Пряди о Боре Законнике

Упрямый потупил взор, закусив от обиды и досады нижнюю губу. Он даже не заметил, как там выступила кровь.

В тот момент в пламени костра горели не игрушки, а его мечты на будущее…

— Убирайся с глаз! — донеслось до его сознания.

Он с трудом поднял глаза, еле-еле сдерживая слезу. Так в этот момент хотелось сказать, что он не хотел, чтобы так вышло.

Разве не говорил раньше, что не хочет быть торговцем? Разве не предупреждал? А его заставляли… требовали… Даже в гавань не пускали.

А вот теперь…

— Отправляйся к тёткам, — сердито наказали матушки…

Упрямый снова вытянул флягу и сделал глоточек. Его глаза, затянутые поволокой, уставились вдаль.

Как же давно это было! А до сих пор помню всё до мелочей, — гибберлинг даже не заметил, что сказал это вслух.

— Что? — переспросил Бор, отрываясь от своих дел.

— Да так… мысли вслух…

Откуда-то налетел резкий порыв ветра.

Лето в Арвовых предгорьях холодное. Воздух особо не прогревается.

— А что говорят, будто арвы свою мочу пьют? — спросил я, не поднимая взгляда на Упрямого.

Что-то уж больно длинная пауза у нас вышла.

Гибберлинг скривился и тут же поперхнулся, при этом сильно закашлявшись. Вот не думал, что Упрямый такой брезгливый. Всё мне демонстрировал обратное, а тут только услышал про мочу…

Ноздри гибберлинга раздулись до неимоверных размеров.

— Ты… ты… Это тебе моя сестрица рассказала?

— Нет… другие…

— Твою мать! Скажи ещё, что весь Сккьёрфборх уже судачит.

Я пожал плечами, вдруг начиная понимать, что мы говорим о разных вещах.

— Было… не было… — сердито буркнул Упрямый, закрывая флягу. — Я не по своей воле…

— Ты пробовал их мочу?

Гибберлинг вскочил и кинул на меня испепеляющий взгляд.

— Ещё раз скажешь об этом…

Он резко развернулся и ушёл в сторону.

Про мочу мне говорили Ползуны. Это было пару недель назад. Они как-то в разговоре обмолвились о том, что у арвов есть такой обычай. Таким образом, горняки вроде бы скрепляют дружбу промеж собой. А ещё, кажется, при этом у них есть обычай обмениваться жёнами…

Интересно, а как это Упрямого угораздило «побрататься» с кем-то из арвов? Он, конечно, навряд ли расскажет… Слушай, Бор, а, может, он от того так часто и попивает «обжигающий эль», чтобы заглушить привкус «горняцкого напитка»…

Я тихо рассмеялся своей шутке, поглядывая в сторону Упрямого. А потом быстро взял себя в руки и стал заканчивать с починкой обуви.

Таинственного шёпота больше не было. Я снова был склонен думать, что в том случае виновата усталость. Тут же вспомнилась Сиверия. А именно видение умирающего города людей Зэм. Тогда мы тоже все были уставшими и напуганными…

Хотя… хотя, причём тут усталость? Как будто я мало двигаюсь. Вон сколько дорог исхожено! И ничего… живой.

Нет… дело в другом… В Сарнауте немало странных мест. Может, я чувствителен к ним, а? Как думаешь? Другие не ощущают этого, а я — напротив.

Закончив с торбазами, я стал готовиться ко сну. Тут откуда не возьмись рядом очутилась Стояна.

В её глазах были видны нотки извинений… Так, по крайней мере, мне казалось. Стояна смущённо улыбнулась и прижалась всем телом.

Я ничего не говорил, лишь обнял девчушку.

— Будем спать? — тихо спросила друидка.

И мы с ней легли, укутавшись в широкую тёплую бычью шкуру. В качестве подушки Стояна использовала мою руку. Причём ту, на запястье которой был надет подаренный ею браслет. Крепко сжав в своих маленьких ладошками мою огрубевшую длань, она быстро прильнула спиной к моему телу, и тут же тихо-тихо засопела.

Белые ночи уже начинали порядком надоедать. Привыкнуть к тому, что постоянно светло, было очень сложно. Думаю, поэтому-то сон не наступал так быстро, как раньше.

Стояна заснула, как тот уставший за день ребёнок. Везёт ей…

Я вдруг впервые осознал, что почти ничего не знаю об этой девчушке. Откуда? Что приключилось с родителями? Есть ли иные родственники? Да и вообще…

К её странностям я уже начал понемногу привыкать. Большинство женщин ими обладают, правда, у каждой они свои. Главное, не принимать близко к сердцу… Иначе седые волосы появятся раньше положенного срока.

Я улыбнулся этим мыслям, подспудно отмечая, что становлюсь каким-то язвительным… Особенно в последнее время. Наверное, сказывается нехватка острых ощущений. От того, между прочим, ко мне и уныние всё чаще приходит.

Ну, ничего! Разберёмся с пленными гибберлингами, авось полегчает… Приключеньице может оказаться славным.

С этими мыслями, я постепенно стал засыпать.

С наступлением утра стало ясно, что землю сковали приморозки. На камнях, особенно там, где они были влажные, виднелись белёсые щёточки инея. Когда солнце приподнялось выше, стало теплее, однако в горных расщелинах ещё виднелся туман. Он будто прятался по распадкам, боясь дневного света.

Мы долго взбирались по пологой круче. Растительности становилось меньше, да и живности тоже.

Воздух был холодный, благо — стояло безветрие. Двигаться приходилось медленнее, иначе все начинали задыхаться и останавливаться, чтобы восстановить силы.

Стояна, которая по-прежнему шла впереди отряда, первой достигла вершины очередной горной гряды. И вдруг она резко нырнула к земле. Мы тут же последовали её примеру. Я освободился от поклажи, и быстро подобрался к друидке.

Она, молча, указала кивком вперёд. Сзади приблизились Крепыши и Упрямый.

Внизу расположились арвы. Их было не так уж и много — около двадцати.

— Это те же, или иные? — спросил кто-то.

Мы все долго всматривались в лагерь внизу. Наконец, Стояна заметила кое-что:

— Вон, за тем камнем, вижу связанного гибберлинга… одного…

— Одного? — переспросил Орм, напрягая зрение. — Почему одного?

— Спроси, что-нибудь полегче…

Подул легкий ветерок и в нос ударил какой-то знакомый запах. Он был настолько мощным, что у меня стала кружиться голова.

— Кудрявый лишайник, — бросил Упрямый. — Тут весь склон им усеян. Летом из-за солнца, у него случаются маслянистые выделения. От них и этот запах…