Прыжок с кульбитом и валидолом
Шрифт:
– Мамочки мои, - потрясенно прошептала Алена, бессильно падая на скамейку.
– И что, можно вот так брать... и кушать?!
Она обожала сладости. Однако отец ее ограничивал, считая конфеты баловством, вредным для здоровья.
– Конечно кушай, зайчик, - ласково предложил я.
– А папе я пока коньячку налью.
Папа не возражал.
– Почему нет?
– произнес он мою любимую фразу.
– Будьте здоровы.
После первой он закусывать не стал, только шумно выдохнул носом. Ловким движением я снял салфетку с блюда, где притаились малюсенькие бутерброды из гренок - с икрой, красной
– Ну-ка повтори, - он показал глазами на бутылку. А после исполнения заказа добавил: - Хороший коньячок.
Еще бы. Когда это армянский 'Праздничный' был плохим?
Слизнув остатки зефира с пальцев, Алена уставилась в блюдо с канапе. Потом распахнула на меня свои невероятные глаза:
– Какая красота! Даже жалко трогать.
– А ты не трогай, солнышко, ты бери, - я налил папе третью рюмку.
– Говори, по какому поводу праздник, - следом за дочкой Дмитрий Ильич решился нырнуть в блюдо с закуской. И не пожалел, судя по выражению лица.
– Хотел с вами Алену обсудить, - просто начал я.
Вроде обычное слово 'обсудить' произнесено, но ко мне метнулся взгляд испуганного котенка. Чует кошка, чье мясо съела. Однако сегодня сладкий праздник, и Алена будет залита медом по макушку.
– Недавно я узнал о желании девушки поступать на экономический.
Папа молча ждал продолжения.
– И у меня возник вопрос: а не станете ли вы алмазом резать простое стекло?
Папа хмыкнул.
– Однако Алена Козловская не алмаз, она драгоценный бриллиант. Редкий, даже уникальный, - я мягко гнул свою линию.
– Нет, что девушка выучится на экономиста, у меня сомнений нет. Родина не пострадает, Алена станет исправно трудиться в конторе. Но, Дмитрий Ильич, если посмотреть на девочку беспристрастно, со стороны?
Мне удалось расшевелить папу - взглядом он согласился посмотреть, но сначала налить.
Нарядилась девушка скромно - в простое, на первый взгляд, светлое летнее платье. На своем веку мне немало довелось повидать такой обдуманной и дорогой простоты. И макияж классный, почти не заметен. Волосы собраны в замысловатую прическу, ногти пострижены коротко, лак нанесен прозрачный. В общем - скромность, возведенная в абсолют. Продуманная девочка.
– Присмотревшись издали, мы обнаружим идеальную фигуру, - ровным голосом я излагал факты.
– При всем желании картинку так не нарисуешь, как это сделала сама природа.
Опустив голову, Алена замерла над чашкой чая. А я будто читал таблицу умножения:
– Критический взгляд в упор не обнаружит изъяна, даже малейшего пятнышка. Тут нет недостатков, сколько не выискивай. Наоборот, каждая деталь в отдельности - маленький шедевр. Линия бровей, кисти рук с тонкими пальчиками, бездонные синие глаза, совершенные ноги и изящные лодыжки... Если просто сказать, что Алена красива, это будет банально, бледное подобие вместо описания образа. Мне кажется, еще предстоит придумать такие слова, чтобы передать, какая она необыкновенная и ослепительная.
Девичьи уши потихоньку заливало красным.
А Антон пробормотал:
– Так-так, 'необыкновенная и ослепительная'. Записал! Продолжайте.
Я продолжил:
–
Но это не бездушная кукла, какими обычно изображают блондинок. Ваша девочка обладает живым умом и мягким характером. Французский язык освоила без проблем, даже в охотку. Очень музыкальна, поет нежным голосом. Она улыбчива и отзывчива, на нее невозможно обидеться. Ну как обидишься на солнце, которое обжигает, или на небо, залившее дождем?Папа с интересом взглянул поверх рюмки:
– Стихи не пробовал писать?
Я немедленно перешел в наступление.
– Стихи в ее честь еще напишут, и немало. Бездыханные тела поклонников ждут своего часа, чтобы упасть к ее ногам. Алена должна блистать в кино, Дмитрий Ильич. Нет, не так: она непременно будет блистать в кино. Ее место в Москве, в институте кинематографии.
– Хм...
– усомнился он.
– Ты бывал в зоопарке?
– Конечно, - несколько ошарашено ответил я.
– Там есть интересный домик, террариум называется...
– папа с наслаждением смаковал напиток.
– Так вот, запомни: театральный мир Москвы хуже гадюшника. Все для своих, причем свои тоже грызутся... Думаешь, один ты такой умный? Надю, маму Алены, звали в Москву неоднократно. Она не просто так заслуженная артистка республики, если кто слышал этот голос. Но театральную кухню мы распробовали очень хорошо, спасибо, горчит. Лучше быть первым парнем на своей деревне - есть такая отличная поговорка.
– Аленушка, - ласково я обратился к девушке.
– Там на кухне Вера готовит яблочный пирог. Можешь ей помочь?
Умная девочка поняла все правильно. Она кивнула, подхватилась, и исчезла.
– Да и кто с ней поедет?
– папа пригорюнился.
– Мама не боец, а у меня работа.
– Алена готовая актриса, - выдал я еще один аргумент.
– Играет разные эмоции так, что не придерешься.
– Да знаю я, - он махнул рукой.
– И была у меня такая мысль. Но маму одну, без пригляда, нельзя оставлять.
– А если мы маму вернем в нашу деревню на первые роли?
– вбросил я очередной аргумент.
– И заодно избавим от тяги к зеленому змию.
– Кто это мы?
– голос папы был полон сарказма.
– Перечисляю: вы, я, она. И еще новое дело.
– И что?
– сарказм сменился ироничной улыбкой.
– Как-то писатель Юлиан Семенов заметил, что все артисты по-своему невменяемы, и к ним нужен особый подход. Потому что они живут своей, придуманной ими жизнью. У Надежды Константиновны была собственная, не придуманная, успешная жизнь. И когда она поломалась, причем не по ее вине, сломалась сама Надежда Константиновна. И виноваты вы, Дмитрий Ильич.
– Да?
– мне удалось его удивить.
– В чем же эта вина?
– Вы ее бросили наедине с проблемами. Вместо того чтобы взять на себя часть груза, близкие люди остались в стороне.
– Да что ты знаешь об этом, мальчишка!
– вспыхнул папа.
– Чего только мы не делали... А она каждый вечер снова пьяная.
– Ругали, ограничивали, лечили?
– хмыкнул я.
– Плохо делали.
– Не тебе судить!
– папа побагровел.
– Конечно, вы правы, - я сохранял ровный тон, трудному собеседнику следует поддакивать регулярно и доброжелательно.
– Но поймите, ваша жена не потеряна для общества.