Псих. Дилогия
Шрифт:
Я понимаю, почему он нервничает. Высоты-то уже нет почти. И он не может сейчас выдрать меня из слияния - просто не успеет перехватить управление и вытащить леталку. С другим инструктором я бы на такое, может, и не отважился. Сдали бы нервишки - меня бы оторвал и сам угробился. Но Никифоров не должен. Если правда то, что о нем говорят. Если он не совсем ещё старик. Если я в нем не ошибся.
Он молчит. Всё понял и молчит. Молодец старикан, и плевать на его характер. Свой человек.
Я делаю "обратную петлю", выходя из пике брюхом кверху, едва не чиркая спиной по белым гребням волн; тащу наверх дрожащую от натуги машинку - умничка, "стрекоза"!
–
– Ещё раз такое вытворишь - убью, - спокойно и внушительно доносит до меня Никифоров.
– Лучше уж я тебя сам, чем ты - нас обоих.
Ну, хоть не кричит уже.
***
Когда я посадил леталку и вышел из слияния, майор молчал ещё несколько минут. Я тоже не рисковал заговорить - так и сидел, спелёнутый, как младенец, в своём узком и жёстком кресле.
– Не знаю, кто тебя учил, - сказал наконец Никифоров.
– Только ты ведь не летаешь, парень. То, что ты делаешь - это не полет. Это шабаш ведьмовской, вот что. Истерика это.
И он потянулся отстёгивать ремни.
Мы вылезли из машины на твёрдую землю, и я благодарно похлопал по округлому боку "стрекозу", а потом осторожно потрогал симбионта у себя на шее.
Было бы обидно вдруг проснуться на борту тюремного транспортника.
Нет, это мне не снится. И Никифоров, старикан вздорный, врёт. Я летаю, и буду летать. Потому что я предназначен для этого.
Навстречу нам спешил Мосин, за ним поспевал капитан Диб. Надо полагать, в наблюдательном пункте сидели. Полковник лучился довольством. Неужели он действительно не был уверен?
– Что скажете, майор?
– с виду небрежно поинтересовался Мосин, подходя.
– Ваше мнение? Подготовим парнишку за три недели, а?
Судя по всему, в ответе он не сомневался.
– ...!
– отозвался Никифоров неожиданной нецензурщиной.
– Всё торопитесь, вам бы всё коней гнать! А будет ли толк?
– Так, - посерьёзнел полковник, нехорошо глянув на меня.
– Так. Он сам летел, или...
– Сам, - вздохнув, честно признал майор.
– С какого момента?
– С начала до конца.
– Так, блин, чего ж вам ещё?
– Я, блин, летунов привык готовить!
– набычившись, выдал старикан.
– Что-о?
– А то! Если вам нынче камикадзе понадобились, так ко мне не по адресу!
Какое-то мгновение мне казалось, что сейчас Мосин сделает что-нибудь очень неуставное - например, заедет костистым кулаком в упрямо выдвинутый подбородок майора, который иначе, пожалуй, было и не вправить.
Но полковник сдержался. Пожонглировал изогнутыми бровями - и вдруг расхохотался весело, дружески хлопнул Никифорова по плечу.
– Вот ты о чём, дружище. Ну, класс показать это я пацана попросил. Чтобы ты сразу увидел, что он может. Ты, Константиныч, меня первый день, что ли, знаешь? Люблю прихвастнуть, товар лицом, так сказать. А камикадзе мне без надобности, как и всегда. Летуна хорошего сможешь из него сделать?
Никифоров пожевал губами, в свою очередь бросил
на меня взгляд - почти враждебный, как мне показалось.Буркнул:
– Хорошего?
– Хорошего.
– На это время надо.
– Нет времени, родной ты мой. Сам ведь знаешь.
– Вечно у тебя так... Ладно. Заниматься с ним буду сам, - подвёл Никифоров черту.
– Подготовлю, как смогу. И всё же...
– Что?
– Больно ты гонишь коней, полковник, - хмуро бросил старый летун.
– Больно гонишь.
Пожал плечами, недовольно дёрнул головой и двинулся к выходу с площадки.
2.
В казарме меня поджидал сержант Грим.
– Ну?
– спросил он угрожающе.
Достача. Ему-то как объяснишь? А объяснить надо - нравы в казарме простые, непоняток там не любят.
– Буду работать по индивидуальной программе, - выложил я.
– Сегодня уже симбионта поставили. И даже летал с инструктором.
– Ну?
– Что "ну"?
– отозвался я угрюмо.
– Если эта их программа сработает, пойду на Варвур раньше срока. Большая радость, понимаете ли.
– Ты мне не "чтокай"!
– надвинулся сержант.
– Что скажут, то и будешь делать! Умник. А почему тобой полковник заинтересовался?
– Ему медики доложили. У меня какая-то там кривая нетипичная, и ещё нет эффекта... забыл, как его... в общем, феномен.
– И о чем вы разговаривали?
– Товарищ сержант, - сказал я устало.
– Я ж штрафник. Станет полковник со мной разговаривать? Ну, про здоровье спросил, для порядка. А вообще-то, я так понял, он просто посмотреть на меня хотел.
– Ну-ну, - кивнул Грим.
– Ладно. Но ты гляди, Джалис. А то я тебе эту твою кривую быстро выпрямлю.
– Так точно, - буркнул я вслед уходящему сержанту.
***
Из-за всех перипетий этого дня я опоздал на обед, а вот до ужина было ещё далеко. И из привычного учебного графика меня, вроде, выдернули - а новых указаний пока не дали. Давненько я не оказывался вот так предоставлен сам себе. Однако стоит позволить заметить это сержанту - и праздник быстро кончится. Поэтому я торопливо пошебуршил в тумбочке (вдруг завалился кусочек хлеба), ничего не нашёл - и поспешил убраться из казармы, соврав на посту, что заработал лишний час ОФП. Мне поверили - в основном потому, что дополнительное время "общей физической подготовки" служило обычно наказанием. И на дорожку меня пропустили без слов. Конечно, стоять или просто прогуливаться по ней было нельзя - заметят - и я побежал, легко, не напрягаясь, с удовольствием вдыхая влажный солёный воздух. Вскоре заморосил мелкий дождичек, умыл мне лицо, смочил волосы и одежду. Далеко внизу гремел и рокотал, обтёсывая каменные глыбы, океан. Со стороны обрыва, отделённого от дорожки примитивной оградой из проволочной сетки, налетал порывистый ветер. Иногда я на бегу поднимал голову и ловил губами прохладные дождевые брызги.