Пророчество огня
Шрифт:
— Нет! Этого не может быть!
— Это может быть… и будет, — демон прикрыл глаза, к чему-то прислушиваясь, — через две минуты. Так каково твое желание, дочь моя? Я исполню любое! Скажи, и ты через секунду окажешься рядом с женихом и родителями.
Я поняла, чего на самом деле хочет от меня этот монстр. Решение далось на удивление легко. Я не сомневалась ни доли секунды. Разве существовал какой-либо иной вариант, кроме спасения любимого — смерть Лекса стала бы слишком большой ценой за мое возвращение. И моим личным неисчерпаемым горем.
— Я желаю, чтобы никто не погиб сегодня, и все закончилось хорошо.
— Как много ты хочешь, дочь моя. Но, будь по-твоему. Сегодня никто не умрет! А в Картезе с сегодняшнего дня многое изменится. И ты, мой неодаренный
Демон хлопнул в ладоши, и мое тело стало невесомым. Я поднялась в воздухе, несколько раз перевернулась, а когда почувствовала, что меня вот-вот накроет тошнота, вдруг очутилась на свету. Открыв глаза, я увидела Александра, который приготовился вонзить меч в спину Нормана, однако, как и в видении, герцог увернулся, и я увидела, как лезвие короля летит прямо в мой живот. Секунда — и я почувствовала обжигающую боль и полет назад одновременно. Меч не проткнул меня насквозь, потому что Лонгфорд успел оттащить меня назад, но все же клинок сделал свое дело: из моего живота хлынула кровь. Лекс подхватил меня на руки и, судя по признакам ярости и безумия на его лице, пытался понять, какого дарга вообще происходит. Все забыли про Нормана, который, не проникшись драматичностью ситуации, решил закончить начатое и занес меч над Александром. Однако он и двинуться не успел, когда в него прилетел магический шар, оглушив и выбив оружие из рук. Стрелком оказался Рэн, которого, как и меня, Заргас выкинул на площадь. При этом у него ни с того ни с сего проснулся магический дар, а на виске появилась печать Агосара. Я видела все это очень четко, хотя хлещущая из моего живота кровь постепенно забирала силы. Лекс орал и требовал лекаря, однако никто не решался выходить на сцену и рисковать своей жизнью. Тогда он начал вливать в меня магию, как в старые добрые времена в лесу. В моей же голове билась одна мысль — демон не обманул, и никто пока не умер.
Я подумала, что потеряла сознание, потому что в глазах вдруг резко потемнело. Но оказалось, что тьма сгустилась не только у меня — площадь накрыла туча. И нет, никакого дождя не намечалось: небо оставалось абсолютно чистым, в то время как на помосте рядом с нами начал материализовываться мой старый знакомый. Сейчас Заргас стал еще больше, он оттеснил всех, кто был живой, раненый или без сознания с центра сцены и, посмотрев на испуганную и безмолвную толпу, прорычал:
— Вы забыли, кто дал вам магию? Вы перестали верить? Так я пришел напомнить и подарить вам свое дитя чтобы править.
Он поднял руку и растопырил когтистые пальцы, направив ладонь на толпу.
— Я забираю магию у всех, кто не узнал меня сейчас, не может назвать мое имя или обратил свой дар против моей дочери. С этих пор только у почитающих своих праотцов будут рождаться одаренные дети.
В полной тишине Заргас повернулся и навел теперь ладонь на меня:
— Огонь первозданный, пожрав древо, но не пожрав плоть, через землю и воду соединится с металлом древним и через клинок породит печать королевскую, дабы питать и направлять!
И вот в ответ на это толпа заревела. Пророчество, к этому времени навязшее у всех в зубах, озвученное самим Заргасом, заиграло новыми красками. Причем буквально. Я почувствовала сильную боль в виске, в то время как фонтан крови, который Лекс изо всех сил зажимал руками, положив меня на пол, вдруг прекратился. Я закашлялась и, почувствовав прилив сил, попыталась подняться на ноги. Лонгфорд помог, и я встала в кольце его рук, глядя на демона. Вдруг в толпе кто-то закричал, показывая на меня пальцем:
— Да здравствует королева!
Этот вопль подхватили еще несколько человек, а я с испугу вжалась в грудь Лонгфорда, мечтая спастись от внимания толпы. Мужчина повернул меня к себе и, вглядевшись в лицо, погладил печать пальцем. Затем он наклонился к моему уху и прошептал:
— На твоем виске круг и пять символов, как на алтаре. Пять рун, пять цветов. Заргас сделал тебя королевой.
Несколько часов назад.
Проводив Машу до туннеля, Лекс направился к королю, чтобы исполнить свои прямые обязанности, на которые он подписался, дав магическую клятву, да и просто слово, которое у него стоило не меньше. По отношению к Маше он пообещал себе, что выключит эмоции и не позволит им повлиять на решение девушки. Бешенство, которое охватило его в первые дни, когда он узнал правду о том, откуда она пришла и куда собирается уйти, было настолько яростное, что мужчина предпочел некоторое время переживать эту бурю, не показываясь любимой на глаза. За эти несколько дней он вспомнил все, что испытала Маша с первых минут появления в их реальности, и ужаснулся. В контексте новых вводных страдания девушки становились непомерными. Она была чужой в этом мире, а не просто несправедливо обвиненной. Вспомнив, как он вел себя с ней, мужчина содрогнулся от отвращения к себе. Однако сейчас уже было поздно что-то менять, тем более что Мария, как звучало ее полное имя, собиралась домой. Туда, где ее ждут родители и, оказывается, жених. А он, дурак, ревновал ее к королю, с которым она никогда и рядом не стояла.
Придя в себя, Лекс начал выполнять работу над ошибками, помогая Маше найти это треклятое заклинание переноса. Она точно заслужила вернуться домой из их гнилой реальности, причинившей ей столько боли. Чего стоило мужчине не начать умолять девушку остаться, знает только он и тренировочный зал, где он часами отрабатывал технику кулачного боя, круша снаряды в щепки. И все же он смог, выдержал. Маша выбрала свой мир — и он принял ее решение. А сейчас его задача — проконтролировать безопасность их злосчастного монарха, умудрившегося настроить против себя почти каждого поданного их государства.
На площадь Лонгфорд пришел одним из первых, расставив верных ему гвардейцев по периметру. Мысли постоянно обращались к Маше и Рэну, находившихся у него прямо под ногами. Беспокойство не оставляло, но он очень надеялся на товарища, который должен был подстраховать девушку.
— Барс, не своди глаз с толпы. Если кто-то из мятежников захочет атаковать короля, нужно успеть поставить щит. Заранее я его не устанавливаю, так как потрачу свой резерв раньше, чем что-то случится.
— Понял, командир! — сказал боевик, вздохнув, и не став тревожить Лекса своими нехорошими предчувствиями в отношении Маши.
Праздник начался около одиннадцати часов — Лонгфорд в кои-то веки следил за временем, так как ждал начала ритуала, мысленно пребывая под землей. Тем временем приехал король, сопровождаемый Гансом и Клыком. Монарх сел на отдельно выделенное для него кресло под навесом в тени возле помоста. Народ собирался, и вскоре площадь заполнилась разноцветной толпой, причем цветовая гамма менялась от центра, где в основном сидели богатые аристократы, одетые в благородные пастельные тона, к периферии, где сначала наблюдались кичливо яркие краски нарядов среднего сословия, а затем все переходило в бесконечную серую массу крестьян, горожан, ремесленников и бедноты.
Вскоре заиграли фанфары, и король встал с кресла и, поднявшись на помост, вышел на свет. Он прокашлялся и обратился к зрителям:
— Народ мой! Сегодня мы собрались, чтобы отпраздновать наш ежегодный праздник. За прошедший год в нашем государстве произошло много хорошего, и я прилагаю все усилия, чтобы…
— Ободрать нас до нитки! — крикнул кто-то из толпы. Лекс дал знак, и стража начала искать крикуна.
— Все, что я делаю, это на ваше благо! — пафосно воскликнул его величество.
— И женщин наших режете во благо? — возразил назойливый голос.
— Это ведьмы! — крикнул Александр, но его уже поймали в ловушку, заставив оправдываться, а толпа, особенно, в дальних частях поля за пределами самой площади, начала кричать, не слушая. Акустика этого места во время речи короля была настроена так, чтобы звуки со всех концов поля долетали до центра и наоборот, поэтому его величество слышал не только каждый выкрик, но и шепот людей.
— Ведьмы нас лечат!
— Вы убили мою дочь ни за что!