Проще, чем анатомия
Шрифт:
Когда у обочины притормозила полуторка, Раиса на всякий случай попросилась в кузов, а не в кабину. Дескать, ноги бы вытянуть. Водитель пустил, она устроилась на каких-то ящиках и уснула почти сразу же, настолько устала за день от жары и непривычно долгой ходьбы. Проснулась от того, что водитель тряс за плечо. Раиса поняла, что машина стоит, а над головой уже сгущаются сумерки.
– Приехали, товарищ старший сержант, - водитель, пожилой, совершенно лысый старшина, усмехнулся, глядя, как она пытается разогнуть сведенную спину. – В город не могу с вами, начальство близко, увидит – душу вынет. Что, хорошо ли вам спалось?
– Да ничего так, - не уловив в его голосе насмешки, ответила Раиса. – Жестковато, но я уже привыкла.
– И то верно, жестковато. Ну,
Глава 7 Южный фронт. 9-10 сентября 1941 года. Где-то между Мелитополем и Каховкой
Следующим утром подвезти Раису вызвались военкоры. Их битый жизнью “пикап” остановился как раз на окраине городка у колонки, чтобы долить воды в радиатор. Корреспондентов было трое и машину они вели по очереди, почти без отдыха. В городке задержались только затем, чтобы передать свои записи через редакцию местной газеты.
Ехать в затянутом брезентом кузове было душно и пыльно, и довольно медленно - больше тридцати километров в час пикап не разгонялся. Но быстрее, чем пешком. На первой же остановке самый пожилой из троицы, плотный, черноусый, с сильной проседью, начал расспрашивать Раису о том, что она успела повидать на фронте. И сразу за блокнот ухватился, нацелившись сочинить про нее целую статью. Раиса никогда прежде с журналистами не беседовала, отвечала с опаской, потому что всего стороннему человеку не доверишь. Он же как будто специально и не настаивал, но постепенно узнал и про боевое крещение на лесной дороге, и про то, как выбирались к своим, и даже про то, Раиса как фляжку расколотила. И про товарища Данилова, военврача третьего ранга, погибшего раньше, чем хоть кому-то успел помочь. Его имя Раиса отдельно повторила и попросила по возможности написать в Ленинград. Хоть и тяжкая весть для родных, но лучше, чем совсем ничего не знать.
Машина держалась только что не на честном слове. Дребезжала на ухабах всеми частями, мотор осипло выл простуженным басом, но еще держался, хотя каждый, кто садился за руль, сменяя товарища, уверял, что именно на нем запасы прочности у грузовичка и кончатся.
Очень скоро Раиса поняла, что с каждым километром им все труднее продвигаться вперед. Уж больно много навстречу стало попадаться народу! Ехали в основном гражданские, на чем угодно, от старенького автобуса без единого целого стекла до трактора, тащившего прицеп, в котором сидело друг у друга на головах человек пятнадцать. Ехали на подводах семьями, шли пешком. Гнали скот, огромные стада заполняли дорогу, поди проберись!
В конце-концов встали у какого-то хутора, дождаться, пока хоть немного освободиться дорога. Вышли, разминая ноги.
– Неладно впереди, - пожилой военкор сердито дернул себя за ус.
– Видите, что творится! Я такое под Смоленском уже повидал.
Смоленск месяц как был потерян и все про то знали. Раисе сделалось не по себе. Не столько от этих слов, сколько от мысли, что придется искать другую попутку. Военкоры - это все же не военные, у них командир - главный редактор. Захотят повернуть, никто с них не взыщет. А у Раисы предписание и пакет с документами, ей назад ходу нет, хоть что там творись!
– Если что, я пешком пойду, - сказала она, стараясь казаться спокойной. Пусть знают товарищи, что Раиса - человек бывалый.
– Да вы погодите, - удержал пожилой, доставая карту.
– Никто покамест никуда не поворачивает. Нам в любом случае нужно в штаб дивизии, так что зря вы, товарищ старший сержант, нас причислили к паникерам. Сейчас только обстановку уточним.
Военкоры разложили на капоте карту и принялись совещаться. Нещадно костеря бесконечные Покровки, Семеновки и Николаевки, повторяющиеся каждые полста километров, голосованием определили место и дальнейший маршрут. Один из корреспондентов уверял, что ехать нужно на Сергеевку через
Воскресенку, там штаб армии, но двое других большинством голосов решили, что штаб армии в Сергеевке, которая через Петропавловку, но туда далеко, а они поедут в дивизию, в Малую Маячку, которая тоже через Петропавловку, но другую. В конце концов, у них тоже задание имеется, пусть и редакционное, а не боевое, но все-таки, не к теще на блины едут.Уже вечером внезапно въехали на какой-то совершенно неожиданный город, и стоявший как ни в чем не бывало на посту милиционер объяснил, что поворот на Малую Маячку они пропустили, но возвращаться не надо, дорога разбитая, а если сейчас прямо да направо, то гораздо лучше. Положившись на милицейское знание местности, поехали, как он сказал.
К закату добрались до большой деревни, которая на карте почему-то не значилась. Свернули в узкий проулок и там мотор заглох окончательно. Сидевший за рулем молодой веснушчатый парень, как поняла Раиса, водитель редакционного пикапа, проворчал, что дотянули, считай, на одном запахе от бензина. Потом поднял капот и долго возился с чем-то, почти до темноты. Он бы и дольше провозился, но, когда его товарищ попробовал подсветить фонариком, но на них тут же зашумели, что нарушают светомаскировку, и ремонт пришлось отложить до завтра. В деревне, как сообразила Раиса, был штаб, но какой именно части, она узнать не успела, решив, что с этим можно разобраться и утром.
Черноусый пожилой военкор, как запомнила Раиса, звали его товарищи Денисычем, а имя в памяти не отложилось, отправился раздобыть чего-нибудь поесть у местных жителей. Вернулся злой, обругал местных куркулями. Водителю повезло больше, принес огурцов и хлеба. Разделили на четверых. Раиса добавила в общий котел последнюю банку консервов, оставшуюся от сухпайка, которую до сих пор берегла как НЗ.
Поели, стали устраиваться на ночлег. Под брезентом в кузове спать показалось Раисе жарко, и она устроилась в соседнем палисаднике прямо на земле, на плащ-палатке. Заснуть получилось не сразу. Ее укачало от жары и дорога казалась бесконечно долгой, голова кружилась, ноги в сапогах сделались совершенно деревянными, но разуваться даже на ночь Раиса не рискнула.
Опять подумалось, что этак можно всю войну прокататься. Не так, не так она представляла себе военную службу! Медработник она в конце концов или кто? Где ее командование, где госпиталь? Только дорога, дорога, дорога, люди, машины, лошади… Изредка - “воо-о-о-оздух!” и тяжелый утробный грохот близких разрывов. И вот это все - война? В пожухлой траве звенели, надрываясь, громкие сентябрьские сверчки. Пасмурное весь день небо расчистилось к ночи, проглянули звезды, они были крупные и яркие, совсем как в Крыму - конечно, до него ж тут поди рукой подать....
Среди ночи Раиса проснулась от непонятного шума. Ржали аж с привизгом лошади, гудели моторы, громко переговаривались люди - да нет, матерились в полный голос с нескольких сторон! Она открыла глаза, села и какое-то время соображала, что не так. Может, подошла ночью какая-то часть, а ей ночевать негде? Нет, не похоже. Нехороший шум, нервный. Метались в темноте огоньки фонарей и керосиновых ламп. Кто-то, перекрывая общий гомон, хриплым фальцетом выкрикивал одну и ту же фразу: “Не имею права! Слышите вы, я не имею права!”
Сообразив, что происходит что-то совсем уж скверное, Раиса вскочила, свернула наспех плащ-палатку, закинула на плечо вещмешок и поспешила туда, где шумели - в центр деревни.
У здания сельсовета, где, должно быть, размещался штаб, царила полная неразбериха. Наискось, перегородив дорогу, стояла полуторка, в ее кузов набилось столько народу, что чуть борта не трещали. Трое бойцов, немолодых, из резервистов, пытались затолкать в кузов еще и тяжелый сейф с замком, похожим на штурвал. Командовал этой нелепой, как Раисе показалось, работой, человек лет пятидесяти, в комсоставовской гимнастерке, но без фуражки. Свет плясал, отражаясь от его лысины и маленьких круглых очков. На человека кричали, что сейф надо бросать к такой-то матери, а содержимое сжечь, что надо спасать головы, а не бумаги! Но тот стоял на своем: