Психоделика любви: Начало
Шрифт:
— Сходите, я уверен, вы останетесь под впечатлением.
Учиха скосил взгляд на руку, как он думал, задержавшуюся на его плече слишком долго для простого подбадривающего эффекта. А от проницательных кислотно-желтых глаз, впивающихся в него, будто маленькие, но самые острые иголки, ему стало дурно. Итачи поднялся, тем самым избавившись от неприятного близкого контакта, и снова потер замотанное правое запястье.
Симулируя суицид наглым образом — настолько, что Итачи готов был поклясться, что ему никто не поверил — для Учихи было главное, что он проник в Красную Луну, находясь на тонкой грани между пациентом и простым гостем. Он волен уйти через неделю, но этой недели ему хватит вполне, чтобы найти Саске,
На первый взгляд групповое занятие могло показаться просто анонимным собранием, где каждый делится общей для всех присутствующих в тайном обществе проблемой. Но флер непринужденной беседы стирался стоило присмотреться к изможденным лицам, к нескрываемым безумным улыбкам и взглядам, будь то выпученные на тебя глаза, словно ты спустившийся с небес пророк, или безразличие, какое могло быть у серийного убийцы, скучая, вырезающего сердце в еще сопротивляющемся теле. Итачи становилось душно и жутко с каждой минутой. Хотелось вскочить и рвануть в окно, предусмотрительно забитое решеткой позади противоударного пластика.
В группе, в которую его привели, были преимущественно подростки. Вероятно, одну из таких групп посещал и сам Саске, а значит, он может что-то выяснить после у самих больных. Если, конечно, есть резон пытаться добиваться информации у психически больных людей.
Все замерли, когда вошел врач. Даже самый буйный, сидящий в углу комнаты, прижав колени к груди и раскачиваясь взад-вперед, замер и стих. Повисло неприятное напряжение, которое свидетельствовало о том, что больные либо уважали, либо боялись вошедшего мужчину. И Итачи больше склонялся ко второму варианту. Один вид на этого эксцентричного молодого человека мог вселить ужас в особо тонкую, поддающуюся впечатлениям душу: непослушные ярко-рыжие волосы, холодный взгляд голубых глаз, напоминающий застывший лед, и пирсинг. Все лицо врача покрывал пирсинг. Мужчина обвел присутствующих мучительно-долгим взглядом, остановился на Итачи, и присел на стул напротив больных, со внушительной стопкой карт на коленях.
— Сегодня, по традиции, раз в месяц групповое занятие проведу я. Возражающих нет?
Некоторые больные отрицательно замотали головой.
— Прекрасно. Может, кто-нибудь хочет поделиться своими впечатлениями за эту неделю? Рассказать нечто новое? Свое мнение о лечении? Может, кто-то что-то переосмыслил в своей жизни?
— Можно я! Можно я! — обе руки вытянул энергично настроенный блондин, все это время едва удерживающий себя на одном месте. Казалось, что сзади кто-то поджег ему фитиль, и бедняга не мог усидеть на месте. — Я Наруто Узумаки! И я стану будущим президентом Японии!!! Я введу закон, по которому в обед во всех кафетериях будут бесплатно подавать рамен! А еще я люблю Сакуру-чан, и я женюсь на ней и сделаю первой леди Японии!
Ни один мускул не дрогнул на лице врача, так, словно заявление его нисколько не впечатлило, а скорее он уже устал выслушивать одно и то же. Потому что Итачи заметил, как многие присутствующие закатили глаза. Не выдержав, Учиха подал голос:
— Прости, но Япония монархическая страна, у нас нет президента. Только император.
Бедный Наруто, огорошенный подобной новостью, открыл рот. Весь его смысл жизни перевернули вверх тормашками, да еще и под дых врезали. Но, несмотря на секундную растерянность, паренек засиял еще более яркой улыбкой и указал на себя большим пальцем.
— В таком случае я стану первым президентом-императором! А еще я обязательно верну Саске на наши групповые занятия!
Итачи точно током прошибло, краска ударила ему в лицо, и он едва сдержал порыв немедленно подскочить к Наруто, схватить за грудки и спросить где Саске. Но Учиха сдержался, а когда отвернулся от Узумаки,
столкнулся с тяжелым взглядом их врача.— А вы, кажется, новенький? Я раньше вас не встречал, — и пробежался по обложкам медицинских карт.
— Я поступил сегодня в обед. Орочимару-сан, вероятно, не завел еще на меня медкарту. Меня зовут Учиха Итачи.
Десятки глаз вылупились на Итачи, отчего Учихе стало не по себе, и он нервно потер шею. Но врача его фамилия не впечатлила.
— Что же вас сюда привело? Что с вами не так?
— Я думал, это вы должны мне сказать, что со мной не так.
Врач перестал быстро выводить строчки в карте, пальцы лишь на мгновение сжали ручку сильнее обычного.
— Я порезал себе вены, потому что так мне приказал голос.
— Голоса повсюду, Тоби тоже их слышит, — донесся тихий протяжный голос. Сидящий на полу, в отличие от всех, человек в маске, чей голос больше напоминал ломающийся голос мальчишки в пубертатный период, ковырял под ногтями и раскачивался из стороны в сторону, что-то ворча себе под нос.
— Тоби, может, сегодня ты снимешь свою маску?
— Тоби не может. Тоби хороший мальчик, он ничего не видел. Тоби стесняется новых лиц.
— Наш новенький не кусается, ему наверняка тоже будет интересно посмотреть на твое лицо.
— Как же я вас всех ненавижу, когда же вы заткнетесь!
Все это время сидящий в углу комнаты юноша, прятавший лицо в коленях, взревел, как раненный зверь, кончив рыком полным боли. Когда он поднял лицо, Итачи вздрогнул — слишком сильно это лицо напоминало Саске. Но не внешностью, а состоянием. Такое же болезненно-бледное, с черными кругами под глазами. Он провел темно-красными ногтями, под которыми запеклась кровь, по лицу и сорванным от крика голосом продолжал истерично верещать:
— Я хочу спать! Дайте мне мое снотворное! Погрузите меня в сон без сновидений! Я не могу спать сам, иначе они снова за мной придут! Я не хочу больше чувствовать эту боль! Песок, он повсюду! Мне больно! Больно! Почему вы этого не понимаете?
Стоящие на входе санитары потянулись к смирительной рубашке, которая, вероятно, принадлежала кричащему юноше. Он свалился на четвереньки, отчего стал напоминать настоящее животное.
— Гаара, мы с тобой уже говорили об этом. Ты не можешь всю свою жизнь сидеть на нашем снотворном. Ты должен учиться спать сам, — холодно ответил врач.
— Но мне больно!
— В боли нет ничего страшного. Боль — у нас в мозгу, ты должен научиться её контролировать.
Итачи было хотел вставить слово, но его одёрнул рядом сидящий парень. Чуть наклонившись к Учихе, он зашептал:
— Лучше не надо. Пейн не любит, когда его перебивают на собраниях.
Итачи взглянул на своего соседа, вероятно, ровесника, которого сначала издалека можно было спутать с девушкой из-за длинных светлых волос. Единственный целый глаз смотрел на пластилиновую фигурку, которую он сминал в холенных пальцах.
— … ангел меня понимает, — Итачи зацепился за обрывок фразы Гаары. Уже полностью поднявшись на ноги, покачнувшись, он направился на Пейна. — Она поет мне колыбельные, чтобы не было так больно. Она тоже хочет спать, и поэтому наблюдает за спящими.
Санитары подхватили Гаару, не позволив наброситься на Пейна. Мужчина, выказывая весь свой скептицизм, косо наблюдал, как бьющегося в припадке Гаару скручивают в белые жгуты, на губах парня запузырилась белая пена, вид которой привел в волнение многих пациентов. Тоби начал раскачиваться взад-вперед и причитать, что он хороший мальчик. Поднялся плач, смешанный с гоготом. Вскочивший на стул Наруто закричал, что он тоже видел ангела. Кто-то выскочил из комнаты, завопив на всю округу. А рядом сидящий блондин подскочил так внезапно, что Итачи подпрыгнул от страха, и запустил пластилиновую фигурку в удаляющихся сотрудников больницы, тащащих Гаару.