Проще, чем анатомия
Шрифт:
И пошли. Побежали. Раиса тащила носилки и понимала, что пулям кланяться ей нельзя - впрочем, командир всех предупредил, спасение - в скорости. А потом из грохочущей темноты прилетело невидимое и ударило по ноге. Горячее потекло по юбке, захлюпало липко в сапоге.
Боли не было, но такое случается, Раиса помнила. Нога онемела и все норовила подломиться, но упасть - это хуже, чем два раза умереть. И она в плен, и раненый.
Плен. Это она поторопилась, думая, что все кончится. Нет, не падать, любой ценой не падать!
Нога
– Кажется, нога… зацепило. Не могу идти, - Раисе плохо давались слова. Накатила страшная слабость, будто даже земля под ней качнулась. “От потери крови, - подумала она отрешенно.
– Натекло-то чуть не полсапога”.
Тут же, как будто ждал - да нет, наверняка ждал - появился санинструктор. Лица его Раиса не запомнила, только петлицы, на них были красные эмалевые треугольники и металлические желтые накладки на углы. Даже в неровном свете фонарика было понятно, что и знаки различия у него эдак щегольски потертые, и форма сидит, как влитая - кадровый!
– Давай посмотрю, девонька. Если с носилками вышла, значит, кость цела, а мясо нарастет, - он быстрыми чуткими пальцами ощупал ногу, Раиса успела удивиться, что ей все еще не больно и тут увидела, что тот улыбается.
– Э, да у тебя тут совсем другой диагноз! Не тебя ранило, а флягу твою насмерть убило. Вот гады, целую флягу чая угробили! Нет им прощенья, чтоб они передохли в скором времени! С нашей помощью. Повезло тебе, все осколки в чехле остались, тебе поди камнем прилетело, или совсем уж пулей на излете. Эти стеклянные осколки - такая гадость, их ни глазом не увидишь, ни на рентгене.
От этого “повезло” Раисой овладел нервный смех. Никогда не думала, что услышит это еще раз в таких обстоятельствах.
– А почему же у меня нога-то отказала?
– спросила она, пытаясь спрятать неуместную, как считала, улыбку.
– С переляку. С каждым может случиться. А вот что ты упасть себе не дала, пока раненого не вытащила - это верный подход. Большевистский. Испугаться каждый может, а пересилить испуг - не каждый.
В перемазанной чаем со сгущенкой юбке идти было стыдно, даже в темноте. Но ничего не поделаешь, приводить себя в порядок и негде, и некогда. Раиса догнала своих уже в батальонном тылу, где группа пересчитывалась. Оказалось, вышли не все.
– Егоров с тобой рядом шел! Что значит - “Упал и все?” Он, может, сейчас на поле лежит, ждет, кто первый найдет! Ты товарища бросил, понимаешь?! Ты у меня сейчас пойдешь его искать! Без него вернешься - расстреляю!
Господи, как же оно так…
– Не кричи, товарищ старший лейтенант, - негромко, но удивительно весомо перебил командира рыжеусый старшина, тот самый, что чистил ее наган, - Видел я, как он падал. Три пули в грудь, навылет. При такой ране ему минута оставалась, не больше. Перевязать бы - и то не успели.
– Ты ж в передовой группе шел. Как ты это мог видеть?
– А я немца убитого обшаривал. Вот, документы забрал и автомат. И две гранаты. Потому и отстал.
На несколько секунд повисла мертвая тишина. Кто где был в ночной сшибке, и кто как действовал - каждый знал только сам. Поверил старший лейтенант старшине, или не поверил, понять было нельзя.
– Ладно, - сказал, наконец, командир, - Считаем - прощен. Двое убитых, один раненый - почитай, чудом выскочили. Ну, теперь на проверку - и снова на фронт.
Оказалось, что проверка, это совсем не быстро, если документов нет. Раиса проходила ее чуть не последней и кажется, чем-то уполномоченному особого отдела не понравилась. Потому что расспрашивал он ее дотошно, о каждой мелочи по два раза. Даже поинтересовался, где она жила
в Белых Берегах и на какой улице там стоит больница. В другое время Раиса, наверное, рассердилась бы: “Вы что, товарищ, за шпионку меня принимаете?!” Но после перехода, после истории с фляжкой ей почти не пришлось отдыхать и спать хотелось отчаянно. Так что на то, чтобы сердиться, просто не было сил. Поэтому она раз за разом отвечала на вопросы, даже если они повторялись.– Итак, где, вы говорите, произошел налет, при котором погиб военврач третьего ранга Данилин?
– Данилов, - уже машинально поправила Раиса. Который раз особист чуть-чуть путал названия и имена, - Не знаю. На дороге где-то, часа три-четыре, как от станции тронулись. Ни часов, ни карты у меня не было.
Даже будь у Раисы карта, она бы не сумела указать точного места. Вроде бы, она это уже объясняла. А потом подняла глаза на собеседника и увидела, какое у него осунувшееся, посеревшее лицо и набрякшие тяжелые веки. Стало ясно, что тот не спит минимум вторые сутки. Все происходящее после этого показалось и вовсе трагикомедией, нелепостью. Сидят в землянке два смертельно усталых человека, один по кругу спрашивает, другой по кругу отвечает и никак не могут они остановиться. И некому дать обоим хоть пару часов отдыха.
Она чуть не засмеялась, а потом, как-то без перехода, обнаружила, что особист стоит рядом трясет ее за плечо.
– Товарищ Поливанова, товарищ, просыпайтесь! Распишитесь вот здесь и можете идти. Утром отправитесь в запасной полк.
При неверном свете керосиновой лампы Раиса попыталась прочесть протокол, написанный крупным неровным почерком усталого и не шибко грамотного человека, но глаза слезились от усталости. Написала: “С моих слов записано верно, мною прочитано”.
Наутро, действительно, она отправилась в запасной полк, где ей выдали петлицы, знаки различия - двух змей, шесть треугольничков, уйму всякого полезного имущества, и назвали “товарищ старший сержант”. Раиса попробовала было объяснить, что она - военфельдшер, но документы уже были заполнены.
Глава 6 Тыл Южного фронта. Конец августа 1941 года
После выхода из окружения жизнь Раисы как-то не заладилась. С того дня, как ее направили в запасной полк, уже неделя прошла. Но приходили “купцы”, отбирали людей, а ее не брали либо отказывались, уже вроде бы взяв. “Как порченая невеста!” И оставался Раисе только строевой шаг, устав внутренней службы да так себе кормежка. Народ в полку надолго не задерживался, она так и не успела толком ни с кем познакомиться, даже имена не задерживались в памяти. Самое досадное, что кроме нее, тут не было никого, кто бы хоть какое-то касательство имел к медицине. Валя была, но и ту в первый же день забрали, в какую-то хозяйственную часть, потому что там были лошади. А Раиса считала дни и маялась, что ей вообще не к чему приложить руки. Что же теперь, так до конца войны уставы и учить?
Помог случай. Документами в полковой канцелярии ведала делопроизводитель, старший сержант Парамонова, немолодая уже, строгая и поразительно спокойная женщина. По первости Раиса подумала, что ту попросту ничего, кроме бумажной работы, и не беспокоит. Фронт отсюда далеко, об чем ей тревожиться-то. Но скоро поняла: даже в канцелярии сейчас ни разу ни курорт, работы - ни дня, ни ночи не хватит, а получить разгон от командования ни за что, под горячую руку, можно запросто. Старший сержант держалась за свою канцелярию как за якорь, пряталась в работе как в блиндаже, от всего - от сводок с фронта, одна другой тяжелее, от сурового начальства. Она все и всегда знала, а к порядку в документах не смог бы придраться никакой самый строгий проверяющий.