Птичка по имени Авелин

– Эва, нужна твоя помощь, - отрывисто бросил он. – Шантор ранен.

– Надо позвать врача, - предложила я.

– Нет. Никто не должен знать. Ты перевяжешь его. И рану зашьешь. И нужен укрепляющий отвар. К завтрашнему вечеру он должен уйти отсюда на своих ногах.

– Это невозможно, - всплеснула я руками. – А если задето легкое? Я ведь не врач, Ральф!

– Ты аптекарь. И травница. Так нужно, Эва. Иначе нам всем будет плохо.

Ада умоляюще на меня смотрела, и я сдалась. Мы перенесли Шантора на стол. Я быстро влила ему в рот сонное зелье – всё же я по старой привычке привезла кое-какие пузырьки из Белого Замка – и мужчина затих. Его тело обмякло. Мы с Адой разрезали его одежду. На мой взгляд рана на груди выглядела скорее страшной, чем опасной. Она была широкой, но поверхностной. Рассечены были только мышцы. Внутренности не задеты. Остальное было делом техники: промыть, сдвинуть края серебряными палочками, зашить шелковой нитью. Зашивала Ада, у меня слишком тряслись руки. Потом я наложила мазь и тугую повязку, и Ральф перенес друга в постель.

– Эва, завтра он должен быть на ногах, - напомнил муж.

Я задумалась. После такой раны лучше бы лежать в постели неделю, а то и две. Боль будет страшная. Конечно, Шантор мужчина, но он тоже живой человек. Справится ли?

– Ниххонские свитки, - вспомнила я. – Был там один рецепт!

Ральф кивнул и притащил мне все бумаги, которые он захватил из замка. Ада, прекрасно знающая ниххонский, быстро помогла нам найти нужный свиток. А вот с ингредиентами было сложнее. Будь я в Фулбине… но я в столице и понятия не имею, что из этого есть в аптеке. Так, а снежноцвет можно заменить пастушьей сумкой, я читала об этом когда-то. Корень рассветника – валерианой. А еще можно добавить ивовой коры, чтобы не началась лихорадка. Написала Ральфу перечень, он умчался добывать травы, а сама напоила Аду горячим молоком с медом, заставила ее переодеться в чистое и попыталась расспросить, что случилось. Она упрямо молчала.

Ральф вернулся довольно быстро и, к моему удивлению, со всеми нужными травами. Я отправилась на кухню варить укрепляющий отвар. Судя по описанию, зелье даст эффект силы и уберет любую боль на несколько часов, но потом Шантору будет очень плохо, но супруг сказал, что пусть так, только бы никто не знал, что его друг ранен.

– Расскажешь? – спросила я Ральфа, который молча наблюдал за тем, как я довожу до кипения отвар.

– Глупо вышло, - вздохнул муж. – В руки Люциуса попало письмо, которое никак не должно к нему попасть. Там есть имя и кое-какие данные… Это практически приговор одному человеку. К сожалению, по указанным в письме приметам можно вычислить многое… Шантор хотел украсть письмо, но столкнулся с охраной. Его ранили. Завтра будут искать раненого – для Люциуса это просто подарок.

– Почему же Люциус и Вазилевс не могут жить мирно?

– Ходят слухи, что король больше любит младшего сына и хочет передать власть ему. Люциус спит и видит себя королем. Он давно пытается убить брата, но это не так-то просто…

– Политика, - кивнула я, переливая отвратительно воняющую жижу в чашку.

– Именно так. А оно так и должно выглядеть?

– Да, это ж ниххонское зелье. Они все мерзкие на вид, вкус и запах. Вот если бы пахло приятно, я б решила, что что-то напортачила.

– Тогда ладно. Иди спи, Эва. Дальше я сам.

Я кивнула и отправилась в спальню, прекрасно зная, что уснуть я не смогу. Но с Ральфом лучше не спорить. Я уже достаточно хорошо его знала – он мог взорваться по любому поводу, наговорить гадостей, а потом долго просить прощения. Я всегда прощала, потому что по большей части он был неплохим мужем – добрым, щедрым, заботливым… пока я делала всё то, что он хотел.

Некоторое время я действительно лежала в постели, размышляя о произошедшем. Ральф сказал, что содержимое письма опасно. Не заденет ли это и его, как «задело» Шантора? А что, если граф Волорье будет объявлен преступником? Он ведь не невинный барашек. Во всяком случае, те яды, которые я не раз для него варила в Белом Замке, явно использовались по назначению. Что будет со мной, если он попадет в немилость? А с Адой? А с Клебсоном и Хлоей? Интуиция подсказывала мне, что ставки в этой игре очень высоки. Не в силах вынести неизвестности, я вскочила, натянула утреннее платье и побежала к Аде. 

27. Воровка

Ада, конечно, тоже не спала. Она сидела возле спящего мужа, хмурилась, нервно постукивала ножкой по ковру и была совершенно очаровательна в пеньюаре с чужого плеча, который был ей весьма велик.

– Эва! – радостно улыбнулась она мне, словно усилием сбрасывая с себя тревогу. – Спасибо тебе! Как хорошо, что ты – травница!

– Ральф рассказал мне, что произошло, - сказала я, садясь на край постели Шантора. – Ты не знаешь, насколько опасно это письмо?

– Настолько, что мой муж лично рискнул жизнью, чтобы украсть его, - помрачнела девушка. – Мне страшно представить, что будет, когда его содержимое дойдет до короля. Понимаешь, в самом письме вроде бы и нет ничего такого… но Люциус всё вывернет наизнанку, он умеет.

– Ты знаешь, что внутри, да?

– Приблизительно. Не переживай, выкрутимся, - Ада вымученно улыбнулась. – Главное сейчас, что Эдвард жив и вне подозрений. Благодаря тебе.

Ада обычно называла мужа по фамилии, мне всегда казалось это странным, но Ральф сказал, что Шантор – последний из своего рода. Других Шанторов просто не было в Ранолевсе. А Волорье – были. У него была сестра и двоюродные братья. Он с ними не общался.

Сейчас Ада называла мужа по имени, это прозвучало так нежно и интимно, что я отвернулась. Всё же она любит своего мужа… несмотря на ниххонских послов.

К вечеру Шантор встал, как ни в чем не бывало. У него ничего не болело, он был бодр и весел. Вместе с Адой они отправились на королевский бал. Мы с Ральфом решили ехать позже.

Ральф был хмур, взволнованно кусал губы и сердито поглядывал на меня.

– Что я должна сделать? – наконец, не выдержала я. – Скажи уже прямо!

– Ты должна украсть письмо.

– Что? – ахнула я. – Шантора, мужчину, прекрасно владеющего шпагой, чуть не убили, а ты хочешь, чтобы я…

– Тихо, не верещи. Ты – птица. Тебе это ничего не будет стоить. Обернулась в саду, залетела в окно, взяла письмо и обратно. Во время бала в покоях Люциуса никого не будет.

– Сейчас поздняя осень, Ральф, - устало напомнила я. – Какие окна? Холодно. Никто не открывает окна в ноябре.

– Я решу этот вопрос. Ну что, сделаешь?

Я задумалась. Действительно, это выглядело просто. Залететь, взять письмо, улететь. Раз плюнуть, как сказала бы тетушка Агнесс.

– Насколько это важно?

– Очень важно, - нехотя ответил Ральф. – Это спасет множество жизней. В перспективе.

– Я попробую.

– Очень хорошо, - он, кажется, нисколько не был удивлен. – Я расскажу тебе, как оно выглядит, чтобы ты ничего не перепутала.

===

Я боялась оборачиваться при Ральфе. Несмотря на то, что клеткой он мне больше не угрожал, в глубине души я так его и не простила. Мне пришлось сделать над собой усилие. Всё это напоминало самые страшные мои кошмары. Я сделалась птицей прямо в бальном зале, в оконной нише за портьерой – так меня точно никто не должен был заметить. Выходить куда-то времени не было. Графиня Волорье – персона узнаваемая. Увидят где-то не в том коридоре – запомнят. А в бальной зале, практически на виду у всех да возле открытого окна – никто и не подумает. Кроме того, в Ранолевсе вовсе не верили в оборотней. Скажи им, что человек может обернуться каким-то животным – и тебя поднимут на смех.

Окна покоев Люциуса я нашла без труда. Там за приоткрытой створкой горел крошечный фонарик, почти незаметный с улицы. Я не знаю, кто сообщник Ральфа во дворце, но он сделал свое дело чисто. Протолкнулась в узкую щель, обернулась человеком, огляделась. Как я и боялась, на столе наследника было слишком много бумаг. Не так-то просто найти это проклятое письмо. Я волновалась, торопилась и оттого была неуклюжа. Ворошила бумаги, сразу отбрасывая прочь ненужные. Наконец, взгляд зацепился за нужные строчки. Есть!