Прокурор

Юрий Александрович поразился памяти Краснопольского.

– Конечно, Гера удержаться не мог, плескался в речке. А вечером я его гусиным жиром спасал. Первейшее, по-моему, средство от ожогов! Такая вот болезнь...

– Чудная, - подтвердил старший лейтенант.

– И вот казус какой: известна с незапамятных времен, а до сих пор кардинального средства от витилиго нет.

– Неужели?
– удивился инспектор.

– Нет - и все. Так, подлечивают немного. Но эти самые пятна остаются на всю жизнь... Угощайтесь, пожалуйста.
– Краснопольский пододвинул к Юрию Александровичу большую миску с яблоками.
– С дерева - самый вкус...

– Спасибо, - ответил Коршунов, беря яблоко.

Сообщение о редкой болезни Боржанского заставило его задуматься.

– Расскажите, пожалуйста, что вы слышали о Германе Васильевиче, что он делал после войны и потом?
– попросил инспектор.

– Гера воевал в партизанском отряде, был ранен. Вывезли на Большую землю самолетом. После этого его следы затерялись... Я сам был у партизан, лечил раненых. Затем, когда подошла Красная Армия, был в медсанбате. Дошел до Сандомира. Там меня осколок снаряда и подкараулил.
– Краснопольский сложил на животе сухонькие руки.
– Врачей, дорогой товарищ, тоже смерть находила. Как и всяких других - от солдата до генерала... Та-ак... Вернулся я домой из госпиталя - одни трубы печные на пепелище торчат... Старичок скорбно замолчал.

– Да, - вздохнул старший лейтенант, - полютовал фашист на белорусской земле.

– Страшно вспомнить, - сказал Краснопольский.
– Так вот, самого Геру я больше не видел. А из всех земляков отыскал потом одного Максима Боржанского.

– Родственник Германа Васильевича?

– Дядя родной. Мы с Максимом встретились в Минске. Это было году в сорок шестом...

– А кто из родных у него есть?

– Сейчас - не знаю. Отец погиб в самом начале войны, мать немцы расстреляли. Родных братьев и сестер у Геры не было. В сорок шестом году были живы лишь дядя, Максим, о котором я говорил, и его дети - Мария и Олесь.

– Двоюродные брат и сестра, - уточнил старший лейтенант.

– Да, двоюродные. Мария старшая, а Олесь помладше будет...

– Не знаете, где они живут?

– Не могу сказать, дорогой товарищ, - сокрушенно развел руками Краснопольский.

– Сколько им теперь лет?

– Если живы. Марии должно быть теперь годков под шестьдесят. Олесю пятьдесят три - пятьдесят четыре. Они с Герой были одногодки... А вы ничего о Гере не знаете случаем?
– в свою очередь спросил фельдшер.

– По нашим сведениям, Герман Васильевич жив.

– Как, где?
– встрепенулся Краснопольский.
– Господи, хоть бы одним глазком взглянуть на него!

У старика задрожали руки.

– Живет и здравствует, - сказал Юрий Александрович.

– Почему же не заглянет в родные места? Его бы тут... Да что говорить, встретили бы как героя! Ко мне тут недавно пионеры приходили, расспрашивали о партизанах, о знаменитых земляках.
– Краснопольский смахнул со щеки невольную слезу радости.
– Нет, это же надо, Гера Боржанский жив!..

А Коршунов думал, что же могло исковеркать его душу? Когда это произошло и почему? Какие обстоятельства толкнули Боржанского на преступный путь?..

Краснопольский долго не хотел отпускать старшего лейтенанта, все рассказывал ему о том далеком времени, когда был в отряде у партизан, в котором воевал и юный Гера Боржанский.

Перед отъездом из уютного городка Коршунов зашел в местный музей боевой славы земляков, устроенный в одной из комнат Дворца культуры. Ему показали портрет героя-подростка. Портрет был увеличенным снимком с небольшой любительской фотографии и сильно подретуширован. Веселое мальчишеское лицо с чубчиком почти на самой макушке, расшитая на груди рубашка-косоворотка.

С помощью товарищей из местного отдела милиции Юрию Александровичу удалось заполучить копию портрета.

* * *

Как-то утром в кабинете Измайлова раздался звонок.

– Товарищ Измайлов?
– спросил незнакомый голос, когда прокурор снял трубку.

– Да.

– Сейчас с вами будет говорить заместитель министра товарищ Бармин.

Не успел Захар Петрович подумать, по какому поводу он может звонить, раздался низкий размеренный голос:

– Здравствуйте, товарищ Измайлов.

Прокурор ответил на приветствие.

– У вас, я слышал, есть какие-то претензии к директору зорянского машиностроительного завода Самсонову?
– спросил замминистра.

"Вот оно что..." - промелькнуло в голове у Измайлова.

– Есть, товарищ Бармин, - ответил он спокойно.

– Только что в Зорянске были наши товарищи. В частности, начальник главка Бархатов. Могли согласовать, утрясти. В конце концов, сообща направить Самсонова, если имеются отдельные недочеты. Конь о четырех ногах, как говорится, и тот спотыкается...

– На заводе серьезные нарушения законов о труде, и поэтому...
– начал было Измайлов.

– Такие ли уж серьезные?
– перебил Бармин.
– Мы ведь его тоже проверяем... Судя по последним показателям, завод уверенно набирает темп. Освоил новую продукцию, стал перевыполнять план. Правильно ли будет в настоящее время дергать его руководство?

Измайлова покоробило слово "дергать".

– Вы, наверное, не в курсе дела, товарищ Бармин...

– Кое-что мне известно, - веско сказал замминистра.
– Поймите, товарищ Измайлов, машиностроительный завод, насколько я знаю, - самое большое предприятие в вашем городе. Оно крупное и в масштабах республики, я бы даже сказал - страны. Самсонов - человек с тем самым размахом, который нужен для данного завода. Возможно, что-то вам кажется не так... Хочу обратить ваше внимание: завод непосредственно занят выпуском продукции, которая, как воздух, нужна труженикам полей...

– Знаю, - сказал прокурор.

– Надеюсь, вы понимаете, что усилия всей страны направлены на выполнение Продовольственной программы?

– Я все это отлично понимаю, - несколько раздраженно ответил Измайлов.
– Но это не дает права администрации завода игнорировать требования закона. У нас есть сигналы, заявления, которые, к сожалению, подтвердились. Нарушения на каждом шагу!

– Но почему всего этого не заметил начальник главка, а вот вы, видите ли, заметили?
– начальственным тоном произнес Бармин.

– Я не знаю цели поездки сюда начальника главка, и мне неизвестно, что он проверял и как.

– Ну, это мы с вами обсуждать не будем, это наши производственные дела, - сказал Бармин, нажимая на слово "наши".

Измайлов почувствовал, что его собеседник злится, видимо, он не был готов к такому отпору.

– А мне бы как раз хотелось обсудить, - отпарировал Захар Петрович. Уверен, это пошло бы заводу на пользу.

– Как мы все любим говорить, обсуждать... А кто будет заниматься делом? И вообще, у меня складывается впечатление, что вы не патриот вашего города, не болеете за него, - в голосе Бармина послышалась усмешка.