Пряди о Боре Законнике
Шрифт:
Я дотронулся пальцем до впавшей щеки одного из арвов, ощущая, насколько она плотная и шершавая. Густая шерсть имелась только в трёх местах: вокруг шеи (что-то вроде воротника), на ногах ниже колен и на впалой груди. И ещё: от волос воняло чем-то резким.
— Ты на них так смотришь, будто съесть хочешь, — буркнул Упрямый. — Арвы, как арвы.
Я кинул косой взгляд на гибберлинга и тот тут же замолчал. Очевидно, его сильно обидело моё замечание насчёт «котта».
В кожаной сумке хранилось мало ценного: небольшая верёвка, сделанная, судя по всему из звериных кишок; какая-то снедь —
Упрямый поднял брезгливо отброшенное мясо и понюхал его. Глянув на мою скривившуюся физиономию, он, чуть ухмыляясь, проговорил:
— Арвы едят всё больше сырое, или вяленое на ветру. Ещё мох да лишайник… Как им тут огонь разводить! Деревьев-то и нет!
— Можно подумать, мы тут горяченькое хлебаем, — буркнул я в ответ.
Гибберлинги ещё долго разглядывали убитых арвов, прищёлкивая языком и бормоча под нос:
— Это же надо: своих порезали!
Они сказали, и я только после этих слов осознал всю опасность ситуации.
Это было ритуальное убийство. Не думаю, что те арвы, которые лежат сейчас передо мной, боялись умереть. Скорее, наоборот: для них это было честью…
До слуха донёсся некоторый ропот, исходивший от гибберлингов. И хоть они говорили меж собой, я услышал, что речь идёт о Кольцах.
— Дурной знак, — бурчал один из ратников. — А тут ещё эти мертвецы… Дурной знак! Ей-ей!
Я встал и обтрусил колени.
— Ладно, хватит терять время. Если мы хотим нагнать арвов, то следует уже сейчас выходить…
Крепыши закивали головами, отделяясь от группки ропщущих.
— Идём, конечно же, идём, — говорили они.
Погода стояла относительно сухая, но весьма холодная. Особенно это ощущалось по ночам. Костров по понятной причине мы разводить не могли, потому грелись под звериными шкурами. Спасибо Упрямому — это он надоумил взять их в поход.
Дорога стала резко вздыматься вверх. Мы перешли едва приметный ручеёк (здесь их встречалось не так уж и много), и вошли в полосу густой травы, доходящей мне до колена. Это были заросли каменной полыни.
— И всё же, как тебе это удалось? — терзал я вопросами Упрямого по поводу того, как он расположил к себе горняков. — Арвы недружелюбны, это всем известно.
Гибберлинг хмыкнул, глядя отчего-то на своих соплеменников.
«Не хочет говорить при них», — понял я.
Мы почти достигли вершины увала, как тут Стояна, шедшая впереди всех шагов на пятьдесят, подала сигнал затаиться.
— Табак, — прошептал почти на ухо Угрюмый.
— Арвы курят? — удивился я.
— Нет. Они его жуют… и мужчины и женщины… Меня это тоже удивило. В этом краю табака отродясь не было.
— И кто его завёз?
Угрюмый пожал плечами:
— Точно не мы. Кто-то ещё…
Я удивлённо поглядел на гибберлинга. Он явно не шутил о табаке.
«Интересное дело! Кому понадобилось учить арвов жевать табак? Неужто кто-то третий пытается с ними наладить отношения? Надо бы поразмыслить над этим… попозже».
Скинув в сторону свой заплечный мешок, я стал подкрадываться к Стояне.
— Что там?
—
Гарпии, — беззвучно отвечала друидка.Внизу на склоне среди поросли всё той же жесткой травы, виднелись несколько крупных «птиц» тёмно-серого окраса.
Да, это действительно гарпии, — согласился я со словами друидки. Это было легко определить по ряду особых признаков: зверообразная голова, очень схожая издали с человеческой, крепкое приземистое тело с чудовищными по своему размаху крыльями, позади длинный змеевидный хвост, оканчивающийся плоской оперившейся пластиной. И ещё мощные когтистые лапы…
Надо сказать, что в отличие от тех гарпий, что жили подле Седого озера на Корабельном Столбе, местные «птички» были раза в два крупнее.
— Чувствуешь, какая от них вонь? — спросила меня друидка.
Я втянул носом воздух и едва-едва уловил запах, похожий на тухлятину.
— Падальщики… Видишь, что-то жрут, — подсказала друидка.
К нам приблизился Упрямый. Он кинул взгляд вниз и тихо выругался.
— Вот твари вредные! И здесь от них житья нет. Между прочим, даже тем же арвам, — пробурчал он. — У нас они только рыбу воруют, когда-никогда на одинокого путника могут напасть, а вообще — трусоватые. Рыбаки сообразили, что коли в рога дуть, так гарпии разлетаются, только их и видели. А вот местные «птички» — злобные, что псы! Их голыми руками не возьмёшь.
Мы со Стояной с любопытством уставились на гибберлинга.
— К этим лучше не соваться… Чуть тронешь, такой крик подымают, что аж голова раскалывается. И главное, будут тебя преследовать до последнего. Ты их отгоняешь, а они… Говорю — твари вредные и наглые.
Дальше гибберлинг выругался.
— Как назло, нам их не обойти, — сообщила Стояна. — Слева скала отвесная, а справа — обрыв. Что будем делать? Ведь шуметь особо нельзя…
— Что делать? — переспросил я. — Подождём, а там видно будет.
Наш отряд отступил чуть назад и расположился в небольшой яме. Я попросил Упрямого достать свою карту, и мы вдвоём склонились над ней.
Скажу наперёд: столь отвратительно, даже похабно, выполненной карты мне ещё не попадалось. Жаль, что это я понял довольно поздно…
Изображённая на ней местность лишь схематично соответствовала действительности. Лишь потом, намного позже, на моё замечание по поводу её достоверности, Упрямый рассерженно сказал, что изготавливал карту сам. А он не учёный, подобно эльфам или прочим, и потому рисовал, как мог.
— Это Большой Серп — главная горная гряда этого острова, — снова рассказывал мне гибберлинг, а я внимательно запоминал, что да где тут находится. — Его вершины — сплошь ледники. Вот в этой долине арвы и обитают. Там и зимой погода потише, и теплее… Да и несколько маленьких озерец есть, куда талая вода сбегает.
— Где, говоришь, видел джунские развалины?
Тут откуда не возьмись, появился Смык. Видно услышал волшебное слово «джуны».
— Да особо их не видел… Ну, гляди сюда, — Угрюмый стал водить своим маленьким волосатым пальцем, обозначая когтем, что и где. — Предположительно вот на этом месте северного склона. Там вообще места непроходимые… Мы туда и не ходили. Только от горняков слышали.