Прорывая мрак времён

Лай собак эхом проносился, теряясь в лесу. Катя на секунду замерла возле темнеющей кромки и, поправив рюкзак, не мешкая вошла. Зелёные долгожители-великаны со скрипом и шелестом сомкнули раскидистые ветви, отгораживая от мира живых — пути назад нет. Тропинка, едва различимая даже кошке, притягивала. Повинуясь чутью, продиралась сквозь кусты и колючие заросли малинников, ежевичников. Переползала через упавшие деревья, спускалась по оврагам, поднималась на высокие холмы. Не обращая внимания на царапины и ссадины, шла, не теряя невидимую нить, тянущую в неизвестность. Всё глубже и дальше. В незаметно подкравшуюся ослепляющую темноту и внезапно наступившую оглушающую тишину.

Выскочив из лесных зарослей, остановилась перед широким болотом. Запах гнили и тины — стойкий, аммиачный. Поморщилась. Сдержав приступ тошноты, сосредоточенно вгляделась. Посреди благоухающего торфяника высилась избушка. Покошенная, угловатая, на высоких сваях, уходящих в ил. Как держится? Почему крепежи не сгнили? Плевать, мир давно перевернулся с ног на голову. Чутьё скомандовало: «Вперёд». Зачем? Импульс в голову — Катя на секунду зажмурилась. Боль утихла. Смахнув с лица прилипшую прядь, заплела косу и, оторвав кусок от футболки, перевязала тугим узлом. Закрепила потуже рюкзак и шагнула вперёд. Сердце гулко отбивало дробь — сейчас провалится в вязкую кашу. Нога упёрлась в твёрдь. Шумно выдохнув, переступила дальше. Прислушиваясь к едва слышному такту, встала ровно и замерла. Подпрыгнула… приземлившись, соскользнула. Потеряв опору, ахнула и замахала руками. Уф! Удержалась от нелепого шлепка в тину. Нервы на пределе, пульс зашкаливал. Катя застыла, просчитывая следующий ход. Полтора шага вперёд… Подпрыгнула. Перескочила в сторону, опять подпрыгнула и приземлилась на кочку. Быстрая, размашистая пробежка и прыжок с кувырком. Катя замерла на твёрдой земле, под тонкими деревянными сваями.

Вскинула голову:

— Чёрт!

Они выше, чем издали. Взобралась по столбу, словно пантера. Обхватив его ногами, зацепилась за выпирающий край нижнего бревна. Когти, вонзаясь, заскрипели. С царапающим звуком двинулась к центру. Остановилась под дверью и постучала. Ответило глухое молчание. Ударила сильнее. Нос уловил терпкий запах старения, ароматы трав… Тишину пробивали едва слышные размеренные удары сердца.

— Хочу знать ответы! — прорезав ночь, неестественно громко прозвучал собственный голос. Кому и что говорит? Без понятия, кто здесь живёт. С чего взяла, что хозяин подскажет?

Послышалось приближающееся сопение и шарканье по полу. Катя ждала, цепляясь из последних сил. Быстрее!

— Кацы ответы? — раздался скрипучий старческий голос. Катя затаила дыхание — бабка или дед? Не разобраться, но хозяин явно недоволен.

— Кто я? И что происходит? — когти будто выдрали с кожей, перед глазами пролетел сноп искр. Ахнув, повисла на одной руке — кончики пальцев горели огнём. Справившись с эмоциями, с размаху вновь зацепилась за бревно.

Дверь отворилась со скрипом — Катя замерла в ожидании. Хозяина не видно, только расплывчатое очертание ладони, прикрытой широким рукавом, точно эпизод из ужастиков. Рука приглашающе махнула.

Лестницы так и не показалось. Катя переборола желание спрыгнуть. Качнулась, как гимнастка на брусьях и взмыла, сделав сальто назад. Приземлилась на пороге, с кошачьей грацией. Пальцы от боли едва ощущались.

Темно… Сверхзрение — хорошо, но не те краски. Русская печь — лежак завален ворохом тряпья. Полки с бутылями и коробки. На стенах висели мешочки, как пить дать, с травами. Деревянная скамья и стол с парой чистых тарелок и чашек, будто ожидали гостей. Катя рассеянно озиралась — никого. Взглянув перед собой, вздрогнула. Нечто сгорбленное, воняющее плесенью и тухлятиной рядом. В длинном платье до пола. Откуда появилось «нечто»? Его не было секунды назад…

— Здравствуйте, — выдавила и запнулась. Кто это? Он! Она?

— Проходь, — прошелестел старушечий голос. О! Бабка…

— Меня зовут…

— Екатерина! Ведаю! — отмахнулась хозяйка: — Яз тебе ждати! Подь, подь, — подталкивала к столу. — Вопросы опосля, яко поешь, отдохнешь.

Сердце гулко стучало — бабка её знала. Присев, внимательно следила за старушкой. Ни черта не разобрать — лицо прикрыто капюшоном, в темноте только зелёные огоньки-глаза светятся. Старушка подошла к стене и взяла бутылёк. Недолго возилась в рядом стоящей коробке, бурча под нос. Двигалась неспешно, размеренно. Вернувшись, бесцеремонно подхватила её руки. Разглядывая кровоточащие ногти, качала головой. Катя старательно всматривалась — тщетно. Бабка, отвернулась и прошелестела обратно. Опять возилась несколько долгих минут, приговаривая на смешанном наречии. Вернулась с дурно пахнущей тряпицей:

— Черпало у печи, персты помой, негоже с грязью за стол.

Катя подчинилась и, умывшись, села обратно — холодная вода чуть взбодрила.

Старушка грубыми пальцами ловко крутила кусок ткани, обматывая раны. Катя смутилась от нелицеприятного вида: тонкие, скрюченные в суставах; кости выпирали, грозясь порвать сморщенную кожу, а ногти — длинные, спиралевидные. Какая мерзость!

— На тебе заживёт быстро, — заявила ведунья, небрежно опустив одну больную руку, — токмо больше не твори кое.

— А я бы не творила, — поспешила оправдаться, — если бы лестница была.

— Ишь, кая! — бубнила старушка. — Ответы получить хочет, а помучиться первее нет.

Сказать нечего — опустив голову, Катя засопела. Бабка закончила перевязку второй ладони. Пальцы подёргивало и появилось дикое желание почесаться.

Старушка ополоснула руки и подошла к печи. Открыв, ухватом достала чугунок. Поставила на стол и присела рядом. Катя сглотнула — запах ошеломлял. Желудок свело, в животе предательски заурчало. Несмотря на пережитое, аппетит не спал. Голова закружилась, поплыли образы гречки с мясом. Скрипучий голос заставил вздрогнуть:

— Ложь, не стесняйся.

Подчинившись команде, потянулась к ближайшей тарелке. Привстав, скользнула взглядом по столу, ища поварёшку — нет. Посмотрела на бабку — молчит. Катя оглянулась… половник лежит возле чугунка. Раздумывать, откуда появился, не позволил кашель старухи. Нарочно ведьма кхекала! Выводила из замешательства, это точно. Трясущимися руками сдвинула крышку с чугунка — умопомрачительный запах пропаренной каши ударил мощной волной, едва не лишив чувств. Катя чуть не заскулила от нетерпения. Два дня ни крошки во рту. Но, положив гречки, блюдо поставила перед хозяйкой. В ответ услышала довольный хмык. Осмелев, наполнила тарелку себе. Кушать хотелось зверски, но она сидела, ожидая приглашения. Старушка протянула ложку:

— На, удобее ясти. Благие люди придумали…

— Спасибо, — огорошено пробормотала Катя.

Ела быстро — много вопросов, а пока время шло, появлялось ещё больше. Спецтрюки не только настораживали, но и пугали. Прожевав последнюю ложку, взглянула на бабку — её блюдо пустое. Чёрт! Ведьма не притрагивалась к гречке, руку на отсечение. Да какая каша? Ложка на том же месте.

— Вставай, — бесцеремонно подтолкнула старушка. — Глянь. Могле, еже ести?

Катя подошла и осторожно заглянула в печь. Как там оказался поднос с булками и ковш, неизвестно.

— Ну, шибче — стынет!

Катя поставила всё на стол. Налив воды, замерла. Из её чашки повеял аромат — чай с молоком, а над соседней поднимался лёгкий дымок крепкого кофе.

— А еже? — голос старушки вывел из очередного оцепенения. — Аки появился божественный нектар, только его и пью! От хвори помози, да коротать вечер проще!

— Понятно! — кивнув, пробормотала Катя.

Окончила трапезу и оглянулась в поисках мойки или на худой конец корыта, в котором можно ополоснуть посуду — ничего не появилось. Обернувшись к столу, поперхнулась словами — пусто. Ни чашек, ни тарелок…