Проще, чем анатомия

Когда занимали пустующие хаты, Денисенко весь начсостав распределил нарочно поближе к медблоку, то есть к школе и сельсовету, но по разные стороны: “Если не ровен час накроет с воздуха, то не всех сразу”. Вот и досталась Огневу с молодыми коллегами, Астаховым и Кошкиным, небольшая покосившаяся хата, стоявшая в запущенном еще с мирного времени палисаднике. Вероятно, жил тут человек одинокий и уже немолодой, обстановка была самая бедная, а печь так нещадно дымила, что у нее остерегались закрывать трубу, чтобы не угореть.

То ли после истории у моста, то ли с самого начала, Кошкин ощутимо побаивался бомбежек. К гулу самолетов, то и дело проходивших над селом, он всегда с тревогой прислушивался. По ночам, услышав их, всякий раз просыпался, иногда даже вставал и выходил на крыльцо, вглядывался в небо, где высоко, еле видные в темноте, проплывали крылатые силуэты.

Астахов, который спал необыкновенно чутко, ворчал и ругался на приятеля:

– На черта ты мечешься, как посоленный? Спи, дурья твоя башка! Люминалу вон у Южнова спроси. Никакого покоя от тебя нет. Наши небось летят, ну чего тебе неймется…

– Ошибаешься, Игорь. Это немцы. Отбомбились и домой идут, гады. Звук другой.

– Ты их разбираешь что ли?
– Астахов зевнул.
– Когда выучить-то успел?

– Разбираю. Наши самолеты я еще до войны по моторам знал. Я, между прочим, чуть летчиком не стал когда-то.

– Это ты что ль? Да тебя же из кабины видать не будет.

– Вот так мне и в аэроклубе сказали, - Кошкин вздохнул.
– Извини, брат, не спится. Чую будто что-то, а что - сам не пойму. И в сводках никакой ясности. “Бои на таком-то направлении…” И как хочешь это направление так и понимай. Да еще бой за какую-нибудь деревню Малые Жабки, которую не на всякой карте отыщешь!

– А на кой она тебе, ясность эта? И без нее понятно, для чего мы здесь. Ты не армией командуешь, даже не взводом. Нам с тобой не топография нужна, а топографическая анатомия.

– Да спокойнее как-то. А то будто на ощупь оперируешь. Или, скажем, знаешь, что пациенту лекарства дают, а какие - угадай.

– Ясность эта, коллеги, лет через двадцать будет, если повезет, - ответил разбуженный Огнев.

– Двадцать?
– недоверчиво переспросил Астахов.

– Англичане лет пять свою статистику по раненым считали, уйму денег вгрохали.

– За Империалистическую?

– За нее. Так вот, прежде, чем решить, что больше не осилят, за пять лет обработали они все данные за 1914…

– Там этого года-то - меньше половины!
– фыркнул Кошкин, но заметно было, что история про англичан и их статистику ему интересна. Как и что угодно, лишь бы не думать о сводках и самолетах.

– Вот сколько было, столько и обработали. И две выборки по пятьсот тысяч. Но только по англичанам, без доминионов, колоний, рабочих частей и прочего.

– И бросили?

– И бросили. Эти миллионы дел даже пересчитать - задача из задач.

– А они ж еще заполнены небось, как обычно… Вот, видишь, брат? А тебе ясность… - Астахов встал и накинул шинель.
– Пойду покурю, весь сон ты мне перебил, салага.

Стараясь не скрипеть половицами, он вышел на крыльцо, и было слышно, как, закрывая дверь, пробормотал под нос: “Я уж забыл, как рентгеновский снимок выглядит, а ему ясность подавай…”

Следующий день никакой ясности не прибавил. Вечером после смены Астахов сидел на скамейке у школы-оперблока, в неизменном обществе Опокина, и курил с таким видом, будто только что с треском провалил тому экзамен по хирургии. Даже, наверное, на первой фразе ответа на первый вопрос.

– Непонятно что-нибудь, Игорь Васильевич?
– спросил Алексей Петрович, - Так вы спрашивайте, коллега, чем смогу - помогу.

– Не люблю чувствовать себя идиотом!
– отрубил Астахов, захлопнув книгу.
– А сейчас я именно он, причем полный, не лучше студента. Всю жизнь шил, а сегодня вдруг - “не шей, бiсов сыне, голову оторву”! Товарищ Денисенко у нас, конечно, первого ранга, и кадровый, и лучше меня понимает, ясно, но французы ведь шили в войну, первичный еще в Империалистическую был у них. Отпечаток раны, цитологический контроль, зашили - и порядок!

– Санитарно-тактическая обстановка, Игорь Васильевич. У французов фронт был какой?

– Позиционный… - немного растерянно ответил Астахов.

– Вот именно. Кроме Приграничного сражения и “Наступления за мир” в восемнадцатом. Когда немцы пытались хотя бы вничью свести. И, обратите внимание, все, что французы строили пятнадцатый, шестнадцатый и семнадцатый годы, - для убедительности Огнев загнул три пальца, - в восемнадцатом меньше, чем за сутки… - он помолчал секунду и сложил дулю, - все развалилось в щепки! Все их госпитальные городки на десятки тысяч коек пришлось просто бросить и бежать. И лечить раненых как попало, где попало и чем попало. Цитологический контроль - его место даже не в армейских ППГ, а во фронтовых госпиталях и глубже. У нас в любой момент всех раненых может потребоваться погрузить, а когда и где разгрузят - бог весть. Пять суток выдержать после операции, чтобы точно нагноение не пошло - не норма, а удача. Да и стационар у нас на пятьдесят коек всего. Считайте, из сорока человек тридцать девять у нас на эвакуацию немедленно, иначе лопнем. Так что, еще в Финскую у нас приказом запрещено в медсанбатах шить первично. Только пневмотораксы.

– Вот прямо приказом командования?

– Хирургического, - Огнев выделил это слово и для убедительности повторил, - Хирургического командования. Разные там профессора-академики, тот же Юдин наш Сергей Сергеевич. Это в Империалистическую медицинской частью заведовали генералы от инфантерии. И “Наставления по военно-полевой хирургии” вот у вас - Алексей Петрович указал на тощую брошюрку в невзрачной серой обложке, лежавшую поверх Опокина, - их тоже не Тимошенко редактировал, а Смирнов. На секундочку, начальник военно-санитарного управления РККА. Такое командование для вас авторитет? У Юдина в “Заметках” про первичный шов почитайте. Много поучительного.

– И все равно не понимаю! Вот они, эти наставления - меньше Устава гарнизонной службы! Только что артикулов воинских со скальпелем в руках тут не хватает. То есть, профессора-академики думают, что этого достаточно, чтобы за месяц остругать до хирурга кого угодно? Хоть Кошкина, хоть его санитарку?
– погасшая папироса в темных от йода пальцах Астахова описала нервный полукруг.
– И как все это прикажете уложить в голове, когда и так скоро борта рассядутся? "Забудьте все, чему вас учили до сих пор", как любят говорить студентам? Но с таким подходом в хирургию?
– он снова зажег папиросу и жадно затянулся. Ясно было, что такая откровенность дается Астахову нелегко. Как признаться, что ты внезапно усомнился в своих прежних знаниях и силах? А ведь не студент, врач со стажем. Но через такой Рубикон переходит рано или поздно любой гражданский хирург, попавший на военную службу.

– Вот не могу не согласиться, - вздохнул подошедший Южнов, - Я, например, с экзаменов скальпель в руках не держал. А товарищ Денисенко и насчет меня, кажется, планы строит. Понимаю, что взаимозаменяемость, но за месяц из меня не то, что хирурга, ассистента не сделать. Я ж про эти инструменты только и помню, с какой стороны браться. На обучение время нужно, а где его взять?

– Не за месяц, - терпеливо объяснил Огнев, - но за полгода - можем и должны. Но не с этим. Это - уже для хирургов. Как переучивать на хирургов - предстоит еще разобраться. И не “забудьте все”, а … хм… “имейте в виду, вы с таким на гражданке не сталкивались, вам может показаться, что вы нашли правильные решения. Так вот, не вы первые. И то, что вы нашли, скорее всего, неправильно.” Военно-полевая хирургия отличается от гражданской, даже от экстренной, тем, что, - Алексей Петрович, сам того не замечая, перешел на лекторский тон и громкость, - здесь другой характер травмы. Пулевые ранения со средних и больших дистанций, да не пистолетные, а винтовочные и осколочные - вы их, почитай, не видели прежде. Это раз. Количество раненых, заведомо превосходящее возможность оказать полноценную помощь в медсанбате всем. Как следствие, необходимость сортировки и частичной эвакуации без оказания помощи. Это два. Невозможность доведения лечения до конца, необходимость эвакуировать раненых, как только они смогут перенести транспорт. Это три. Как следствие, невозможность увидеть свои ошибки, это четыре. Как следствие, необходимость лечить раненых единообразно, чтобы не переделывать на каждом этапе, это пять.