Проще, чем анатомия
Шрифт:
– Это деньги дивизии! Вы понимаете это?! Молодой человек, я с двадцать первого года работал в государственном банке. Деньги я врагу не оставлю! Если мы их не доставим… Я не трибунала! Не трибунала боюсь!!! Я позора боюсь, ясно вам?! Не имею права! Грузи его, ребята!
С третьего раза сейф втиснули в кузов, кому-то что-то придавили, потом один из зажатых в машине людей уселся на сейф, остальные начали, охая и матерясь, устраиваться… Тут свободного места для Раисы явно не оставалось.
Во дворе сельсовета, вопреки всем требованиям светомаскировки, полыхал в яме костер, и двое командиров, старший лейтенант и второй, чьего звания Раиса не разобрала, жгли какие-то бумаги.
– Чего вам?!
– сердито крикнул на нее тот, второй, отправив в огонь новую порцию бумаг.
– Старший сержант! Что? Вы? Здесь?
– ему слегка не хватало слов.
На попытку Раисы объяснить, что у нее предписание, и она следует
– Дивизия? Какая дивизия, дура-баба? Немцы прорвались! Куда я твое предписание дену, в пулемет заряжу?! Какой тебе начсандив? Если медсанбат снялся и уехал, так он сейчас неизвестно где. А не уехал - считай, все уже на том свете. Живо, ноги в руки и дуй отсюда! На машину давай, пока не ушла!
Только теперь Раиса начала понимать, в какую беду угодила. Едва выбравшись из одного окружения, она рисковала попасть в другое. Но там, под Уманью было у нее какое-никакое, но командование. А здесь?
– Товарищ командир!
– молодого человека в фуражке она безо всякой субординации просто поймала за рукав.
Он не дал ничего ни сказать, ни спросить, просто махнул, чтобы следовала за ним. Разумеется, машина с сейфом уже ушла. По двору ходили и бегали какие-то люди, ржали испуганные лошади, немолодой боец смотрел на отвалившееся тележное колесо так, словно пытался его устыдить. Но отыскался и второй грузовик, с полностью выдранным левым бортом.
– Садитесь!
– командир помог Раисе залезть в кузов и тут же взобрался следом.
– Х-хоть одна машина на х-ходу, должны выбраться! В-вы кто?
– Старший сержант медслужбы Поливанова. Что случилось, товарищ…?
– она опять запнулась, пытаясь рассмотреть его петлицы.
– В-военюрист. М-младший, - тот немного заикался.
– Сидите здесь, сейчас снимемся и п-поедем. Получен п-приказ отходить. Немцы п-прорвались. Мне нужно т-три… свое подразделение д-догнать.
Люди сидели кучно, военюриста следующие, забравшиеся в кузов, затолкали чуть не на колени к Раисе, так что от первого рывка машины он лбом уткнулся ей в грудь и смущенно пробормотал: “Извините!” Только тут Раиса поняла, что он совсем еще молодой. Ей стало жалко, и юриста, и казначея с его сейфом, и всех остальных. Рядом сидела на каком-то чемодане девушка в форме, в новеньких хромовых сапожках. Ее все ругали за багаж, оказавшийся пишущей машинкой, и требовали его выбросить. Но девушка, машинистка штаба, твердила, что это казенное имущество и не положено.
Ехали они остаток ночи, и кажется, почти без дорог - кидало так, что люди валились друг на друга словно бревна, и хорошо, что никто не вывалился наружу.
Утром впервые остановились ненадолго, не все рискнули выйти из машины, боясь, что уедет без них. Долили воды в радиатор, и даже - о чудо!
– нашлась в кузове полупустая канистра с бензином. А вот что было странно и страшно - так это полное отсутствие движения. Насколько хватало глаз - ни человека, ни машины. Чихая мотором и отчаянно дымя, но разогнавшись едва ли быстрее бегущего человека, полуторка поехала дальше, куда-то “в прежнем направлении”, и даже выбралась на дорогу. Но не прошло и часа с рассвета, как кто-то заорал “Воздух!”, и все резво попрыгали через борт. Раиса ухватила в охапку машинистку, которая рвалась бежать куда-то в степь: “Ложись, застрелят!” и утянула за собой в придорожную канаву.
Мотор самолета гудел над самой головой, заставляя вжиматься в землю, но скоро Раиса вдруг поняла, что до сих пор не было ни одного выстрела, ни одного взрыва. Она подняла голову - это был такой знакомый по фильмам и плакатам И-16! С красными звездами на крыльях! Он закладывал вираж за виражом. Наверное, летчик что-то хотел передать им, совсем как в фильме “Истребители”! Жаль, нет с ними ни одного командира-орденоносца… Едва Раиса успела додумать эту мысль, как самолет свечой ушел вверх.
А еще через час машина встала. “Сцепление сгорело!” - сказал водитель, выбрался из кабины и сел, привалившись к переднему колесу. Его тормошили, спрашивали, что можно сделать, но он только смотрел перед собой пустыми глазами и повторял безо всякого выражения, как заведенный: “Надо ждать ремлетучку. Приказ 260. Машину бросать нельзя”. На вопрос, что за приказ, водитель посмотрел удивленно и повторил сначала: “Надо ждать ремлетучку.” После того, как он добавил: “Делегата связи на мотоцикле уже отправили”, все стало окончательно ясно.
“Вот так люди сходят с ума”, - подумала Раиса. Сумасшедших она видела только пару раз, на занятиях в медтехникуме им показывали психических больных. Там была женщина, которая верила, что проглотила живую рыбку, и старик, считавший, что за ним все следят. Но таких, как этот водитель, не было… И что с теперь делать, она не знала. Только думала, что хорошо еще, что все целы, у нее же с собой всего пара перевязочных пакетов.
В прошлый раз хоть санитарная сумка была...Поняв, что с водителем ничего поделать не выходит, его оставили. Все попытки увести бедолагу от машины ничего не дали. Кто-то, не выдержав, встал и пошел по дороге, еще пара человек зашагали следом, постепенно собрались все. Ни командира не было, ни карты, ни хоть какого-то внятного указания, куда идти. Военюрист говорил, что вроде отступать приказано на Мелитополь, и что карта осталась в той машине, где сейф. Но ни машины, ни приблизительного направления даже он не мог подсказать. Люди просто шли по степи.
На второй день в их нестройную группу влилось еще человек пять, более-менее организованных и при оружии. Определились с направлением, вышли на дорогу, но вскоре их развернули бог знает откуда выскочившие бойцы на мотоцикле - разведка: “Уходите! В десяти километрах немцы!”
Таким манером дошли до самого моря и кому-то пришла спасительная мысль - двигаться вдоль берега, так, мол, точно не собьемся с пути/ Без дороги идти стало совсем тяжко. После нескольких пасмурных дней выкатилось на небо злое степное солнце, палило жестоко, как в июльский полдень. Степь лежала вокруг сухая, безжизненная. Над идущими висело душное облако пыли. “Небось, нас с воздуха за семь верст видать”, - вздохнул шагавший рядом с Раисой сержант-связист, вторые сутки упрямо тащивший с собой оба телефонных аппарата. Она промолчала. Уже и страшно не было, настолько душила пыль и мучила жажда. Воды оставалось пол-фляги и ее приходилось беречь, продукты кончились. По не успевшему сойти крымскому загару солнце все равно прошлось не жалея, а пыльный колючий ветер, казалось, обдирал щеки наждаком, все лицо горело. Что толку, накроют их вражеские самолеты или нет, все равно в степи негде спрятаться. Запоздало подумала, что наверное, свой-то летчик предупредить хотел, что с пути сбились. Ему же сверху все видно.
Ко второй половине дня внезапно путь преградила какая-то старая насыпь. Сглаженный ветром и временем ров, на дне которого кое-где проступала древняя, выщербленная кладка. “Перекопский вал!” - кажется, первым это произнес военюрист. “Товарищи, скоро выйдем к своим!
– объявил он, сразу приободрившись, и даже ремень подтянул, как на смотру.
– По нему мы выйдем к Перекопу. До конца дня будем на месте”.
Глава 8 Перекоп - Севастополь. 13 сентября 1941 года
От Советского информбюро:
В течение 12 сентября наши войска вели бои с противником на всём фронте. После упорных боёв наши войска оставила город Чернигов.
За 10 сентября в воздушных боях и на аэродромах противника уничтожено 53 немецких самолёта. Наши потери — 32 самолёта.
К Перекопу вышли только утром. Человек тридцать всего, в основном всяческие тыловые службы. Не отрядом - толпой без строя. Раисе это очень не понравилось - таким составом с боем бы не прорвались! На передовых позициях им даже сопровождающего не дали, просто указали направление на штаб дивизии. Но, видать, позвонили - ждали их там с оружием наготове, и военное начальство сразу взяло всю команду в оборот. Разобрали вышедших по родам войск и званиям. Младшего военюриста, единственного в группе командира, почему-то сразу же задержали и под конвоем увели. Но он не возмутился даже и похоже, не удивился, держался спокойно, будто так и надо. Вместе с ним задержали еще нескольких пехотинцев. Как поняла Раиса, за то, что были без оружия. Потому что тех, кто с оружием, тут же принял под командование какой-то старшина и увел распределять по взводам. Связисту, что всю дорогу тащил на себе телефонные аппараты, начсвязи дивизии лично руку пожал и вообще, обрадовался как родному.
Еще запомнились Раисе двое танкистов, совсем молодые, пропыленные насквозь, но в новехоньких шлемофонах. Им было велено подождать, пока направление выпишут. Танкисты выглядели растеряно. Без танков, с одними пистолетами, они наверное чувствовали себя безоружными и мало что не голыми.
Так весь их отряд разобрали, как на винтики. Нет документов или оружия - задержать до выяснения, есть оружие и документы - в строй либо в тыл по специальности.
Раиса на этот раз была и с наганом, и со всеми документами, честно предъявила истрепанное предписание и пакет с личным делом, запечатанный на все положенные печати. Парамонова его вручила вместе с предписанием, трижды строго предупредив, что любое повреждение печатей грозит трибуналом. Лежал пакет нетронутый и даже не слишком помятый, потому что Раиса его в запасную рубашку обернула.