Промышленный НЭП

Йоханссон молча кивнул.

— Отлично, — я достал из портфеля три папки с договорами. — Изучите условия. Если все устраивает, подпишем сегодня же.

Пока иностранцы изучали контракты, ко мне подошел Мышкин:

— Леонид Иванович, — тихо сказал он, — нужна пара слов.

Мы отошли в дальний угол кабинета.

— Шульц вызывает подозрения, — прошептал начальник безопасности. — По нашим данным, у него могут быть связи с германской разведкой. Перед приездом в СССР он встречался с людьми из окружения Шахта.

Ялмар Шахт, президент Рейхсбанка и экономический советник нового канцлера Германии Брюнинга, был известен своими консервативными взглядами и связями с промышленниками, финансировавшими праворадикальные партии.

— Думаете, промышленный шпионаж? — спросил я.

— Или хуже, — Мышкин поправил очки. — Могут пытаться через нас проникнуть в стратегические отрасли.

Я задумался. Шульц действительно проявлял слишком большой интерес к оборонным аспектам нашего производства. Но его опыт в организации промышленных картелей был ценен для моего проекта.

— Держите его под плотным наблюдением, — решил я. — Предоставляем доступ только к гражданским объектам. Никаких военных заводов, никаких секретных разработок.

— Будет сделано, — Мышкин незаметно вернулся за свой столик.

Когда иностранцы закончили изучать контракты, мы обсудили несколько поправок и подписали документы. Я испытывал странное чувство. В моей прошлой жизни идея привлечения западных специалистов для модернизации советской экономики казалась фантастикой, а сейчас я лично организовывал этот процесс.

— Господа, — сказал я, поднимая чашку чая, — за успешное сотрудничество!

После завтрака мы отправились на экскурсию по Москве. Я показывал иностранцам достопримечательности, попутно рассказывая о впечатляющих темпах советской индустриализации, о Магнитогорске, Днепрогэсе, Сталинградском тракторном.

— Масштабы поражают, — признал Томпсон, глядя на строительство нового здания Госплана. — Но не слишком ли высока цена?

— Вы о чем? — насторожился я.

— О человеческих жертвах, — тихо сказал американец. — Я много путешествовал по вашей стране. Видел деревни, разоренные коллективизацией. Слышал о трудовых лагерях на Севере…

— Всякое развитие требует жертв, — осторожно ответил я, заметив, как напрягся следовавший поодаль Мышкин. — Но именно поэтому мы ищем более эффективные методы управления. Чтобы достичь тех же результатов с меньшими потерями.

Томпсон внимательно посмотрел на меня:

— Вы необычный коммунист, мистер Краснов. Большинство ваших товарищей, с которыми я встречался, говорят заученными лозунгами и боятся отступить от линии партии даже в мелочах.

— Я прагматик, мистер Томпсон. Меня интересуют результаты, а не догмы.

К вечеру мы закончили обсуждение конкретной программы работ. Каждый из специалистов получил свой участок: Томпсон — конвейерное производство, Шульц — систему межзаводской кооперации, Йоханссон — стандартизацию и контроль качества.

После ухода иностранцев мы с Мышкиным остались в кабинете.

— Леонид Иванович, — серьезно сказал начальник безопасности, — вы сознаете, какой риск берете на себя? Привлечение иностранцев к стратегическим проектам всегда вызывает подозрения.

— Сознаю, Алексей Григорьевич. Но нам нужны их знания и опыт. Запад опережает нас в организации производства на десятилетия. Мы должны освоить их методы, адаптировать к нашим условиям.

— А если вас обвинят в преклонении перед Западом? В недооценке советских достижений?

— Скажу, что действую по заветам Ленина: «Учиться, учиться и еще раз учиться». В том числе у капиталистов, если это полезно для построения социализма.

Мышкин покачал головой:

— Вы ходите по тонкому льду, Леонид Иванович.

— Знаю, — я посмотрел в окно на вечернюю Москву, где зажигались редкие электрические огни. — Но цель стоит риска. Мы закладываем основы новой экономической системы, которая может предотвратить грядущие катастрофы.

В этот момент зазвонил телефон. Я снял трубку и услышал взволнованный голос Головачева:

— Леонид Иванович! Тревожные новости из Ленинграда. На Путиловском заводе комиссия из центра приостановила внедрение нашей системы материального стимулирования. Обвиняют в «мелкобуржуазных тенденциях»!

— Кто возглавляет комиссию? — быстро спросил я.

— Некто Баранов из аппарата Кагановича.

Я переглянулся с Мышкиным. Начиналось именно то, о чем мы только что говорили, противодействие нашему эксперименту.

— Величковский вылетает в Ленинград первым утренним самолетом, — решительно сказал я. — Я свяжусь с Кировым, предупрежу о ситуации. И запросите срочную аудиенцию у Орджоникидзе.

Положив трубку, я повернулся к Мышкину:

— Льдина трескается под ногами, Алексей Григорьевич. Нужно действовать быстро.

Глава 6 Уралсиб

Серебристый АНТ-9 пронзил последние облака, и передо мной раскинулась панорама Свердловска, индустриального сердца Урала.

Заводские трубы выбрасывали в небо столбы дыма, образуя причудливую темную завесу над городом. Скопления приземистых рабочих бараков соседствовали с величественными заводскими корпусами, типичный пейзаж стремительной индустриализации.

Самолет, новейшая разработка конструкторского бюро Туполева, заходил на посадку. Недавно запущенный в производство, АНТ-9 воплощал технический прогресс советской авиации: трехмоторный, с закрытой кабиной пилота и салоном на девять пассажиров.

Для моего путешествия по Уралу он оказался идеальным транспортом, быстрым, надежным, придающим дополнительный вес моей миссии.

Два дня назад, после тревожных новостей из Ленинграда, стало очевидно, что нужно действовать на опережение. Разговор с Орджоникидзе подтвердил мои опасения: противники экономических экспериментов мобилизовались быстрее, чем мы ожидали.

— Не дожидайся следующего удара, Леонид, — сказал тогда Серго, нервно поглаживая усы. — Создавай плацдарм там, где у тебя сильные позиции. Урал идеальное место. Там людям не до идеологических тонкостей, им нужны результаты.

И вот теперь, глядя на расстилающийся под крылом промышленный город, я понимал, что ставки в этой игре невероятно высоки. Урал может стать либо могилой моего проекта, либо его триумфом.