Прыжок с кульбитом и валидолом

Отказываться было бы глупо, следом я перешел к главной части своего визита:

– Люсенька, можешь отложить мне пятнадцатикопеечные монеты? Спортивный интерес, мы тут с ребятами меняемся для коллекции.

– Да пожалуйста, - она выставила на прилавок тарелку мелочи.
– Выбирай что хочешь.

Удивительно, но денежек нужных годов не оказалось. Редки монеты последних трех лет выпуска, в самом деле...

– Завтра зайду, - ничего не выбрав, я сделал хитрые глаза.
– И кое-что принесу... Может быть.

– А знаешь что?
– Люся удивила элементарной штукой, до которой я не додумался.

– Я закажу мешочек мелочи для размена, мне из банка иногда привозят. Делают неохотно, но если кого попросить хорошенько...

Она выжидательно уставилась мне в глаза.

– Ты уж попроси кого надо, солнце мое, хорошо попроси пятнадцатикопеечные монеты, - я сложил покупки в сумку.
– И не пожалеешь, будь спок. Я умею быть благодарным.

На обратном пути обнаружилась банда местных хулиганов - во главе с боссом малолетней мафии они заседали возле дома Гоши. Окруженный шавками, главарь с пол-литровой банкой в руке возглавлял пиршество, а ведро, наполненное пивом, стояло меж его расставленных ног. Еще одной банкой пацаны черпали янтарный напиток из ёмкости, чтобы пустить по кругу.

– Всем привет, - вежливо поздоровался я за Антона. Тот честно спал как убитый, только что не ворочался.
– Что празднуем с утра?

– Бочку к 'рыбкоопу' подкатили с утра, - отозвался Ярик, первый подручный после солнцеподобного.
– А мы мимо проходили! Очень удачно вышло.

Пацаны дружно заржали.

– Присоединяйся, поправь здоровье, - солидно бросил Гоша.
– Ходят слухи, центровые тебя отметелили?

– Да, в Кировском парке повздорил маленько, - согласился я, усаживаясь на скамейку.

Ногу вытянул, сумку поставил рядом. После водки, принятой в сервисном центре, пиво было бы лишним. А пиво свежее, только с завода... Нет, Антон никуда не годный, воздержусь.

– Эти центровые совсем охренели, - Ярик задумчиво оглядел синяки Антона, задержал взгляд на костыле.
– Человека чуть не прибили и ногу сломали!

– Центровых проучим, поставим на место, - закурив, Гоша картинно откинул руку.
– Как там у поэта говорится? Не в свою лужу не садись.

– Да, - подтвердил Ярик.
– А нашего пацана, тем более музыканта, негоже месить толпой. Совсем берега попутали.

Шавки одобрительно загудели, пачка сигарет пошла по кругу.

– Да мы их раздавим, - раздались голоса, - еще поглядим, как они умеют толпой на толпу...

– Советую пока воздержаться, - осторожно заметил я.
– Там милиция вовсю шерстит, лично майор Радина занимается.

– Вот оно как, - у Гоши вытянулось лицо.
– Нина Ивановна дело знает. Тогда повременим.

Отпив из банки, он кивнул и оживился:

– Кстати, тут Гвоздь заходил, просил передать тебе извинения.

– Чего так?
– прикинулся я овечкой.

– Гвоздь был неправ, и партия указала ему на допущенные ошибки, - Гоша ухмыльнулся.

Как по команде, шавки опять дружно заржали.

– Спасибо, - в свою очередь кивнул за Антона.
– Я что-то должен?

– Иди с богом, добрый человек, - Гоша величественно махнул рукой.
– Люди с него спросят. Привет Алене.

– У Алены теперь своя жизнь, - послал я сигнал, обозначающий кое-какие знания.

– Своя жизнь?

– он покатал во рту это слово.
– Ништяк. В смысле, очень хорошо. Будут проблемы, обращайся. Поможем по-братски.

Ага, вы поможете, подумал я. Догоните, и еще раз поможете. Век потом не отмоешься и будешь должен. Нет уж, мы сами с усами как-нибудь.

В проеме ворот, у калитки нашего дома, затаилась Тамара Карапетян. Придавив кнопку электрического звонка, она приплясывала в нетерпении.

– Антон!
– Тома рванула навстречу, взглядом ощупывая лицо парня.

– Что ты здесь делаешь?
– Антон мгновенно проснулся.

В ужасе оглянувшись, он проследил округу, не наблюдает ли кто эту внезапную встречу на Эльбе. Слава богу, улица была пустынна. А Тамара, полностью наплевав на конспирацию, приступила к ощупыванию и причитаниям:

– На заводе знаешь что говорят? Избили до смерти! Вот языки у людей без костей, чтоб они отсохли...

Слухи со сплетнями имеют странное свойство распространяться быстрее звука. И чтобы не рождать новые сплетни, я затащил Тому во двор.

– Так что ты здесь делаешь?

Я редко видел девушку при свете дня. Сейчас, на солнце, ее густые черные волосы сверкали драгоценными нитям, колдовские глаза горели, щеки алели. В коротеньком ситцевом платьице она была чудо как хороша.

И это все мое, подумал я с гордостью. Антон согласился.

– У нас актив в райкоме комсомола. Вот, зашла по пути, - Тамара облегченно вздохнула, и тут же требовательно вопросила: - Ты почему на костыле?

– Все в порядке, иду на поправку, - успокоил я девушку.
– Чай будешь?

На кухне она огляделась, потом решительно закрыла дверь, и вместо чая принялась расстёгивать Антоновы штаны.

– Ты чего?!
– смутился парень.
– Белый день во дворе!

– Вот и хорошо, - не стала спорить она.
– Надо синяки хорошенько рассмотреть.

Тома не столько рассматривала, сколько ощупывала. В результате мужское хозяйство Антона, висевшее саксофоном, постепенно приняло задорную форму пионерского горна.

– Неплохо, неплохо, - пробормотала девушка.
– Тестикулы на первый взгляд без синяков.

– А может быть?
– по-воровски оглянувшись на запертую дверь, я положил руку на девичье плечо. Антон с таким ходом мысли согласился.

– Не может, - Тамара ловко запихнула возросшее хозяйство обратно в трусы, и вернула штаны на свое место.
– Нет времени. Мне пора в райком, актив задержки не поймет. Но в воскресенье жду с утра пораньше. Ты же в парилку не пойдешь?

– Не пойду, - согласился я.
– Синяки парить нежелательно. Да и повязку на колене мочить нельзя.

– Я сама все вымою и тщательно еще раз проверю, - она чмокнула Антона в щеку.

Потом подхватилась, махнула рукой, и с улыбкой умчалась.

– Вот такие дела, брат, - печально сообщил коту Антон.
– Облом.

Внезапный поворот парня расстроил так же, как и меня.

Наглый Лапик, наоборот, чувствовал себя прекрасно. Довольно щурясь, он возлежал на фуфайке, по-хозяйски обнимая Мусю одной лапой. Одно слово, скотина. Кобель мартовский.