Пустоши Альтерры. Книга 2

— Интересное имя. Где он сейчас?

— Меня ищет.

— Значит, бывший клановец, караванщик без группы, житель Альдены, с напарником, который поднимет шум?

— Всё верно.

Дознаватель прищурился, оценивая, стоит ли верить каждому слову.

— И что, по-твоему, мне с этим делать?

— Проверить.

Губы дрогнули в короткой усмешке, пальцы сцепились в замок.

— Проверим. Конечно, проверим. — Голос лениво-ровный, в нём уже слышался намёк на предсказуемое. — Только пока всё займёт время… Думаю, тебе стоит задержаться у нас подольше.

Тусклый свет едва пробивал плотный слой пыли, превращая узкий коридор участка в угрюмый туннель. Гул шагов охранников отдавался глухими ударами в бетонных стенах, пока они молча уходили прочь от камеры, где теперь находился Вектор.

Его заперли в одиночке.

Массивная дверь без смотрового глазка. Узкое зарешеченное окошко, впускающее тонкую полоску света. Затхлость, промозглый холод. Запах металла и сырости въелся в камень так же крепко, как в ткани тех, кто сидел здесь до него.

Дойдя до массивной двери, ведущей в служебное помещение, высокий охранник толкнул её плечом, пропуская напарника внутрь. Здесь можно было говорить без опаски.

— Ну и что скажешь? — ленивый голос, пропитанный усталостью, будто вся эта работа давно превратилась в рутину.

Коренастый медлил.

Подошёл к столу, провёл ладонью по щетинистому подбородку, задумчиво посмотрел на запертую дверь. Только потом заговорил:

— Не нравится мне этот тип. — Голос низкий, хриплый, с ноткой сомнения. — Слишком спокойный.

— Караванщик — безразлично бросил высокий, пододвигая стул. — Эти ко всему привыкли

— Да не в этом дело. Он вообще не дрогнул, когда застёгивал наручники. Не нервничал, не давил. Даже вопросов толком не задал.

— Опытный — пожал плечами высокий. — Может, не в первый раз сидит.

— Может… — коренастый почесал затылок, скользнул взглядом по столу, затем опустился на стул. — А может, он просто знает, что за ним придут.

Высокий приподнял бровь, прикурил сигарету, выдохнул дым в потолок.

— Думаешь?

— Он сам сказал: напарник остался в городе, искать будет. — медленно проговорил коренастый, словно проглатывая сомнения.

— Все так говорят, — хмыкнул высокий, стряхивая пепел. — У них всегда кто-то должен прийти — брат, командир, клан, богатый друг. А потом никто не приходит.

Коренастый коротко кивнул, сцепив пальцы в замок.

— Мы и так по горло в этом — пробормотал он.

— Знаю — бросил высокий, выдыхая сизый дым.

Молчание повисло в комнате.

— Утром в журнале будет запись: «освобождён».

Коренастый медленно перевёл взгляд на папку, задержался на ней, будто надеясь найти ответ. Затем, не поднимая глаз, выдохнул:

— Ладно.

Они шагали неспешно, гул их шагов гас в каменных стенах, пока направлялись к одиночной камере. Ни спешки, ни признаков, что эта ночь чем-то отличается от других. Формальности важны — они держат систему в порядке, сохраняют облик перед проверяющими, случайными свидетелями, собственной совестью.

Вектор сидел на узкой металлической лавке, выпрямившись, без напряжения. Просто взглянул на охранников, кивнул.

— Подъём, караванщик — коротко бросил Высокий, делая шаг назад. — Ты свободен.

Без слов он вышел из камеры, двинулся по коридору, сопровождаемый по бокам, как положено. Тишина тянулась вязкой паутиной, только из дальних комнат доносились приглушённые голоса — смена охраны заканчивалась.

В караулке, за деревянным столом, под дребезжащим светом одинокой лампы всё шло по протоколу. Высокий развернул перед ним толстый журнал, провёл пальцем по строкам, остановился.

— Распишись и палец прокатай. Подтверждаешь, что освобождён, претензий нет.

Вектор взял перо, изучил страницу, поставил подпись, макнул палец в губку и поставил рядом отпечаток.

— Вот и всё, караванщик — произнёс без эмоций. — Удачи на дорогах.

Коренастый распахнул дверь.

Вулканис встречал пустыми улицами. Фонари бросали рваные тени на камень, воздух ещё хранил ночной холод. Вектор шагнул вперёд, но едва пересёк порог, как ночная тишина взорвалась движением. Рывок. Жёсткие пальцы стиснули плечи, сдавили запястья. Быстро, чётко, без суеты. Грубая ткань легла на рот, заглушая любые звуки. Затем мешок — резкий толчок, мир утонул в темноте.

Охранники внутри не подняли глаз. Высокий методично вытирал пятнами заляпанный стол, словно ни о чём не знал. Коренастый у двери лишь тяжело вздохнул, пока глухие шаги растворялись в ночи, утаскивая бывшего задержанного.

Запись в журнале осталась — аккуратный почерк подтверждал: "Освобождён. Час до рассвета. Дата, подпись, палец."

Сознание возвращалось толчками, словно его вытягивали из вязкой, чёрной бездны, каждый рывок пробуждения сопровождался вспышкой боли и мутной волной тошноты. Первая осознанная мысль — воняет.

Зловоние висело в воздухе плотной, удушающей пеленой, оседая на языке, заполняя лёгкие разъедающей смесью гнили, тухлой воды, разложения и химической вони, от которой щипало глаза. Каждый вдох казался пыткой, каждый выдох — облегчением, которое длилось лишь мгновение.

Полумрак, тусклый жёлтый свет коптящих горелок едва пробивался сквозь плотные испарения, превращая помещение в вязкий кошмар. По стенам метались тени, плясавшие в такт движущимся механизмам — ржавым, скрежещущим, судорожно дёргающимся, словно старый организм, готовый окончательно сдаться.

Звякнула цепь, короткая, надёжно закреплённая в стене на массивном, заросшем ржавчиной крюке, конец был прикован к лодыжке.

Огромное, низкое помещение с бетонными стенами, покрытыми тёмными потёками, выглядело так, будто само гнило изнутри. Пол был влажным, липким, усеянным мутными лужами, в которых отражались маслянистые разводы.

По краям зала возвышались огромные металлические резервуары, заполненные густой, мутной жижей, в которой что-то медленно бурлило. Над ними, скрипя шестернями, вращались древние механизмы очистки — длинные металлические скребки, лениво перебирающие плотную массу отходов, утаскивая её в другие отсеки.