Проклятые вечностью

— Но разве Вы успеете подоспеть в срок?

— Ты забываешь о том, что путь, который проходят лошади за день, Древние способны преодолеть за считанные минуты. Прощай! — прошипела она, слезая со своего жеребца, который, почувствовав свободу от смертельной хватки древнего исчадия ада, тут же рванулся в сторону, скрываясь в непроглядном мраке. В ту же секунду Мирабелла обратилась в крылатую гарпию, взмывая в укутанную тяжелыми свинцовыми облаками высь.

— Что ж, некоторые сделки скрепляются чернилами, а некоторые кровью, а подписать договор с Древними – равносильно договору с Дьяволом — перед вратами преисподней уже не повернуть назад! — проводив вампиршу взглядом, с ироничной усмешкой проговорил Виктор, поворачивая своего коня. — Очевидно, тщеславие – мой самый любимый из смертных грехов!

Про себя вознося молитвы зимней ночи, которая большую половину суток окутывала землю темным покрывалом, он хлестанул по крупу своего жеребца, который понес его по извилистой тропе к руинам древнего замка. Слова Крэйвена, переданные гонцом, до сих пор жгли его душу каленым железом. Селин заняла в его потухшей душе место дочери Сони, которую он, следуя кодексу их клана, приговорил к смерти, но, получается, что все в мире идет по кругу, и вампир опять вернулся к исходной точке, где его воспитанница предала его, чтобы даровать свободу оборотню. Эти мысли никак не укладывались в его сознании, хотя железная воля и стальная рука уже расчертили свой приговор.

========== Дневник Элены ==========

Никогда еще Анна не чувствовала себя такой одинокой в стенах отчего дома. Казалось, что даже древний замок, в котором она познала безграничную радость и жгучую боль, в котором провела свои детские годы, восставал против ее новой сущности. Точно так же, как Селин, как Ван Хелсинг, как Дракула, девушка не могла найти себе покоя. Похоже, это стало для каждого из них персональным проклятием, тенью, следовавшей за ними, куда бы они ни направились. Проходя мимо застывших в веках портретов своих предков, принцесса чувствовала на себе их осуждающие взгляды, проникавшие в ее душу и нигде не находила от них спасения. Мать, отец, брат, целые поколения ее семьи, — все будто кричали ей о том, что она предала их память, вверив свою душу и сердце тому, кого поклялась уничтожить.

Вконец устав от этих бесцельных скитаний из комнаты в комнату, Анна решила осесть в кабинете отца, погрузившись в чтение древних свитков, но вскоре ее взгляд наткнулся на небольшую коробку, в которой грудой лежали оплетенные в кожаные переплеты тетради и рукописи.

— Очередная находка Карла, — проговорила девушка, взяв одну из тетрадей за увесистый корешок. — Дневники… — прошептала она, перелистав несколько страниц. Прочитав имена предков на кожаных корешках, принцесса поняла, что послушник проделал колоссальную работу, упорядочив эти записи в хронологическом порядке. — Элена, Виктор, Адам, Матиас, Раду, Мария, Милош… и так вплоть до отца и Вэлкана.

Некоторые записи были ей знакомы, а некоторые, напротив, она видела впервые. Неясно было только то, каким чудом монаху удалось их отыскать на покрытых вековой пылью полках библиотеки. В свете недавних событий, эти изыскания охотников на трансильванскую нечисть уже потеряли былую ценность, но все равно подогревали интерес принцессы, а учитывая то, что времени у нее было более чем достаточно, девушка решила приподнять пелену, которая окутывала тайной жизнь многих поколений ее семьи.

— Элена была дочерью Дракулы и княгини Елизаветы, — задумчиво проговорила Анна, выхватив дневник, — после рождения сыновей она стала первой охотницей на вампиров, если верить семейным преданиям, но через год без вести пропала в горах на очередной охоте. Не мог же Дракула убить собственную дочь? Или…

Этот вопрос повис в воздухе, оставив вокруг себя ореол таинственности. История Дракулы была им известна лишь из официальных документов, оставленных Валерием Старшим, но что было на самом деле, не знал никто. Было бы не лишним узнать мнение человека, который лично был знаком с основателем их рода. Тем более что высшие силы так любезно предоставили ей такую возможность.

Раскрыв ветхую тетрадь, которая, судя по запаху пыли и плесени, исходившему от страниц, пролежала не в библиотеке, а в каком-то полусыром чулане не одно столетие, девушка уселась в огромное кресло перед камином. Некоторые страницы в дневнике истлели под натиском времени настолько, что практически рассыпались в руках, а некоторые почти невозможно было прочесть из-за расплывшихся от сырости чернил, но Анна с упорством кладоискателя, нашедшего очередную подсказку, вчитывалась в каждую строку, пытаясь построить картину жизни этой таинственной особы, чей образ вдохновлял ее многие годы, ибо она была первой женщиной, которая осмелилась взвалить на себя такую тяжелую ношу, первой охотницей, которая решилась отыскать логово Дракулы, сокрытое в заснеженных горах.

Если бы не время, ее дневник мог бы вполне считаться произведением искусства. Тяжелый для такой книги переплет был сделан из кожи с тисненым фамильным гербом на корешке, по краям шла небольшая окантовка из золотых пластин с растительным орнаментом, но истинной драгоценностью было содержание, ибо его обладательница поместила на пожелтевших от времени страницах свою душу, которую не могла открыть ни одному члену своей семьи. Именно поэтому она сокрыла свой дневник в тайном отделении одного из сундуков с книгами, где его, по чистой случайности, отыскал Карл.

Первая запись была сделана в тысяча четыреста восемьдесят первом году и потом продолжались вплоть до ее таинственного исчезновения тремя годами позже, поэтому устроившись поудобней, принцесса погрузилась в чтение.

«Трансильвания, дворец-крепость в Васерии, 1 декабря 1481 года.

Впервые с момента рождения одиночество захлестнуло меня настолько, что я не могу найти спасения даже в объятиях самых близких мне людей, а потому оно вместе с моей болью выливается на эти страницы, будто последний крик отчаяния потерявшейся в сомнениях души. Почти два десятка лет над нашими головами, будто победоносное знамя преисподней, реет проклятие нашего рода, которое мы не в силах сбросить с плеч. Я боюсь… боюсь за деда, который с каждым днем все больше погружается в молчаливые объятия ненависти; боюсь за мужа, который денно и нощно строит планы пленения вампира, который когда-то был моим отцом; я боюсь за сына, который вынужден расти в атмосфере непримиримой розни, которая рано или поздно исковеркает его судьбу. Но к этому страху еще и примешивается страх за душу моего родителя, страх, которым я не могу поделиться ни с одной живой душой, и этот страх лишает меня сна, как незримый палач, следуя за мной.

Святое Писание учит нас тому, что любой человек, даже заблудший в дебрях порока, достоин прощения и искупления. Так почему же никто не верит в то, что тот, кто породил меня, может обрести покой в семейной усыпальнице? Его сослали в Ледяную крепость, заставили пройти сквозь дверь, не имеющую выхода, где он будет вечно влачить свое жалкое существование, предаваясь раскаянию, но где находится эта дверь? Почему мой дед так ревностно хранит эту зловещую тайну? Почему молчит каждый раз, когда я пытаюсь вытащить из чертогов его памяти ответы на вопросы, не дающие мне покоя? Досель мне неизвестно то, почему мой отец выбрал этот путь? Что случилось с ним в тот день, когда Нечистый забрал его душу? И главное, какая тайна окутывает мое рождение?

Столько вопросов, так и не получивших ответов, столько боли, не нашедшей утешения, а виной тому ненависть, прочно поселившаяся в душах, текущая по нашим венам, будто кровь. Она отравила нас, сделала нас слепыми. Внешне мы спокойны, но я точно знаю, что в наших душах пылает ад. Господь, ты видишь всё, ну так взгляни на нас, прислушайся к голосу женщины и матери: в наши сердца заползла змея, имя которой «ненависть». Она пытается превратить нас в судей, но одновременно с этим выносит нам приговор, делая нас несчастными. Ненависть заставила отца проклинать сына, ненависть вынудила сына восстать против отца, ненависть захлестнула нас своим потоком, и теперь я тоже должна встать в ряды бойцов, объявляя войну собственному родителю. Я не желаю мириться с такой судьбой!

Во имя Отца, во имя Сына, во имя Святого Духа, я предрекаю: проклятие угаснет лишь в тот час, когда угаснет ненависть в сердцах!»

Каждая строка этого послания была пропитана такой болью и страхом, что у Анны ком подступил к горлу. Ни разу в жизни девушка не задумывалась над тем, как эта борьба давалась детям Дракулы, ведь они, чтобы смыть с себя печать проклятия, были вынуждены поднять мечи против собственного отца. Теперь же она воочию видела всю глубину этого отчаяния. Элена на страницах дневника говорила почти теми же словами, что и Дракула, только трепещущему женскому сердцу понадобилось куда меньше времени для того, чтобы признаться в том, что всему виной была ненависть, вспыхнувшая между Владиславом и Валерием столетия назад. Перевернув несколько страниц, которые невозможно было прочесть, Анна продолжила: