Прокурор

– Постараемся предоставить эту силу в ваше распоряжение, - улыбнулась Баринова.
– Вы что, возите продукцию фабрики в другие города?
– обратилась она к Козолупу.

– В Таганрог, Жданов, Ростов, - стал перечислять шофер.

– Думаем расширять географию, - прервал его Заремба.
– Надо только, чтобы вышестоящее начальство помогло нам с автосредствами и штатами. Пресса, между прочим, уже заинтересовалась козолуповским движением.

Фадей Борисович взял со своего стола журнал "Прикладное искусство", нашел нужную страницу и протянул Бариновой.

– Вот, - ткнул он пальцем.

– Статья о нашей фабрике.

Статья была иллюстрирована несколькими фотографиями. Одна из них изображала группу людей на фоне фонтана "Дружба народов" на ВДНХ. Баринова узнала несколько человек, с которыми уже успела познакомиться в ходе подготовки к передаче. Козолуп скромно стоял крайним.

– Разрешите позаимствовать?
– попросила Баринова.
– На время. Я использую это в передаче.

– Ради бога!
– ответил Заремба.
– Там, кстати, есть цифры, отдельные показатели, которые вам пригодятся... Ну, я думаю, товарищу Козолупу и представителю телевидения будет о чем побеседовать, так что не смею задерживать.

Баринова и шофер-экспедитор вышли во двор и устроились в виноградной беседке.

– Расскажите о себе, - попросила журналистка, подставляя поближе микрофон.

– Женат. Играю на гитаре. Участвую в художественной самодеятельности, пишу стихи. Увлекаюсь водными лыжами... Исчерпывающе?
– Козолуп улыбнулся, обнажив два ряда ослепительно белых зубов.

– Я серьезно, - несколько обиделась журналистка.

– Ну как можно рассказывать о себе?
– продолжал улыбаться Козолуп. Хвалить - не скромно, ругать не хочется... Уж лучше задавайте вопросы.

– Хорошо... О вашем движении. Как вы пришли к нему, товарищ Козолуп?

– Прошу, зовите меня просто Алексеем. Без официальщины. Она как-то сковывает, замораживает... А насчет движения...

Но рассказать о движении шофер-экспедитор не успел. Возле них, словно из-под земли, появился Боржанский.

– Простите, Флора Юрьевна, но я вынужден похитить у вас собеседника, - сказал он.
– В силу, так сказать, производственной необходимости.

– Надеюсь, не навсегда?
– шутливо спросила журналистка.

– Разумеется, - кивнул Боржанский.

– Я вас найду, когда освобожусь, - пообещал Козолуп, поднимаясь со скамейки.

Однако они не встретились. Флора узнала, что Козолуп срочно отбыл в очередной междугородный рейс.

К середине дня у Флоры разболелась голова, слегка знобило. Вчера вечером она искупалась в море, хотя было ветрено и прохладно. Флора решила поехать в свой коттедж, полежать, выпить аспирин. И, никому ничего не сказав, отправилась в "Зеленый берег" автобусом, который вез туда белье из городской прачечной.

Крутояров, узнав, что она плохо себя чувствует, сказал:

– Какие аспирины? Лучше народных средств ничего нету!

Он проводил ее в коттедж.

Когда Флора вошла в комнату, то остановилась, пораженная: на окне красовалась великолепная штора из тростника, на которой была изображена хижина в японском духе.

– Смотрится, да?
– спросил довольный директор дома отдыха.

– Изумительно!
– воскликнула журналистка.

Гаврила Ионович потянул за шнур, и штора поползла вверх.

– Все Тарас Зозуля, - сказал Крутояров с уважением.
– Самородок. Талант...
– И сокрушенно вздохнул: - Только вот водка его губит...
– Он снова взялся за штору.
– Видите, крепится на том же карнизе, что и занавеска. Две планки, распорки по обеим сторонам. Одним концом упираются в стену, а другим - на трубы карниза. И дополнительных дырок сверлить не надо, просто штора прикрепляется к этим планкам... Делаем во всех комнатах.

Он с удовольствием несколько раз опустил и поднял легкую штору.

– Действительно, смекалистый парень этот Зозуля, - сказала Флора.

– Что вы! Как чародей. До чего ни дотронется - все ладно и красиво. А на фабрике сколько понавыдумывал такого-этакого...
– Гаврила Ионович спохватился: - Ну, отдыхайте, я мигом...

Но что он сделает мигом, Крутояров не объяснил. Баринова прослушала записи, сделанные сегодня на фабрике, занесла памятку в блокнот, чтобы узнать в бризе, какие изобретения у Зозули, и тут появился Крутояров с самоварчиком из своей коллекции, который назывался "для эгоиста".

– Минуточку, - бросил он и снова исчез, чтобы появиться минут через пять с двумя баночками.

– Спасибо, Гаврила Ионыч, за хлопоты, - расчувствовалась девушка. Мне, право, неловко...

– Больной - что малый, ухода требует... Вот малиновое варенье, вот медок. Наилучшее лекарство от простуды.

– Я же сама могла сходить...

– Мне, скажу по совести, приятно сделать вам хорошее.
– Он налил ей крепкого душистого чаю.
– Вот вы сразу сказали, что будете есть в столовой, со всеми... Понятие имеете...

– Что тут особенного?
– удивилась Флора.
– Не принцесса же...

– Все-таки с областного телевидения, - с уважением сказал Крутояров.
– И не прохлаждаться, а работать приехали... А бывает, привезут иного нужного человека, тот всякие там обеды-ужины в домик требует, считает делом, само собой разумеющимся. Бог с ним, если сам шишка. А когда сынок его?
– Гаврила Ионович махнул рукой.
– Отдыхал тут один такой. Пьянки закатывал, девиц, мягко выражаясь, легкого поведения привозил... Сказал я Фадею Борисовичу, а тот: нужно, мол, брат, терпи. Папаша его сидит на фондах. Говорю: пусть хоть на чем угодно сидит. Не уберете - вот вам мое заявление. Не могу терпеть да и перед народом стыдно, перед рабочими... Заремба сам приезжал увещевать этого сопляка. А надо бы этому барчуку снять штаны да всыпать горячих!

– Выпроводили?
– заинтересовалась Флора.

– Слава богу, сам досрочно умотал. Натворил в городе дел, в милицию попал. Ну и подальше от греха - в Москву, домой.
– Крутояров вздохнул: Эхе-хе... В наше время таких порядков не было, чтобы из-за каких-то там фондов ублажать кого-то: коттедж отдельный, помидорчики свежие да виноград в столицу на самолете.
– Он помолчал и неожиданно лукаво улыбнулся: Кстати, и из-за вас имел нагоняй...

– Как это из-за меня?
– испуганно спросила журналистка.