Путь служанки
Шрифт:
Император строго добавил:
– Вэй Инло, у тебя хватает наглости называть эту мазню каллиграфией? И бесстыдно заявлять, что она с каждым днем все лучше? Бедная императрица! Ступай обратно и перепиши сотню листов! И никакого отдыха, пока не закончишь!
Инло склонила голову, процедив сквозь зубы:
– Слушаюсь.
Глава 47
Есть мясо и разделять благословение
Ночное
Вэй Инло переписала все сто листов. Императрица с улыбкой взглянула на аккуратно выведенные на белой бумаге иероглифы:
– Молодец, получается все лучше! Не зря государь именно так и наказал тебя!
Инло отложила хучжоускую кисть [86] и, поджав губы, спросила:
– Госпожа, наказывают ведь обычно за проступок. Что же такого я совершила?
Императрица ответила не сразу.
– Государь всегда прав, – со вздохом сказала она. – Раз он сказал, что ты провинилась, значит, так и есть. Как бы там ни было, старшую наложницу Цзя тоже наказали, так что, считай, его величество воздал тебе за твои страдания.
86
Хучжоуские кисти издревле считаются лучшими для каллиграфии. Их производят в Хучжоу (пров. Чжэцзян).
Воздал? Инло задумчиво глянула на толстенную кипу листов на столе. Ей это показалось забавным, и, покачав головой, она ответила:
– Если уж и воздал, так не мне, а дворцу Чанчунь. Если уж виновный должен получить наказание, то почему досталось только старшей наложнице Цзя, а великий князь И вышел сухим из воды?
Императрица бросила взгляд на окно, феникс из золотых нитей на ее платье сиял в солнечном свете.
– Довольно зацикливаться на этом, – спокойно ответила она. – Великий князь И – двоюродный брат государя.
Сияние вышитого феникса почти ослепило Инло.
– Верно, он – двоюродный брат государя. А я – лишь ничтожная служанка! Подумаешь, оболгали, даже если бы я с жизнью попрощалась, он бы и не взглянул на меня! Он разгневался из-за того, что великий князь И сговорился с наложницей и чуть не опозорил семью! Выходит, со старшей наложницей Цзя разобрались, а этот как ни в чем не бывало будет и дальше жить припеваючи!
Императрица взглянула на нее и как можно мягче произнесла:
– Инло, он ведь родной сын тринадцатого дяди государя, к тому же потомственный князь Великой Цин. Разве мог государь сурово его наказать?
Инло посмотрела на императрицу. Все-таки она и дворец Чанчунь – единственный оплот и поддержка Инло во всем Запретном городе. Раз уж между дворцом Чанчунь и великим князем И промелькнула неприязнь, то лучше будет не ждать атаки, а нанести удар первыми.
В глазах девушки заблестела холодная решимость, она принялась размышлять:
«Что же такого должен совершить потомственный князь, чтобы к нему потеряли уважение?»
– О чем задумалась? – полюбопытствовала ее величество.
Инло тут же собралась и, улыбнувшись, ответила:
– Да так. Подумала, что в любом случае я обязательно вас защищу.
Императрица немного удивилась, у нее потеплело на сердце, и она мягко произнесла:
– Вот глупышка!
Время
течет, как река: плавно и размеренно. Один день во дворце сменяет другой, мало чем отличаясь от предыдущего. Одни и те же люди, виды, рутина, и потому любые маломальские изменения в привычном течении будней привлекают много внимания.В один из таких дней Инло, вернувшись из дворца Юнхэ, потянула Эрцин за рукав и спросила:
– Эрцин, а что значит «есть мясо и разделять благословение»?
Та ответила вопросом на вопрос:
– Ты увидела, что ли, как У Шулай приказал черных свиней приготовить?
– Ага, – закивала Инло. – По пути столкнулась со слугами, которые несли на плечах двух большущих свиней. Мне аж страшно стало. До того огромные!
Эрцин прыснула со смеху:
– Ну, немудрено. Не каждый день таких встретишь! Необычно, правда? С давних пор во дворце Куньнин частенько возносят жертвы предкам, а каждый второй месяц проводится большое пиршество. Государь потчует имперских стражников и чиновную знать мясом, чтобы разделить с ними благословение. И гарем не остается в стороне. Завтра пиршество и состоится.
А затем добавила:
– Хоть это и считается за благословение, но на деле мясо варят без приправ в пресной воде, оно совершенно безвкусное, а иногда и недоваренное. Ее величество никогда его не любила, но портила себе желудок этим мясом. Хочется верить, что сейчас все обойдется.
Инло тоже задумалась о здоровье своей госпожи, в голосе ее зазвучала грусть:
– А отказаться никак нельзя?
Эрцин вздохнула и сказала:
– Это ведь благословение, и отказ от него считается за оскорбление предков и богов! Как-то раз одного чиновника вырвало от этого мяса. Так ему дали восемьдесят палок!
«Восемьдесят палок за оскорбление предков и богов».
Сердце Вэй Инло забилось чаще. Ей подвернулся прекрасный случай, и она ни за что его не упустит.
= Тем временем в комнатах стражников =
Хайланьча настойчиво подмигивал Фухэну, издавая при этом какие-то странные звуки.
Тот бросил на него удивленный взгляд:
– Да что с тобой такое? Совсем уже спятил?
Хайланьча скучающим тоном произнес:
– Эх, ты так и не научился читать мои мысли. Глянь туда! Кто это там?
Фухэн посмотрел, куда показывал товарищ, и, заметив девушку в форме служанки, тотчас же встал, хлопнул Хайланьча по плечу и бросил короткое:
– Скоро буду.
Хайланьча, глядя вслед, задумчиво вздохнул:
– Ну надо же, раз в год и камень может зацвести!
Инло стояла под ветвями ивы, ее фигурка чем-то неуловимо напоминала стройное деревце. Услыхав звук шагов, она торопливо обернулась. В ее ясных глазах Фухэн увидел свое отражение.
– Молодой господин!
– Зачем ты здесь? – спросил он, даже не осознавая, насколько ласково и мягко это прозвучало.
– Я пришла отдать вам это, – ответила Инло, протягивая ему маленький бумажный сверток.
Фухэн развернул его и некоторое время пристально смотрел на содержимое.
– Перец с солью? – недоуменно спросил он.
Инло кивнула.
– Завтра состоится большое пиршество. Говорят, что жертвенное мясо на нем, по обыкновению, недоваренное и совершенно пресное. А если стошнит, так еще и палок можно схлопотать. Я для вас и припасла соль с перцем, – сказала она с искренней заботой. – Вы тайком приправьте, пока никто не видит. Так хоть съесть можно будет.