Психоделика любви: Начало
Шрифт:
Второй голос донесся издалека, едва досягаемый, непривычно спокойный на фоне душераздирающих воплей, и Учиха цеплялся за него, призывая и притягивая к себе невидимой нитью. С каждым словом различая, что принадлежит он женщине:
— Не спи. Не спи, иначе они придут за тобой.
Колыбельная из обрывочных фраз принесла призрачное спокойствие, в котором Итачи забылся настолько, насколько позволяло время, и медленно открыл веки.
Мигающий свет фонаря с улицы осветил стены напротив, где мигали кровавые следы на стене в форме крыльев. Тень от стены двинулась в его строну, и он понял, что женский голос шел от неё.
Но свет погас,
Желудок пронзила кинжальная боль. Подскочив с постели, Итачи рухнул на пол и сотрясся в рвотных судорогах.
====== Глава 3, у которой хроническая бессонница. ======
В мире из грез рос маленький мальчик. Он не понимал причину ненависти к себе и предпочитал не замечать её, отгородившись от реальности. Мальчик не знал, за что брат с сестрой однажды бросили его в песочнице, засыпав песком. Мальчик давился песком, он ел его и захлебывался им, и казалось, что слезы его тоже из песка. Пока его не вытащили родители. Он не понимал, что брат с сестрой немного расстроены из-за того, что мальчик выпотрошил их кошку.
Больше он никогда не подходил к песочницам.
Мальчик предпочитал реальным друзьям друга воображаемого, всегда понимающего и подсказывающего, где и как лучше искать любовь. Она должна таиться где-то внутри. Рядом с ненавистью, вросшей в человеческие сердца. Если найти причину ненависти, он сможет найти и любовь.
И мальчику было интересно, как устроен этот мир с изнанки. После кошки настал черед новенького мопса. Но родители пришли в ярость, увидев испачканный кровью ковер. Так думал мальчик, не понимая, что снова прервал чужую жизнь, пока искал, где же спрятан этот комок всех его бед и желаний.
Реальность превратилась из косых взглядов дома в понимающие заученные улыбки детских психологов в душных кабинетах, забитых мертвыми игрушками, с которыми мальчику не было интересно играть.
Психологи, как один человек, говорили сблизиться с семьей, попытаться понять её. Найти себе хобби. Желательно совместное. И один умудрился заикнуться, что истинная любовь таится в сердце. Любящее сердце всегда сможет понять ближнего своего.
И, кажется, их маленький пациент воодушевился, скупо кивнув, он бежал на всех парах к забирающим его родителям, бледным и испуганным, никогда не улыбающимся, взирающим на него косо сверху вниз, как смотрят на нечто уродливо-непонятное.
Следующей ночью, когда он счастливый своим сделанным открытием, с безумным взглядом первооткрывателя, весь забрызганный кровью прибежал в комнату, в одной руке держа нож, а в другой – с непонятным кровоточащим ошметком, Темари проплакала всю ночь, согнувшись над исследовательским ложем, а Канкуро тупым безэмоциональным взглядом пялился в одну точку. Мальчик не понимал, почему брат с сестрой после того, как он нечаянно ударил спящих родителей ножом несколько раз в поисках злополучного сердца, отвезли его в психушку. В двенадцать лет в тюрьму еще не сажают. Таких запирают от общества, выплачивая деньги клинике, лишь бы монстра не выпускали наружу и не напоминали о его существовании. И так из года в год. Из клиники в клинику.
Мальчик не понимал, почему на него так злы. Ему просто было интересно, как устроен мир, и где же внутри таится та тайна, что заставляет людей понимать и любить друг друга.
Но кое-что Гаара понял наверняка — в “Красной Луне”
не так, как в остальных клиниках. Здесь нельзя спать. Приходит сон — приходят и они. Включают яркие лампы над операционным столом, выстраиваются над беззащитным спящим, как он когда-то над домашними питомцами и родителями, и сыплют ему в глотку песок, записывая в тетради вероятно подробности того, как он пытается его выблевать из себя.Пауки заползают в его рот, как когда-то в детстве заполз маленький паучок, пока его пытались похоронить заживо. Но пауки в “Красной Луне” во весь рот и их нельзя выплюнуть или хладнокровно проглотить — они раздирают глотки.
Но ночи в “Красной Луне” стали переноситься легче, с тех пор, как его за руку взял ангел.
Поле жуткой первой ночи Итачи пролежал в палате весь день — обессиленный и похожий на пожеванный и выблеванный комок, совсем как то, чем его стошнило во второе утро в «Красной Луне».
Кисаме прописал постельный режим и маленькие синенькие пилюли, которые теперь Учиха был не против спрятать под языком и выплюнуть под подушку. Но Хошигаки тем же беззаботным тоном невинно спрашивал: «Нам ведь не нужно проверять, выпил ли ты таблетку?». А сам проверял, тыча фонариком в самую глотку и, удовлетворившись результатом, скалил акулью улыбку, которая преследовала в первый кошмар. Во вторую ночь Итачи силился не уснуть в надежде послушать, что же все же творится в оковах клиники, но сон сморил новым бредом, пробудив кинжальной болью по всему животу и новым выблеванным сгустком желчи.
— Может, это побочные действия от таблеток? — предположил Учиха уставшим голосом, пока Кисаме с чинным видом выводил непонятные зашифрованные закорючки в карте.
— Не думаю. Скорее всего, стресс или на кухне что-то было не свежим. У вас совсем осунувшийся вид, думаю, я направлю вас сегодня на электрический сон.
— Электрический сон? — скептически переспросил Итачи, выкашливая последний горький ком, застрявший в носоглотке.
— К глазам цепляются маленькие чипы и погружают в сон на полчаса. Заменяет обычные восемь часов сна. Вы еще не адаптировались к нашему режиму и плохо спите.
— Я слышу крики вторую ночь.
— Пациенты часто вопят ночью, это нормальное явление.
“Красная луна” дарила призрачное ощущение свободы. Ничем не стеснённые прогулки по территории, но на каждом шагу дежурит медбрат, навострив уши. Высокие потолки клиники кружили голову, неосвещенные вечером они тянулись в бездну, в которую Итачи вглядывался, бесцельно бродя по коридору. Из-за чертовых успокоительных таблеток мысли мешались в кучу, из-за чего он не мог нормально продумать план, как проникнуть в башню, где обитали буйные больные. Прошло уже два дня, у него осталось всего пять, из которых нужно умудриться не свихнуться в конец, найти Саске и забрать его из этого дурдома.
Решетчатое витражное окно переливалось радужными бликами, отбрасываемыми на пол, Итачи шел к источнику света и свежего воздуха, облокотился боком на стену и ловил лучики света, пока не наткнулся на бумажную фигурку. Ангел, подвешенный на верёвочке, качался на ветру, распростерев клетчатые крылья. Учиха поймал его в ладони, аккуратно и бережно, точно мог сломать хрупкую фигурку, которая, быть может, имела большое значение для некоего больного.
— Это символ надежды, или скорее хранитель кричащих душ, как его тут называют местные, мм.