Прорыв

– Пока. Когда-нибудь ты мне позволишь.
– Он поворачивается и открывает дверь.

– Никогда. Этого не будет, Лиам Кинг.

– Ты сказала, что не позволишь мне трахнуть тебя, но сейчас мы делаем это довольно часто. Так что ты должна смириться, что «никогда» не означает - никогда. Это значит - пока ты не передумаешь.

Глава тридцать вторая

Лиам

Алия:

Забей побольше на льду, и, возможно, ты забьешь, когда уйдешь со льда.

Я в раздевалке, и тренер бросает на меня неприязненный взгляд, вероятно потому, что мне не положено разговаривать по телефону во время этих командных бесед. Но мне все равно. Я не буду игнорировать свою девушку.

Я:

Я забиваю каждую ночь, когда ты в моей постели. Буквально каждую ночь. Тебе действительно стоит переехать ко мне.

Последние два месяца у нас все прекрасно. Были ссоры, разногласия и много примирительного секса после. Но большую часть времени нам было так чертовски хорошо, что это просто невероятно. Я не знаю, как я мог испытывать хоть малейшую радость до того, как Алия оказалась рядом. Не думаю, что когда-либо испытывал.

– Кинг, как только ты будешь готов, мы ждем тебя, - кричит тренер.

– Простите, тренер.
– Я бросаю телефон в шкафчик позади себя. Сегодня мы играем дома против «Даллас Долфинс». Это дерьмовая команда, и о победе в данном случае не стоит волноваться. Не понимаю, чего это тренер так переживает.

– Ладно, отправляйтесь в туннель. И помните, если вы сегодня проиграете, то станете посмешищем всей лиги, - напутствует нас тренер.

– Постарайся не облажаться, Кинг, - говорит Грей, шагая передо мной.

– Я не проигрываю, - говорю я ему.

– Что случилось с той игрой против «Филадельфии» два дня назад?
– бросает он в ответ.

Он имеет в виду игру, которую мы проиграли с разницей в одно очко.

– Это ты вел себя как гребаный мудак и провел половину игры на штрафной скамейке, - говорю я.

Я не знаю, что с ним происходит. Алия беспокоится о своем брате, но он держит свою проблему в тайне. Он предпочитает вымещать злость на игроках соперника. И на мне, на льду. Я знаю, что он намеренно позволяет мне получать удары чаще, чем следовало бы. В половине случаев он даже не пытается их остановить. Не то чтобы меня это волновало. Я справлюсь с тем, что меня пихают в борта несколько раз за вечер.

– То есть ты хочешь сказать, что без меня тебе не победить. Понятно.
– Грей пожимает плечами.

Я ничего не отвечаю. Вместо этого я выхожу на лёд. Толпа сегодня шумная, и когда я смотрю на трибуны, то вижу много людей с моим номером. Все больше фанатов «Рыцарей» признают меня, считая своим. Но они не те, кого я ищу. Я бросаю взгляд в сторону штрафной скамейки и нахожу ее. Алия сидит неподалеку со своими подругами. Я качусь к ней и останавливаюсь прямо перед бортом.

– Покажи.
– Алия смеется.

– Встань и повернись, - говорю я ей.

– Нет, - кричит она в ответ. На ней свитер «Рыцарей», но спереди нет номера, так что я не уверен, мой он или нет.

– Алия, не заставляй меня прыгать через борт, - предупреждаю я.

Она вздыхает и поднимается на ноги. Когда она наконец поворачивается, хотя и неохотно, я вижу свое имя, написанное на ее спине.

– Отличный свитер.
– Я подмигиваю ей, а затем поворачиваюсь и направляюсь в противоположную сторону, туда, где все разминаются.

До конца третьего периода остается две минуты, и мы выигрываем пять шайб. Нет никаких сомнений в том, кто ведет эту игру, да и никогда не было. Судья вбрасывает шайбу, и я выигрываю, пасуя ее туда, где должен быть Грей, но его там нет. Нет, его перчатки и клюшка на месте, но не он. Потому что он сидит на каком-то бедном ублюдке, который, должно быть, не так на него посмотрел.

Четыре игрока «Далласа» набрасываются на Грея. Да к черту. К тому времени, как я до них добираюсь, Люк уже оттаскивает одного из них и бросается на него с кулаками. Я присоединяюсь к хаосу. Может, я и не лучший друг этого парня, но он все равно мой гребаный товарищ по команде. И я не собираюсь сидеть сложа руки и позволять кому-то избивать одного из нас.

Один на один - это нормально. Но четверо на одного? Нет, блядь.

Меня бьют по голове чем-то твердым. Когда я поднимаю глаза, то понимаю, что это была клюшка. Какой-то гребаный ублюдок только что ударил меня клюшкой по голове. Я прихожу в ярость. Вцепившись в его форму, я отвожу правую руку назад и бью его прямо в челюсть. Его голова откидывается в сторону, и изо рта брызжет кровь. К тому времени, когда судьи смогли навести порядок, у нас на штрафной скамейке четыре игрока, а у «Далласа» - три. Как, черт возьми, один из их игроков избежал этого, я понятия не имею.

Я смотрю туда, где должна быть Алия, прямо рядом со мной, пока я здесь. Но ее нет. Она ушла.

– Она не любит кровь. Не любит видеть кровь на льду, - говорит Грей.
– Поэтому она уходит, когда начинается драка или что-то в этом роде.

– Но она любит хоккей, - говорю я.

– Любит, но не драки. Она боится коньков - во всяком случае, их лезвий.

– Понятно.
– Я киваю. Я понимаю, почему она не любит кровь и острые предметы. Ее собственная мать вскрыла ей запястье, когда она была совсем маленькой.

– Что ты имеешь в виду?
– спрашивает Грей.

– Просто с учетом того, через что она прошла, я понимаю, почему она не любит лезвия и кровь.

– Она сказала тебе?
– Он наклоняет голову, словно пытаясь что-то понять. Я киваю головой.
– Черт. Она не говорит об этом. Ни с кем, - говорит он больше для себя.

Я испытываю чувство гордости от того, что она чувствует себя достаточно комфортно и безопасно со мной, чтобы говорить о том периоде своей жизни.

Я ухожу со стадиона так быстро, как только могу, когда игра заканчивается. Я сбегаю еще до окончания интервью. Они могут выписать мне штраф за ранний уход. Мне плевать. Мне нужно убедиться, что с моей девушкой все в порядке. Она прислала мне сообщение, что у нее болит голова, поэтому она рано ушла домой и что мы увидимся завтра. Иногда я думаю, знает ли она, с кем встречается. Как будто я не отправлюсь к ней…

Я вхожу в ее дом и смотрю на камеру, установленную над ее дверью. Я знаю, что ее отец следит за тем, кто приходит и уходит. Алия ненавидит это, но мне это нравится. Никогда нельзя перестараться с безопасностью, верно?