровавой эпохе правления Владислава Дракулы.
Узнать довелось немного. Хоть мой отец и жесток был при жизни, но простой народ его почитал. Ленивых и непокорных крестьян строго наказывал, а к тем, кто служил ему верой и правдой, был добр и щедр. Во времена его господства ни обмана, ни
Железной рукой он правил в Трансильвании: сурово карал тех, кто сеял смуту в его землях. В те дни говорили, что можно золото на дороге выбросить — никто забрать не посмеет, ибо осмелившийся на чужое глаз положить рисковал не только слепым остаться, но и жизнь свою потерять. Почитали Дракулу и за справедливое отношение к крестьянам, и за подати умеренные, и за храбрость в битвах против неверных мусульман, что пытались через его владения к центру Европы пробраться. Бесстрашным и умелым воином он был, а оттого страшились его дворяне, желая трон отдать тому, кем управлять проще.
Но наступил тот час, когда отправился он в свою последнюю битву против турок-мусульман и погиб от руки переметнувшегося к врагам воина. Слухами земля множится, никто не знал того, что на самом деле произошло в тот час, но говорили, что в момент смерти его небо расчертила огромная молния, будто разделяя мир на части, отделяя его дух от остальных.
По словам моей кормилицы, Дьявол в тот час лично явился за его душой, но вот забрать ее не смог, ибо святая кровь в нем текла, не было ему места среди падших, покуда кровь эта мраком ночи и отречением от Всевышнего не осквернена».
— Святая кровь… — задумчиво повторила Анна, и в этот момент ее будто осенило, мозаика сложилась в единое полотно, в котором по-прежнему не хватало фрагментов, но это ничуть не мешало ей разглядеть общую картину. Полотно внутри стены, где говорилось о том, что лишь оборотень может убить Дракулу, пророчество на свитке о том, что свершить это деяние может лишь Левая рука Господа и кровавое братание. В венах Дракулы текла святая кровь Ван Хелсинга, именно она не дала ему отправиться в обитель падших. Сам того не понимая, охотник защитил своего друга от адского пламени, в которое желал его отправить и косвенно спровоцировал эту ужасающую сделку. Если бы не это обстоятельство, путь в огненную Геенну был для графа заказан. Поистине судьба была злодейкой. Безусловно, случившееся было вызвано рядом пугающих совпадений, но это было одной из причин. Что ж, Дьявол всегда сам выбирал души, которые желал купить, и никогда не обращал внимания на тех, кто униженно выставлял себя на продажу, а продавать себя за гроши Дракула явно не собирался. Если решил играть, то надо всегда идти ва-банк! Такова была его натура, наверное, именно этим вампир и сумел покорить ее сердце. Перевернув страницу, девушка продолжила читать.
«А потому, желая заполучить его душу, Дьявол предложил Дракуле сделку, а тот, руководствуясь тщеславием и жаждой власти ее принял, но сердце мое неустанно твердит о том, что тому была еще и иная причина, ибо слишком уж рьяно мой дед хранит эти тайны. И пообещал ему Дьявол: если будет вампир пить кровь людскую, то станет бессмертным и сможет завершить свои смертные деяния, и власть его не кончится, покуда этот мир стоит или покуда смерть за ним повторно не придет. Потому Дракула смерть так легко и принял. Знал, что скоро поднимется из могилы. Сколько в этих преданиях правды, а сколько вымысла, судить не берусь, но так оно и случилось. Мой отец получил бессмертие, а мой дед с помощью Ватикана сумел заточить его в ледяную тюрьму, но, как все твердят, такую силу не дано удерживать долго, ибо стихия все равно вырвется свободу».
Эту легенду Анна слышала, но за четыреста лет она обросла многочисленными домыслами и переродилась почти до неузнаваемости. Следующая запись была датирована двадцать пятым декабря и была достаточно короткой, написанной скорым, практически нечитаемым почерком.
— Видимо, сделана в спешке, — проговорила принцесса,
пытаясь разделить несколько слипшихся страниц, но вскоре оставила эту затею, решив, что вернется к ним после того, как дочитает повествование до конца.«Какая тишина. Часовые на сторожевой башне словно растворились в ней. Только огонь трещит в очаге, да поскрипывает мое перо. Одного взгляда за окно достаточно, чтобы понять: скоро выпадет снег. Похолодало, небо затянули свинцовые тучи, закрывая солнце, а воздух жжется так, словно из него вот-вот вырвется молния. Давно здесь не было такой суровой зимы. Дед неустанно твердит о том, что это дурное предзнаменование, пугая малышей, которые и без того напуганы случившимися событиями.
Из деревни, что невдалеке от замка, начали пропадать люди. Такого раньше не бывало! Отряды неустанно прочесывают окрестные леса, но искать в них преступника все равно, что искать иголку в стогу сена. Все бы ничего, но это так взволновало Валерия, что он с моим мужем несколько часов не покидал своего кабинета, а после, облаченные в боевые доспехи, они уехали в сопровождении небольшой группы людей. Благо, вылазка оказалась недолгой, и вскоре они вернулись невредимые, но на лица их легла маска ужаса, которую я никак не могу приподнять».
Не нужно было быть провидцем, чтобы понять то, что произошло. Видимо, за двадцать лет Дракула сумел найти способ вырваться из ледяного плена и вернулся в родные края, чтобы отомстить своим обидчикам, а для мести нужны были силы. Это был действительно замкнутый круг: ненависть породила желание мстить, а свершенная месть порождала ненависть.
«Трансильвания. Замок в Васерии. Канун Нового Года.
Наконец-то, к собственному горю, мне удалось сбросить с Матиаша печать молчания, и он открыл мне свои подозрения касательно исчезновения людей. Я всегда боялась и желала увидеть своего отца, несмотря на все усилия деда, я так и не сумела возненавидеть его по-настоящему, но теперь, когда его черные крылья накрывают своей тенью наш замок, я не могу смирить в своей душе страх.
Раньше в моих глазах он был лишь эфемерной угрозой, ожившим преданием, в которое я отказывалась верить, но теперь он реален. Каждую неделю мы находим красноречивые подтверждения его возвращения. Исчезают люди, а потом их изувеченные и обескровленные тела находят выброшенными у близлежащих деревень.
Валерий и Матиаш готовятся к войне, а я… я до сих пор не могу поверить в то, что мой отец мог стать причиной этих зверств».
В это Анна как раз-таки верила. Теперь она не понаслышке знала о том, сколь нестерпимым может быть голод бессмертных. Он опьянял, кружил голову, лишал воли. Она до сих пор не могла его контролировать, ибо жажда была сильнее ее. Перевернув еще несколько страниц с выцветшими чернилами, девушка продолжила:
«Трансильвания. 10 января 1482 года.
За последние дни здоровье деда заметно ухудшилось. Нескончаемые ночи поиска, и дни, проведенные за чтением древних свитков, оставили печать на и без того ослабшем организме. Ноги его подкосила неведомая хворь, а душу сковало отчаянием. Все чаще он твердит о том, что не может умереть, не выполнив свой долг, что тайны множатся во мраке, но каждый раз, когда я прошу его пролить лучик света на жизнь и смерть моего отца, он отвечает упорным молчанием, и это меня беспокоит.
Что за тайна может оставить такую пропасть между отцом и сыном? О, как бы я хотела хотя бы раз в жизни увидеть собственного отца! Все твердят мне о том, что мой долг подарить ему смерть, но как можно поступить подобным образом с тем, кто подарил мне жизнь?
Дед неустанно повторяет то, что он разрушил нашу семью, что он стал причиной смерти моей матери, что он отрекся от Бога и этим накликал на семью гнев небес. Но упорное нежелание Валерия говорить, заставляет меня усомниться в его словах. Глядя на исторические документы, я вижу, что он делал большие пожертвования церковным приходам, строил монастыри, наделял их привилегиями и землями. Разве мог такой человек просто так отринуть веру в Создателя. Что-то тут не чисто, и я обязательно узнаю истинную причину!»