Прокурор

Флора вышла во двор фабрики и спросила у первого встреченного рабочего, где находится СЭЦ. Тот показал на здание в углу двора. Проходя тенистым коридором виноградника, она увидела впереди Боржанского.

– Герман Васильевич!
– обрадованно крикнула девушка.

Главный художник оглянулся, подождал ее и приветливо поздоровался, предварительно вынув изо рта свою неизменную трубку. Как и вчера, в кабинете директора, она не горела.

– Вы очень заняты?
– спросила журналистка.

Боржанский взял чубук в зубы и ответил нечто нечленораздельное.

– Буквально на несколько слов, - умоляюще посмотрела на него Флора.

Главный художник молча указал на скамейку. Они сели. Баринова быстро подключила миниатюрный микрофон к магнитофону, щелкнула клавишей переключения.

– Зачем, - укоризненно покачал головой Боржанский.
– Я же не какой-нибудь знаменитый актер или выдающийся спортсмен.

– Ничего, ничего, - успокоила его Баринова, - не обращайте внимания. Это поможет нам в подготовке передачи.

Боржанский хмыкнул, пожал плечами: ладно, мол, если так надо...

– Расскажите о вашей работе, - попросила Баринова.

– В двух словах?
– усмехнулся главный художник.

– Ну, как вы понимаете свое место в производстве?
– уточнила Баринова.

Боржанский на секунду задумался.

– По-моему, сувениры - штука не простая, - сказал он.
– Это воспитание и, если хотите, даже социальная политика. Возьмите борьбу с пьянством и курением. Ведется повсюду. А я буквально на днях видел сувенирную сигаретницу в виде бутылки коньяка! Это же реклама тому и другому. Или, например, кое-где выпускают зажигалку-пистолет. Такая вещица привлечет скорее всего подростка, а раз он купит зажигалку, то почему бы ему не купить и сигареты? А там... Вы меня поняли?

– Разумеется... Ну а в смысле эстетическом, каково ваше кредо?

– Бой с пошлостью, - просто ответил Боржанский.
– Когда я вижу в каком-нибудь доме винный бочонок с кружками в псевдогуцульском духе, мне жалко хозяев. Если встречаю даму внушительных размеров, запакованную в белые джинсы, мне смешно. А вот огромный безвкусный письменный прибор из малахита на письменном столе - это уже не смешно. Это расточительство! Малахит - слишком нежный, слишком живой материал, чтобы его так бесстыдно и никчемно портить. Запасы малахита почти иссякли...

– Я читала, создали искусственный, - заметила Баринова.

– Пока только опытные образцы, - парировал Боржанский.
– Но дело в другом. Я хочу сказать, мещанство - оно тоже видоизменяется. Теперь не вешают ковров с лебедями и русалками, не ставят на этажерку мраморных слоников...

– Понимаю вас, - кивнула Баринова.

– Я ведь недаром начал с подделок под гуцульщину, - продолжал главный художник.
– Помнится, попал я после войны в Прикарпатье, на знаменитую Косовскую ярмарку. Тогда еще были истинные мастера. Не говорю уже о старине - это шедевры! Резьба по дереву, инкрустация, чеканка, ковры! И что получилось? Теперь так называемыми сувенирами там занимается всяк, кому не лень. Крестьяне забрасывают поля и переходят на халтуру. Дошло до того, что просто дурят людей. Вы не поверите...

– А что именно?
– полюбопытствовала Флора.

– Распускают обыкновенные мешки из-под сахара или полушерстяные дорожки, которые продаются в магазинах, делают пряжу, красят, ткут ковры и выдают за чисто шерстяные.

– Ну и ну!

– Уверяю вас, - сказал Боржанский.
– И все почему? Есть мещанин. Он купит. Мода для него свята. Еще бы, у других есть, а у него нет. А что этому покупателю подсовывают, он не ведает.

– И как же теперь быть? Я, например, не кончала Суриковское или Строгановское училище. Ей-богу, не отличу, где шедевр, а где подделка. И таких, как я, много.

– Вот именно.
– В голосе Германа Васильевича проскользнула нотка удовлетворения.
– Прежде всего надо прививать, воспитывать вкус. И не потакать моде. Тогда вы не будете бросаться на халтуру. А уж наше кровное дело - учить прекрасному.
– Главный художник поднялся, давая понять, что и так уделил журналистке слишком много времени.

– Еще минуточку, прошу вас, - взмолилась Баринова, и Боржанский сел.
– Я вот думала... Понимаете, меня мучает, с чего начать?
– торопливо стала объяснять Флора.
– Экспериментальный цех, по-моему, - это творческий центр всей фабрики... Представляете, в кадре - руки. Они держат заготовку, и постепенно на глазах телезрителя рождается сувенир... А?

– Я бы не хотел, чтобы вы показывали это, - ответил главный художник недовольно.

– Почему?
– искренне удивилась Флора.

– Видите ли, Флора Юрьевна, творчество - это, согласитесь, тайна. Лично я никогда никому не показываю свои работы до полного завершения... Есть, правда, и другая сторона вопроса. Чисто производственная. Боржанский провел чубуком трубки по несуществующим усам.
– Нам будет неприятно, если на другой фабрике используют наш образец. Не забывайте, на каждый сувенир есть авторское право.

– Конечно, конечно, просто я не подумала, - стушевалась Баринова.

– Да и телевидению зачем лишние хлопоты?
– снова поднялся главный художник.
– Будут писать, спрашивать, где купить. А может, то, что вы заснимете, не пойдет в серию. Мы ведь в этом цеху ищем, экспериментируем...

Они вместе двинулись по дорожке. Флора, не выключая магнитофон, старалась держать микрофон поближе к собеседнику.

– Ну а просто рассказать о людях, которые трудятся в СЭЦ?
– задала она вопрос.

– Это пожалуйста!
– сделал великодушный жест Боржанский.

– У вас там работает Тарас Зозуля...

– Интересно, откуда такая информация?
– чуть усмехнулся Герман Васильевич.

– Журналисты тоже имеют свои профессиональные тайны...

Боржанский сунул трубку в рот и, пока шли до СЭЦ, думал о чем-то своем. А точнее: его очень настораживало поведение корреспондентки, ее активность, въедливость. Кто она? И зачем, с какой целью прибыла сюда?

Специальный экспериментальный цех находился в здании, которое стояло в стороне от других строений фабрики. Его скрывали деревья и кусты китайской розы. На плотно закрытых окнах - железные решетки.

"Словно нарочно скрывают от посторонних глаз, - подумала Флора. Представляю, какая там духота..."

К ее удивлению, в помещении было прохладно: воздух кондиционировался. И приятным сюрпризом звучала музыка. Старое томное танго "Брызги шампанского".

Конторка Анегина размещалась сразу у входной двери. Он сидел за столом и беседовал с крепышом с литыми мускулами и сплющенным носом, какие бывают у боксеров.

При виде Боржанского и Бариновой начальник цеха вскочил с места. Поздоровался с девушкой.