Прокурор

– Да. Фамилия - Разуваевы. Пожилые люди. Живут одни, без детей. Разуваев - брат тещи Марчука...

– Которая якобы при смерти?

– Угу. Живут скромно. Работают в совхозе, в тепличном хозяйстве.

– Вы с ними беседовали?
– спросила Гранская.

– Они были на работе. А подъехать в совхоз не было времени, сами знаете... Вот собираюсь к ним через часок. Думаю, к этому времени застану их дома.

– Знаете что, Юрий Александрович... Давайте сделаем это вместе? Я как раз еду к Соколовым...

Коршунов понимающе кивнул...

...Нумерация домов по Лермонтовской улице, что находилась неподалеку от Голубого озера, была перепутана. Но дом Мая Инга Казимировна нашла сразу: действительно, это была игрушка, а не деревянный сруб. Уже один забор был произведением искусства. Над калиткой высился декоративный навес с узорчатым портиком.

Гранская толкнула калитку. Во дворе играл с мячиком мальчик лет трех. С темно-русыми чуть вьющимися волосами, как у отца.

Увидев Ингу Казимировну, он крикнул в открытую на верандочку дверь:

– Ма-ам! К нам чужая тетя пришла...

С крыльца сошла молодая женщина в косынке и легком халатике. У нее были ласковые зеленые глаза.

– Я Инга Казимировна, - представилась Гранская.

– Проходите, проходите, - приветливо сказала женщина и протянула руку: - Бронислава, Броня... Май о вас говорил...

Она с уважением посмотрела на следователя.

"Господи, и как с ней говорить?!
– подумала Инга Казимировна.
– Какие найти слова?.."

На верандочке стоял детский манеж. Там деловито распоряжался игрушками розовощекий бутуз.

Приход постороннего человека не заинтересовал его совершенно.

– Хозяйничаете?
– спросила Инга Казимировна, усаживаясь на табурет, явно сделанный хозяином дома.

– Дел хватает, - улыбнулась хозяйка.
– С ними не соскучишься, кивнула она на сынишку.

"Лучше не тянуть", - решила Гранская.

– Садитесь, Броня, что вы стоите...

– Привыкла. А как же иначе - все на ногах да на ногах, - ответила она, но все-таки села.

– Пожалуйста, не волнуйтесь, прошу вас. Понимаете, Май... в больнице...

Броня приложила руки к щекам и тихо выдохнула:

– Ой, господи! Как в больнице?

Инга Казимировна машинально полезла в карман за сигаретами, забыв, что бросила курить.

– Я только оттуда. Беседовала с хирургом... Врач очень хороший. И уход будет самый лучший...

Гранская понимала, что надо говорить, все время говорить, чтобы стушевать, ослабить первый удар.

– Авария!
– словно не слыша или не понимая слов Гранской, в страхе воскликнула Броня.

– Нет-нет, что вы!
– ответила Инга Казимировна.
– Вы же знаете, как отлично ездит Май...

– В какой он больнице?
– вскочила Броня.
– Я сейчас же к нему.

– Прошу вас, сядьте... Ехать туда не надо... Увидите его завтра...

– Они не могут не пустить... Не имеют права... Я жена...

– Да-да, Броня, вы жена, но мы пойдем к Маю завтра вместе, и вы убедитесь, что все будет хорошо...

У Соколовой вдруг непроизвольно скривились губы, она как-то по-детски поднесла кулачки к глазам и разрыдалась.

Малыш, безмятежно копошившийся в манеже, замер и с испугом смотрел на мать.

Гранская подошла к плачущей женщине, положила ей руку на голову и стала говорить какие-то ласковые, успокоительные слова.

Потом Инга Казимировна осторожно, пропуская страшные подробности, объяснила Броне, как и почему Май попал в больницу.

Затем она принесла воды из кухоньки. Плачущая женщина сделала несколько глотков, после чего они долго разговаривали, как будто знали друг друга давным-давно и были задушевными подругами. Броня говорила о том, какой хороший у нее муж. Они познакомились до его ухода в армию, и Броня дождаться не могла, когда же он вернется, все боялась, что найдет там себе другую. И свадьба была сыграна через месяц после прихода Мая со службы.

– Инга Казимировна, миленькая, я действительно завтра его увижу? спросила Броня.

– Я за вами заеду, и мы отправимся в больницу вместе...

Когда Гранская вышла на улицу, то почувствовала, каким тяжелым был сегодняшний день. Но еще предстоял допрос родственников Марчука.

Обычно в такое время (а было уже около девяти вечера) она не решилась бы беспокоить людей. Но закон разрешает в исключительных случаях проводить допрос даже среди ночи. А это и был тот самый неотложный случай.

По улочке носилась детвора, на скамеечках у заборов сидели старухи типичная картина, которую можно было увидеть на любой окраине Зорянска.

Уже подходя к дому номер четыре, Гранская услышала сзади шум автомобиля. Возле следователя остановилась темно-зеленая "Волга", и из нее вышел Коршунов. Он попросил шофера ждать за углом.

– Что с Марчуком?
– спросила Инга Казимировна.

– Ищем, всех поставили на ноги, - ответил старший лейтенант.
– А вы? Сообщили?

Гранская молча кивнула.

– Ну и как?
– с тревогой посмотрел на нее инспектор.

– Да как, Юрий Александрович, - вздохнула Инга Казимировна.
– Я сама чуть не разревелась. Броня молодец, держится.
– И, прежде чем постучать в калитку, сказала: - Значит, как договорились?

– Да.

Еще в горотделе милиции следователь и инспектор набросали план допроса родственников Марчука. Условились - она говорит с Разуваевой, он с ее мужем. Параллельно.

Открыл хозяин. Высокий пожилой мужчина в меховой безрукавке, хотя и стояло лето. Руки у Разуваева были перепачканы машинным маслом.

Гранская и Коршунов представились, предъявили удостоверения.

Разуваев пригласил их во двор и, заперев калитку, настороженно спросил:

– А по какому случаю?

– По поводу вашего родственника Григория Марчука, - ответила следователь, осматриваясь.

Под навесом стояли красные "Жигули" с иногородним номером. Рядом мотоцикл с коляской. Заднее колесо мотоцикла было снято и лежало рядом на подстилке из мешковины. Видимо, хозяин занимался ремонтом.

– Григория?
– удивился Разуваев.
– А что он натворил?
– По его лицу пробежала тень тревоги.